Незаметно, прижав свой бокал к щеке, подошла Саша и уверенно сказала:
— Мне кажется, что ты Дева.
— В чем дело? — Почерневшее лицо Кэролайн стало под стать ее гетрам и футболке. — Что ты хочешь этим сказать? А кто же тогда она? Плод непорочного зачатия? — Она показала на темные кудряшки Милли. Малышка в это время с важным видом изучала муравья.
Саша невозмутимо продолжала гнуть свою линию:
— Да я всегда точно определяю. Ну сознайся?
Не дожидаясь, пока Кэролайн окончательно выйдет из себя или начнет демонстрировать им свою разорванную девственную плеву, Иви пояснила:
— Она хочет сказать, что вы — Дева по гороскопу, родились в сентябре… Это Саша. Звезды — предмет ее гордости.
— О, — только немного успокоившись (а всех остальных повергнув в отчаяние своими заявлениями), Кэролайн объяснила, что она Близнец. — К тому же я не верю во всю эту астрологическую чепуху.
— Понятно, Близнецы никогда не верят, — продолжала Саша, ожесточаясь.
Между тем, вдохновленный новой темой, Бернард собрался с духом и высказался:
— Разве не увлекательно размышлять о движении небесных тел, руководствуясь законами, со времени открытия которых прошли целые столетия, и осознавать, что они руководят нашими судьбами?
— Фигня, — отрезала Кэролайн.
До того как Саша начала защищаться, Иви сменила тему:
— П. Уарнз, — сказала она, — просил передать… Или это она?
Все тупо переглянулись. Кэролайн не удосужилась дать пояснения, поэтому Бернард помялся и неуклюже проговорил:
— Я не знаю. Может, это он. Но не исключено, что она. Или нет…
— Вы хотите сказать, что никогда не видели П. Уарнз? В платежной книге указано что… данный квартиросъемщик живет здесь уже два года.
— Никогда не видел, — сказал Бернард извиняющимся тоном.
Кэролайн помотала головой.
— Знаешь, — проговорила она с набитым закусками ртом, — мы все время слышим, как он ходит. И стучит, и чечетку отбивает. Или катает что-то без конца.
Иви не на шутку забеспокоилась. Особенно насчет чечетки. Ей никогда не приходилось встречать приятного человека, который отбивал бы чечетку.
— И что же он там делает?
— Одному Богу известно. — Кэролайн протянула свой опустевший бокал. — Ну, видимо, что-то делает со всей этой ерундой, что ему вечно приносят.
Иви оставалось только спросить:
— Что именно ему приносят?
— Просто коробки. Большие коробки. Маленькие коробочки. — Кэролайн оказалась неспособной давать вразумительные объяснения. — Коробки средней величины, — добавила она после некоторого размышления.
— Ультрафиолетовый свет сначала всех приводил в замешательство, — сказал Бернард, — но постепенно все привыкли.
— Ультра… — Иви прервал Бинг, вернувшийся с двумя большими бутылками.
— Исключительный напиток для мадемуазель Милли! — закричал он, вызвав тем самым аплодисменты и громкий визг Милли. — Пожалуйста, еще аплодисменты! Разве не ради них я живу?!
— О, вы трагический актер… Бинг?
Необычное имя не могло не вызвать трудности произношения у Бернарда, но он мужественно их преодолел.
Бинг наполнил все бокалы.
— Я танцор и певец. На данный момент я занят в «Джозефе». Я хочу сказать, что я поочередно исполняю там разные небольшие партии.
— Ты поешь и вертишься на сцене и тебе еще за это платят деньги? Вот везуха! — высказалась Кэролайн.
— Так оно и есть. — Бинг поднял бокал без улыбки. — Но ради этой «везухи» я много тренировался и напряженно работал.
За время этого маленького торжества небо успело затянуться темно-розовой краской, а от избытка вина и явного недостатка существенной закуски Ивина досада только возрастала, а голова переставала работать.
— Тост! — внезапно воскликнула она, прервав рассказ Бернарда о том, что он не бывал в театре с тех самых пор, как мама водила его на любительский спектакль «Оклахома!» в 1987 году. Четыре слегка опьяневших лица уставились на нее. Милли была поглощена засовыванием листьев в свой любимый напиток.
— Мы собрались здесь сегодня все вместе по воле одной необыкновенной женщины. Одной удивительной женщины.
— Не заплачь, — прошептал Бинг, прекрасно знакомый со всеми стадиями Ивиного опьянения.
— Не волнуйся, — в ответ ему шепнула Иви; глаза ее заблестели. — Давайте поднимем наши бокалы за друга, который ушел от нас, но не забыт. За Белл О'Брайен!
— Белл О'Брайен, — эхом отозвались остальные, торжественно поднимая свои бокалы.
Одна Кэролайн хранила молчание, разглядывая вино.
Иви сделала было движение в ее сторону, но Бинг, давно выучивший, что за слезами следует агрессивность, жестом руки остановил ее.
— А вы не хотите выпить с нами за Белл? — обратился он к Кэролайн учтиво.
Кэролайн выставила вперед подбородок. Ее лицо порозовело.
— Ее больше нет, правда ведь? Она мертва. Конец. Какие могут быть тосты за нее? Все. Проехали. Она гниет в земле.
Пока вокруг сгущалась тишина, она нагнулась и взяла Милли за руку:
— Идем, Милли, тебе уже пора быть в кроватке.
Пока Кэролайн шла, Иви оттолкнула удерживающую ее руку Бинга и проговорила голосом излишне громким и излишне эмоциональным, чем того требовала ситуация:
— Проехали — не про нее. Ее любили. На ее могиле лежит маленькая записка, и там сказано, что кто-то тоскует по ней. А вот по такой, как ты, никто тосковать не станет!
Кэролайн не остановилась и не обернулась. Никто ничего не сказал, пока Саша печально не изрекла:
— С чакрой у этой девушки ничего не поделаешь.
Иви досчитала до десяти и снова обратилась к помощи друга. Пока Саша с подвыпившим Бернардом беседовала о духовном здоровье, она прислонилась к Бингу и жалобно спросила:
— И зачем я это сказала? Какая из меня после этого домохозяйка? Ну разве можно себе представить более неудачное начало?
Бинг обнял ее своими сильными загорелыми руками.
— Прекрати пищать, — успокаивал он, целуя Иви в макушку. — Утром можно извиниться. Честно говоря, она это заслужила. И вообще, вечер прошел на редкость успешно. Взгляни на Бернарда. Он надел свою самую бесформенную твидовую курточку исключительно ради тебя!
Иви улыбнулась, но вскоре опять помрачнела.
— П. Уарнз даже не пришел…
— Не расстраивайся. Мы поймаем его или ее. Мне даже кажется, что сейчас твой загадочный жилец — дома.
Бинг указал на окна верхнего этажа. Их голубоватый свет призрачно мерцал в сумерках. Слабый, какой-то цыплячий звук был едва различим за словами Саши, объясняющей Бернарду причины его депрессии.
Над входной дверью раздался звонок.
— У меня же свидание!
Бинг бросил Иви и полетел открывать.
Слишком пьяная, чтобы обижаться из-за его дезертирства, Иви раздумывала над тем, кто бы это мог быть. Ее изумляли не только крики гостей Бинга, но и их количество. Бинг придерживался того мнения, что ни один мужчина не может устоять от соблазна подобного рода, что даже самый последовательный гетеросексуал подвластен его чарам. Иви надеялась, что это не так, но свита обожателей Бинга приводила ее в ужас.
Он любил повторять: «Весь мир голубой, и ты это знаешь», — и если судить по таксистам, боксерам, полицейским, охранникам и даже одной звезде телеэкрана, которые оказались под его пуховым одеялом, то с ним трудно было не согласиться.
Человек, который сейчас, застенчиво улыбаясь, спускался по неровной лужайке, был еще одним тому доказательством. Сверхмодные, неудобные, обтягивающие бедра кожаные брюки не позволили Иви ни на минуту усомниться, что мистер Снайл-младший — гей.
После того, как Бинг поторопился увлечь своего нового друга-адвоката под яркие огни Кэмптон-стрит, Бернард заторопился домой.
Иви стало смешно. Саша разошлась вовсю, и Бернард не знал, что делать. Его участие в разговоре теперь было сведено к минимуму: от него требовалось только кивать головой и говорить «В самом деле?», а Саша продолжала просвещать его в вопросах буддизма и китайского гороскопа и доказывать, что Иисус на самом деле был космическим путешественником.
Веки Бернарда отяжелели. Даже его непокорные волосы поникли. Пора было его выручать.
— Кончай, Саша. Отпусти человека спать.
Это было не очень-то деликатно, но эффективно. Бернард вежливо промямлил: «О нет, нет. Это так увлекательно», — и заспешил, пошатываясь, к дому.
— Спокойной ночи. Большое спасибо за приятный вечер.
— О, бедняжка. — Саша с сожалением покачала головой при виде его поспешно удаляющейся спины.
— Точно, бедняжка, — рассмеялась Иви. Бернард в допотопной потертой одежде, торопливо бегущий через гостиную с развязанными шнурками, действительно выглядел весьма комично.
— Как? Ты это тоже заметила? — хватая ртом воздух, выпалила Саша. — Боже, что же мне теперь делать? Неужели опять? Это ужасно.