Читать интересную книгу Подкидыш - Юлиана Белозерова

В самом низу я нашла потрепанную голубую тетрадку и осторожно достала ее вместе с альбомом матери. Это оказалась не тетрадка, а мой детский альбом. И голубого цвета он был потому, что результаты УЗИ показали, что мать ждет мальчика. Внутри даже лежал немного поцарапанный снимок УЗИ, на котором врач обвел деталь, ввергнувшую всех в заблуждение.

В нормальной семье это стало бы предметом шуток, но только не у нас.

— Ты должна была родиться мальчиком, — не уставала повторять мать.

Многие матери ведут детский альбом, но редко кто забрасывает его, не успев начать. Однако моя мать не оставила в альбоме своей дочери ни единого слова. Все записи были сделаны либо отцом, либо Мэгги. А еще тут были отпечатки моих ножек, данные о росте и весе, а также свидетельство о рождении. Я осторожно прикоснулась к листку, словно пытаясь убедить себя, что мое рождение — реальность, а не выдумка. Я родилась в этой семье, что бы ни думали мы с матерью по этому поводу.

— Чем занимаешься, милая? — раздался негромкий голос Мэгги, и я вздрогнула. — Извини, не хотела тебя пугать. — Тетушка зевнула и провела рукой по растрепанным волосам.

— Ничего страшного, — пробормотала я и проворно запихнула голубую тетрадку в коробку, будто устыдившись чего-то. — Почему так рано вскочила?

— Я у тебя то же самое хотела спросить, — улыбнулась Мэгги.

Она опустилась на пол рядом со мной.

— Слышала, как ты встала. — Она кивнула на коричневый альбом, лежавший у меня на коленях: — Затосковала?

— Даже не знаю.

Мэгги погладила коричневую обложку:

— Ты тогда совсем малышкой была.

Я раскрыла альбом. Снимки шли в хронологическом порядке. Первые страницы были посвящены детству Мэтта. Увидев фото отца, тетушка хмыкнула, затем осторожно дотронулась до снимка и заметила, что отец был очень красивый.

Мы редко вспоминали о нем. Таким образом мы избегали разговоров о матери и ее сумасшествии. Мы старались забыть обо всем, что случилось в первые шесть лет моей жизни, в том числе и отца.

На большинстве фотографий в альбоме был брат. Мать, папа и Мэтт выглядели до нелепости счастливыми. Все трое светловолосые, голубоглазые. Словно сошли с рекламы «Холлмарк»[5].

Но стоило появиться моим фотографиям — и мать как подменили: вечно хмурая, угрюмая. На самом первом снимке мне было всего-то несколько дней. Я — такой умильный карапуз в комбинезончике с голубыми паровозиками, а мать смотрит на меня, как на мерзкое насекомое.

— Ты была такой милой малышкой! — засмеялась Мэгги. — А первый месяц щеголяла во всем голубеньком, потому что ждали мальчика.

— Это многое объясняет, — пробормотала я. — А почему мне новую одежду не купили? Деньги ведь были.

— Даже не знаю, — вздохнула Мэгги. — Мать твоя так решила. Она порой была очень странной.

— А как меня собирались назвать?

— Хм… — Мэгги щелкнула пальцами. — Майкл! Майкл Конрад Эверли. Но ты родилась девочкой, всех обманула.

— И откуда взялась Венди? Было бы логичнее назвать меня Мишель, что имени зря пропадать?

— Ну… — Мэгги задумалась, глядя в потолок, — мать была в депрессии и отказалась давать тебе имя. Отец тоже самоустранился, то ли чтобы мать поддержать, то ли фантазии не хватило. Так что имя тебе выбрал Мэтт.

— Ах да! — Я вспомнила, что уже слышала эту историю. — Но почему Венди?

— Трудно сказать. Просто ему нравилось это имя. Он очень любил сказку про Питера Пена. Забавно, правда? Ведь Питер Пен — мальчик, который не взрослеет, а Мэтт, наоборот, с детства был взрослым. Может, именно поэтому он всегда так тебя защищает. Он тебя назвал. Ты для него самая родная.

Я смотрела на фото. Мне года два, и меня держит Мэтт. Я лежу на животе, растопырив руки и ноги, а на лице брата до идиотизма счастливая улыбка. Он часто носился со мной по дому, держа меня так, словно я летаю. Он называл меня «птичкой Венди», а я заходилась от смеха.

По мере того как я росла, внешний контраст между мной и моими родными становился все заметнее. Я совсем не походила на них. Темные волосы, карие глаза.

На всех фотографиях мать выглядела раздраженной, словно она полчаса перед этим яростно ругалась со мной. Возможно, именно так и было. Я всегда и во всем ей перечила.

— Ты была упрямой девочкой, — признала Мэгги, глядя на снимок, на котором я позировала, вся перемазанная кремом с торта. В тот день мне стукнуло пять. — И всегда делала все по-своему. Даже совсем младенцем сутки напролет капризничала из-за колик. Но ты всегда была прелестным ребенком. Очень умная и очень забавная девочка.

Мэгги нежно убрала прядь волос у меня с лица.

— Ты всегда была достойна любви. Ты ни в чем не виновата, Венди. Ты не виновата в ее безумии.

— Знаю…

Но впервые в жизни я считала, что во всем виновата именно я. Если в невероятных утверждениях Финна есть хоть крупица истины, то я не дочь своих родителей. А наша очевидная несхожесть — наглядное подтверждение. Но лишь одна мать поняла это, поняла, кто я такая. Чудовище.

— В чем дело? — встревожилась Мэгги. — Что с тобой?

— Ничего, — соврала я и убрала альбом.

— Вчера вечером что-то случилось? Ты вернулась с бала сама не своя, да и сейчас…

В глазах тети Мэгги было столько беспокойства и любви, что мне стало чуть легче.

— Как ты спала?

— Просто я… еще толком не проснулась.

— Так что произошло на балу? Проблемы с тем мальчиком, да?

— Ну… все пошло не так, как я надеялась. Если честно, все вообще пошло шиворот-навыворот.

— Этот Финн тебя обидел? — В голосе Мэгги зазвучали угрожающие нотки.

— Нет, нет, ничего подобного. Он прекрасно себя вел. Но оказалось, что он просто друг.

— А-а…

В глазах тетушки промелькнуло понимание.

— Ничего, деточка, в твоем возрасте всем нелегко приходится.

— Не сомневаюсь, — пробормотала я.

Сверху донесся шум — проснулся Мэтт. Мэгги засуетилась, засовывая альбомы в коробку. Я помогала ей. Мэтт вряд ли стал бы ругать нас за то, что мы с утра пораньше смотрели старые снимки, но и не обрадовался бы. А меньше всего на свете я хотела сейчас расстроить брата. Достаточно того, что я усомнилась в том, что он мне брат.

— Если захочешь, можем снова как-нибудь поболтать о старых временах, — прошептала Мэгги. — Конечно, когда рядом не будет Мэтта.

— Договорились, — улыбнулась я.

Мэгги встала и потянулась.

— Займусь-ка я завтраком. Как насчет овсянки со свежей клубникой? От нее-то ты не будешь отбрыкиваться?

— Чудесно, — кивнула я.

Ну вот еще одно напоминание о моей непохожести на остальных. Угодить мне с едой всегда было непростой задачей. В младенчестве я даже от грудного молока отказывалась. Еще один аргумент в копилку доказательств моей инакости.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});