— Ты подкидыш. Подменыш, — ответила она спокойно. — Странно, что ты до сих пор в этом сомневаешься.
Сердце в груди учащенно забилось. Я прижала ладони к столу, чтобы не было видно, как дрожат руки. Оправдывались худшие мои подозрения. Мать повторила слова Финна. И они совсем меня не удивили. Видимо, в глубине души я всегда знала, что я чудовище.
Финну я не поверила, хотя семена сомнения его рассказ заронил. А вот те же слова, произнесенные Ким, убедили мгновенно и бесповоротно. Интересно, кому из нас троих на самом деле место в психушке?
— Откуда тебе это известно?
— Я это поняла в ту самую секунду, когда врач отдал тебя мне. — Мать смотрела в сторону. — Муж отказывался меня слушать. Я все твердила, что ты не наша дочь, а он…
Она умолкла. Мне даже показалось, что у нее задрожал подбородок.
— Но лишь оказавшись здесь, я поняла, кто ты на самом деле. Времени у меня было предостаточно. Я проштудировала всю больничную библиотеку. И в старом сборнике сказок нашла ответ. Оказалось, таким, как ты, есть название — подменыш.
— Подменыш? — Я уже с трудом сохраняла спокойствие. — Но что это значит?
— Ох, только не изображай святую невинность! — язвительно воскликнула Ким. — Моего ребенка подменили на тебя. Мне подкинули тебя, ясно? А мое дитя украли!
Ее бледные щеки вспыхнули лихорадочным румянцем, и санитар шагнул к нам. Ким решительным жестом остановила его и надменно вскинула голову.
— Но зачем? — спросила я, тут же осознав, что этот вопрос следовало задать не ей, а Финну. — Зачем кому-то забирать у тебя ребенка? Зачем подкидывать меня? И что с ним сделали?
— Чего ты добиваешься? Мало тебе тех страданий, что ты уже мне причинила? Ты прекрасно знаешь, что с ним сделали. Лучше меня знаешь!
— Нет, не знаю! Я ничего не знаю! — крикнула я в отчаянии и вскочила.
Санитар сурово уставился на меня, и я заставила себя сесть.
— Ты убила его, Венди! — прорычала мать, но лицо ее при этом не дрогнуло — все та же застывшая высокомерная маска.
Она подалась ко мне, сцепленные в кулак пальцы побелели от напряжения. Она изо всех сил сдерживалась, чтобы не броситься на меня.
Ким выплевывала слова, как будто пытаясь хлестнуть ими меня побольнее:
— Ты! Его! Убила! Убила моего сына! Затем свела моего мужа с ума и тоже убила его! Ты их обоих убила!
Я закрыла глаза и с силой сжала виски, чтобы не дать голове взорваться.
— Мама… Ким… Я была ребенком! Как я могла кого-то убить?
— А как ты заставила Мэтью привезти тебя сюда? — процедила она сквозь зубы, и меня буквально опалило ее яростью. — Он бы никогда не привез тебя по своей воле. Не позволил бы нам встретиться. Как ты его заставила?
Я опустила голову. У меня больше не было сил изображать невинность. Внутри стало пусто и холодно, как будто из меня высосали весь воздух.
— Может, то же самое ты сделала и с Майклом?!
Я видела, как холеные ногти впиваются в худые ладони, грозя вот-вот прорвать кожу.
— Я была ребенком! — упрямо повторила я, не веря уже себе. — Я не могла… И все равно! Зачем кому-то забирать его, а меня подкладывать вместо этого мальчика?
— Ты всегда была дьявольским отродьем. Я знала это с той самой минуты, как впервые взяла тебя на руки.
Она откинулась на спинку стула, посмотрела на меня в упор.
— Тебя выдали глаза. Нечеловеческие глаза. В них не было ни доброты, ни ласки.
— Тогда почему ты сразу меня не убила?!
— Ты же была… ребенком.
У нее затряслись руки, я видела, как дрожат губы. Высокомерие и надменность покинули ее.
— Вернее, я считала тебя ребенком!
— Но что изменилось? Почему ты решилась, когда мне исполнилось шесть? В день рождения. Что тогда произошло?
— Ты не моя. Я знала, что ты не моя. — Она смахнула слезы с ресниц. — Всегда знала. Но в тот день я все пыталась представить, что было бы, если бы мой муж и мой сын были живы. Это Майклу должно было исполниться шесть, а не тебе. Ты была ужасным, отвратительным ребенком. И ты была живой. А они умерли. Я просто… Все это вдруг стало невыносимо.
Она сделала глубокий вдох и устало покачала головой:
— И невыносимо до сих пор.
— Мне было всего шесть!
Я сама удивилась, сколь сильно задели меня ее слова. Вот уж не думала, что меня сможет так взволновать ее отношение.
Я еле сдерживалась, чтобы не сорваться на крик.
— Всего. Шесть. Лет. Понимаешь? Я была ребенком, а ты должна была быть мне матерью!
И неважно, родная она мне или нет. Я была ребенком, и она несла за меня ответственность.
— Я никогда ничего плохого никому не сделала! За всю жизнь! И Майкла я в глаза не видела!
— Не лги! — прошипела Ким. — Я тебя насквозь вижу! Чудовище! Я знаю, что ты что-то вытворяешь с Мэтью! Оставь его в покое! Он хороший мальчик, не смей над ним издеваться!
Она перегнулась через стол и до боли сжала мне руку. У нее за спиной тут же вырос санитар.
— Забирай что хочешь! Что угодно бери! Только отстань от Мэтью!
Санитар ухватил ее за предплечье, и она попыталась отстраниться.
— Кимберли, прекрати. Кимберли!
— Оставь его в покое! — закричала она.
Санитар поднял ее на ноги. Сопротивляясь, она продолжала орать:
— Ты меня поняла, Венди?! Меня не вечно будут здесь держать! Если хоть пальцем его тронешь, я закончу начатое!
— Хватит! — проревел санитар и поволок ее к двери.
— Ты не человек, Венди! Не человек!
Это были ее последние слова.
Я еще долго сидела одна, пытаясь хоть немного успокоиться. Меня била дрожь. Весь этот ужас упорно не желал укладываться в голове. Показаться Мэтту в таком виде я не могла.
Итак, все правда. Я подменыш. Я не человек. Я тролль. Она мне не мать. Она просто Ким, несчастная женщина, осознавшая, что вместо сына ей подсунули монстра. Который, возможно, и убил ее дитя. Неужели это я его убила? Или кто-то другой? Кто-то вроде Финна?
Ким убеждена, что я чудовище, и у меня нет доказательств обратного. Напротив, сплошные подозрения. Всю жизнь я приносила окружающим одни лишь страдания. Я практически разрушила жизнь Мэтта. Мало того, что из-за меня он постоянно вынужден срываться с места и переезжать, бросая начавшую налаживаться жизнь. Мало того, что я вечно заставляю его волноваться за меня. Так я еще манипулирую им. Играю как марионеткой. Использую. И как давно я этим занимаюсь? Может, он так остервенело меня защищает лишь потому, что я промыла ему мозги? Лучше бы Ким меня тогда убила. А еще лучше — сразу после рождения. Тогда бы я точно никого не мучила.
Когда я наконец заставила себя вернуться в приемную, Мэтт нежно обнял меня, а я стояла истуканом, уронив руки-плети. Он осмотрел меня, дабы убедиться, что я цела и невредима.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});