жил Элизе Реклю. С болезнью бороться было все труднее и труднее. Врачи находили состояние его здоровья безнадежным. Редкие периоды короткого улучшения неутомимый ученый использовал для работы над книгой «Цивилизация и великие исторические реки. Географическая теория развития современных обществ».
Для того чтобы лучше понять причину, побудившую Мечникова взяться за такой большой труд, необходимо в кратких словах осветить новую эру в географии, охватившую конец XIX — начало XX века, когда в общих чертах было завершено описание земного шара.
Разработку теоретической части географии начал немецкий ученый и путешественник Александр Гумбольдт, научная деятельность которого охватила первую половину XIX века.
Мир, подчиненный своим законам, в трудах Гумбольдта ожил, засверкал всеми красками природы от вечнозеленых тропических лесов, высоких гор, рек, озер, морей и океанов до вечных снегов полярных стран. Но взгляды его не были восприняты следующим поколением ученых. В значительной степени это объясняется тем, что география вскоре распалась на быстро развивающиеся частные дисциплины. Многообразие природы требовало объяснения каждого ее явления, отсюда предмет географии оказался как бы «разобранным» более узкими естественно-историческими науками: климатологией, гидрологией, ботаникой, зоологией, этнографией, археологией и др. Все они развивались в тесной связи с географией, включались в нее, но затем стали независимыми и друг от друга, и от своей «прародительницы». Таким образом, расцвет теоретической географии к концу XIX века сменился кризисом: развились и окрепли естественные дисциплины, подменившие ее на общем фоне науки.
Выдающимся достижением в области естественных наук была теория развития органического мира Чарлза Дарвина, позволившая видеть «один всеобъемлющий процесс мировой жизни, составляющий как бы непрерывную гигантскую цепь, звенья которой тесно и неразрывно связаны между собой», — писал Л. И. Мечников в 1884 году в статье в журнале «Дело», посвященной разбору этой теории.
Объяснив процесс постепенного развития органического мира в связи с теорией естественного отбора, Дарвин тем самым выдвинул на первый план идею эволюционизма. В основу его теории легли три положения, объясняющие развитие органических форм: борьба за существование, изменчивость и наследственность. «Чарлз Роберт Дарвин знаменует собой новую эру не только в биологии, — подчеркивал в той же статье Мечников, — но и вообще в истории человеческой мысли». Тщательно разработанная теория английского ученого опиралась на огромное количество неопровержимых фактов, объясняла множество загадочных явлений и указывала новые пути для дальнейшего исследования природы. И действительно, вскоре были предприняты попытки применить теорию Дарвина вне биологии. Ее принципами стали пользоваться в этнографии, антропологии, психологии, а также в географии.
И эволюционный подход к изучению природы все больше убеждал, что ничто в природе не существует обособленно: одно явление обусловливает другое, все взаимосвязано в своем развитии и поэтому должна быть наука, организующая природу в целом, в единстве. Определилось это не сразу, но постепенно стало ясно, что такой наукой должна стать география, и тогда произошло как бы ее «второе рождение».
У знаменитого географа, большого ученого Элизе Реклю зародилась и созрела мысль раскрыть перед читателем «тысячи взаимных отношений воздуха и воды, все явления планетной жизни». Реклю умел ярко, красочно описывать те страны, где он бывал, и здесь его можно было сравнить только с Гумбольдтом. Значение «Всеобщей географии» было огромно.
Л. И. Мечников, как и Э. Реклю, тоже подходил к изучению природы и народов комплексно, как эволюционист. Многие годы он собирал материалы по истории древневосточной культуры, изучал теории других географов и социологов и только после этого решил создать свою теорию о «взаимодействии между природой и обществом», или «географическую теорию развития современных обществ».
«Проблема, к которой я стремлюсь, — писал Мечников, — может быть сформулирована в следующих словах: какая таинственная сила налагала на некоторые народы то ярмо истории, которое осталось вовсе неизвестным для подавляющего большинства человеческих обществ? Каковы естественные причины неравного распределения благодеяний и тягостей цивилизации? Может быть, наши исследования бросят луч света на эти вопросы, социологическую важность которых излишне доказывать»[6].
Рассматривая природу не только саму по себе, но и в зависимости от воздействия на нее человека, который является «общественным существом, производителем материальных благ» («Дело», 1883), Мечников выступил с критикой так называемой робинзонады, говоря, что «робинзоны существуют только в детских книжках» (там же). Ученый справедливо отметил, что имеющиеся многочисленные «теории об обществе не дают нам ответа на вопрос, чем же должна заниматься социология» («Дело», 1880), и пришел к выводу, что до сих пор отсутствует подлинная наука об обществе.
Подчеркивая необходимость создания науки об обществе, Мечников, однако, не создал такой науки. Но среди других представителей антропогеографического направления в социологии Лев Ильич Мечников выгодно отличается тем, что в своей историко-социологической концепции он раскрывал активную роль человека в преобразовании природы. Человек для ученого не столько обитатель Земли, сколько ее преобразователь.
На протяжении длительного времени имя Льва Ильича Мечникова было предано прочному забвению. Если и вспоминали ученого, то лишь для того, чтобы осудить за теорию географического детерминизма.
По укоренившейся традиции географическая школа в социологии изображалась только как буржуазное направление, преследующее реакционные политические цели. Но географическое направление в социологии было неоднородным. С одной стороны, это так называемая геополитика, утверждавшая, что социально-экономические отношения и развитие государства определяются географическими, физическими и тому подобными условиями. Этим самым оправдывались социальное и классовое неравенство и колониализм. С другой стороны, оно несло в себе иное, революционно-демократическое истолкование общественной жизни, в нем нетрудно было найти подход к материалистическому объяснению истории.
Если географическая теория Льва Ильича Мечникова и не нашла заметных последователей, так как прогрессивная общественная мысль, начиная с 80-х годов, переживала очень сложный процесс перехода к марксизму, тем не менее его историко-социологическая концепция о влиянии географической среды на социальную жизнь людей оказывала немалое воздействие на умы и в России, и в передовых западноевропейских странах. Кроме того, она небезынтересна и для современной науки об обществе, о чем справедливо отмечал Плеханов. Воззрения русского социолога-революционера вполне вписываются в поиски правильной революционной теории, когда во второй половине прошлого столетия шла борьба передовых людей России против царского самодержавия, религиозной мистики, субъективного идеализма, догматизма и застоя в науке. История революционно-демократической философии и социологии представляет большой интерес, она поучительна и сейчас. Более того, она разоблачает фальсификаторов русской историко-философской мысли и является действенным оружием в борьбе против реакционной идеологии.
Теория Л. И. Мечникова изложена в книге «Цивилизация и великие исторические реки», которая была дважды переведена на русский язык М. Д. Гродецким и Н. К. Лебедевым и издана в Петербурге в 1898 году, в Харькове в 1899 году (второе издание перевода Гродецкого) и в Москве в 1924 году. Как ученый, Мечников работал на стыке общественных и естественных наук, поэтому небезынтересно будет