период характеризуется преобладанием олигархических и феодальных федераций, социальной дифференциацией, классовой борьбой. Этот период характеризуется также развитием крепостничества и подневольного труда. Третий период, по Л. И. Мечникову, только начинается, и ему принадлежит будущее. В основе его лежат три принципа: Свобода, Равенство и Братство.
Безусловно, это не материалистическое понимание истории. В истории развития человечества решающую роль не могла играть солидарность народа. Если предположить, что только сознательная деятельность людей двигала прогресс, то из этого следует, что люди сами накладывали на себя ярмо деспотизма в том хронологическом порядке, какой определил для истории Мечников, то есть народ сознательно пребывал в положении рабов, крепостных и наемных рабочих. Мечников, однако, и сам понимал, что «определить долю участия элемента свободы и разума в истории весьма затруднительно, только с громадными затруднениями можно подвести итоги жизненным улучшениям, осуществленным добровольными и сознательными усилиями человека, сознательными притом настолько, что предусматривались бы все возможные последствия совершаемых поступков».
Понимал он также и то, что прогресс был бы очень непрочным явлением, «если бы его единственным фактором, а следовательно, и единственной гарантией его существования явилась бы добрая воля немногих избранников».
Отсюда можно сделать заключение, что тезис Мечникова о солидарности есть не что иное, как противопоставление социал-дарвинизму, который механически переносил законы естественного отбора и борьбы за существование в область общественной жизни.
Сложность вопросов, анализируемых Л. И. Мечниковым, и то стремление к научной обоснованности своих выводов, которое мы видим в его работе, делают честь ему как ученому. Однако все эти стремления без достаточно полного материалистического понимания истории как специфического метода исследования всех социальных явлений были обречены на неудачу. Л. И. Мечников не смог преодолеть ограниченность буржуазной социологии, хотя и чувствовал многие ее недостатки, ни в анализе «прогресса вообще», ни в проведении определенной аналогии между биологическим прогрессом и прогрессом человеческой истории. «Ведь начинать с вопросов, что такое общество, что такое прогресс? — писал В. И. Ленин, — значит, начинать с конца. Откуда возьмете вы понятие об обществе и прогрессе вообще, когда вы не изучили еще ни одной общественной формации в частности, не сумели даже установить этого понятия, не сумели даже подойти к серьезному фактическому изучению, к объективному анализу каких бы то ни было общественных отношений?» (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 1, с. 141). Необходимо было от построения общих теорий перейти к научному анализу фактов, характеризующих общественное развитие. Игнорируя теорию общественно-экономической формации, созданную К. Марксом, Л. И. Мечников пытался создать теорию общественного прогресса, опираясь на естественнонаучные знания, на понимание прогресса в биологии. Метафизичность его попыток заключалась в стремлении, хотя и с определенными оговорками на специфичность, перенести на общество законы биологической революции. Подчеркивание этой специфики общественного прогресса, однако, привело его к субъективно-идеалистическому пониманию истории, когда общественный договор и сознание личности служат основой человеческой истории и общественного устройства.
Многие ученые, в том числе и Г. В. Плеханов[7], справедливо находили «периодизацию» Мечникова противоречивой, страдающей переплетением материалистических и идеалистических рассуждений, но в то же время отмечали его самостоятельный, пытливый поиск, стремление дойти до истины.
На вопрос, почему зарождение цивилизации и культуры происходило в определенных частях земного шара, Мечников отвечал, что причина крылась в создавшихся для этого географических условиях Земли, причем ни одно из природных явлений не должно быть сброшено со счетов.
Для этого прежде всего ученый отметил и проанализировал ряд компонентов природных условий, которые оказывали наибольшее влияние на развитие цивилизации и, наоборот, не играли никакой роли или незначительную роль для ее создания. Порой географическая среда оказывала чисто местные воздействия на людей, порой же изменяла судьбы народов, сохраняла национальные особенности их жизни, защищала от внешнего мира, определяла их экономику.
Туманы и морские течения надежно защищали пуританскую Англию от страшной католической ярости Филиппа II. Свободу швейцарских общин обеспечивали Альпы. Пиренеи защищали горных басков и создавали им гораздо лучшие льготные условия, чем могли это сделать королевские хартии. Подводные камни и морское течение Куро-Сиво долгое время сохраняли своеобразный национальный облик и целостность Японии. Бесчисленные острова и заливы Греции способствовали прогрессу мореходства и развитию культуры древних эллинов. Великобритания также превратилась в морскую державу благодаря своему географическому положению. Но, считал ученый, неправильно полагать, что горные цепи служили естественными границами государств, рас и цивилизаций. Этого никак нельзя сказать об Альпах, где население сложилось из трех этнологических элементов: итальянского, французского и немецкого. Сложен этнологический состав Пиренейских и Кавказских гор, Гималайского хребта и др. «Соседство народностей влечет за собой сближение их нравов и интересов», — отмечал Мечников.
Образ жизни древних племен целиком зависел от географических условий мест, где они обитали. Страны, изобилующие лесами, населенными дикими животными, создавали охотничьи наклонности у населения. Пастушеский образ жизни был присущ народам, живущим в степях с богатой травяной растительностью. По берегам рек, морей и океанов жили люди, занимающиеся рыбными промыслами.
Итак, различные исторические судьбы народов были поставлены в зависимость от тех или других свойств географической среды: и возникновение деспотических правлений первых крупных государственных образований, и формирование порой всей экономики или значительных отраслей хозяйств экономической жизни какой-либо страны, и расовые особенности племен и обществ, «отнюдь не составляющие неизменных и основных условий развития», — все это должно «рассматриваться только как результат приспособления человека к среде, то есть к разнообразным географическим и социальным условиям».
Наличие нескольких климатических поясов на Земле уже само за себя говорило, что не все ее части имели благоприятные условия для развития органической жизни.
Люди, живущие в экваториальном поясе с богатой флорой и фауной, без всяких координированных усилий получали в изобилии все необходимое для благоприятного существования, и им незачем было объединяться для преодоления каких бы то ни было препятствий в борьбе за жизнь. Значит, жаркому поясу не пришлось быть местом рождения культуры.
Итак, культура зародилась и развилась в более умеренных широтах, в подтропических странах с изотермой в среднем +22°, в Египте, в Месопотамии, Иране, Индии и в Китае с еще более умеренным климатом в северных его областях +15°.
«Какая же таинственная причина проявилась в тех областях, где зародилась первичная цивилизация, которая смогла создать те могущественные деспотии, соединившие в гигантские нации дикие, разрозненные племена, принадлежащие к самым разнообразным расам?..»
Нельзя видеть основную причину в климатических условиях, доказывал Мечников, нельзя ее видеть и в плодородии почвы, как думал Бокль относительно восточных деспотий. «Конечно, — не отрицал Мечников, — плодородие почвы в образовании древних речных цивилизаций играло большую роль, это одно из самых необходимых условий, однако оно не являлось единственным фактором в создании восточных культур». Синтезом всех физико-географических условий Мечников считал реки, а также строение рельефа и геологический состав почвы, количество