Читать интересную книгу История культуры древней Греции и Рима - Казимеж Куманецкий

Главной формой политической организации греков стали города-государства, или полисы, управляемые аристократией. Центром государства был город, образовавшийся чаще всего в результате слияния нескольких деревень. Так, Мантинея, согласно греческому географу Страбону, возникла из соединения девяти, Тегея — также девяти, Патры — семи поселков. Таким искусственно созданным комплексом поселений (мера эта, имевшая целью укрепление обороноспособности, называлась синойкизмом) была и Спарта, включавшая в себя пять деревень. Наиболее известным был афинский синойкизм, который легенда приписывала царю Тесею: двенадцать сельских общин были слиты в единый полис и таким образом лишены политической самостоятельности. При возникновении нового организма старые филы не переставали существовать, но становились теперь его составными частями. Три дорические филы мы находим затем в Спарте, Коринфе, Сикионе и на Крите, четыре ионийские — в Афинах, Эфесе, Милете и других ионийских городах эгейского мира.

Несмотря на то что письменность в VIII в. до н. э. не была еще повсеместно распространена, именно к этому времени относятся, по всей вероятности, два шедевра древнегреческой литературы — «Илиада» и «Одиссея» Гомера. То, что у порога многовековой греческой литературной традиции стоят два уже столь совершенных произведения, заставляет предполагать предшествующее длительное развитие эпоса, блестяще увенчавшееся в поэмах Гомера. Древние обороты эпического языка, сам образ мира, в котором герои на колесницах сражаются бронзовыми копьями, ведут нас в эпоху микенскую, эпоху ахейских царей. Поэмы словно игнорируют те великие перемены в жизни греков, которые были связаны с приходом дорических племен, разрушением Аргоса, Спарты, Микен, складыванием новых форм политической организации и культуры. С восхищением всматривается певец в далекое время ахейских героев, стремясь передать слушателям чарующее видение давно исчезнувшего мира. Всеми своими корнями уходила эпическая традиция в период микенской культуры. Песни эти, которых должно было быть много, певали тогда сами цари и воины под звуки форминги — разновидности кифары, как это делает Ахилл в «Илиаде». Пели они о славных победах, о событиях, поражавших воображение. Одним из таких событий была, несомненно, осада Трои.

Позднее на смену пению пришла рецитация, появились профессионалы — аэды, или рапсоды. Эпическая песнь была сокровищницей традиционной мудрости и традиционного языка, включала в себя множество готовых формул. Из этого традиционного материала выстроены и оба шедевра античной культуры — «Илиада» и «Одиссея». Однако они не погружены целиком в прошлое, а обращены и к современной им эпохе. Хотя герои Гомера сражаются еще бронзовыми копьями, в поэмах упомянуты финикийцы, с которыми греки до начала первого тысячелетия до н. э. не имели никаких контактов. Великолепные финикийские сосуды, описанные Гомером, соответствуют тем, которые были найдены археологами, и которые относятся к VIII в. до н. э. Знаменитое описание щита Ахилла больше применимо к бронзовым щитам в ориентализирующем стиле VIII в. до н. э., обнаруженным на Крите. Для этого же времени характерно, видимо, и использование обоих типов щитов, встречающихся в «Илиаде»: один — длинный, микенский, прикрывающий воина целиком; другой — более поздний, меньшего размера, круглый, с металлическим навершием посередине. Оба типа щитов представлены одновременно на сосудах геометрического стиля VIII в. до н. э. Даже само бронзовое оружие гомеровских героев, которое всегда рассматривалось в науке как свидетельство сознательной «архаизации» повествования, необязательно является таковым: в 1953 г. в Аргосе были найдены в целости и сохранности бронзовые доспехи середины того же VIII в. до н. э. Как видно из этих и других примеров, Гомер черпает материал и в далеком микенском прошлом, и в современном ему мире. Доминирующее положение, которое занимает в его поэмах аристократия, также является отражением отношений, господствовавших не в ахейских государствах, а в ионийских полисах гомеровской эпохи.

Читая «Илиаду» и «Одиссею», мы наблюдаем усиление имущественного и социального неравенства, ослабление власти рода и его главы, складывание относительно многочисленного привилегированного слоя, претендующего на власть наряду с басилевсами. Между царями и аристократией, сражающимися на колесницах, и массой легковооруженных простых пеших воинов пролегла уже глубокая пропасть. Мы видим безымянный демос, владельцев мелких земельных наделов, лиц, вносящих поземельную ренту, наконец наемных тружеников, поденщиков, занятых в сельском хозяйстве. Жизнь этого низшего слоя свободных греков лишь немногим лучше смерти и загробных мучений, как говорит Одиссею Ахилл, предпочитавший, по его словам, трудиться поденщиком на чужой земле, у беднейшего из крестьян, чем властвовать в царстве мертвых.

Как и микенские таблички, поэмы Гомера рассказывают о специализации ремесла: о кузнецах, каменщиках, столярах, корабелах. Рядом со свободными людьми тяжко трудятся рабы, причем рабство у Гомера еще сохраняет характер домашний, патриархальный. Рабы и рабыни выполняют различные работы По дому, но занимаются также и земледелием, пасут скот. Хозяйство натуральное, служит удовлетворению потребностей одной семьи; этим и объясняется то, что рабство не играло тогда значительной роли в экономике. Царям и аристократии нет необходимости занимать больше рабов в своем хозяйстве: потребности их ограниченны, да они и сами не стыдятся и не чуждаются физического труда. Отец Одиссея, Лаэрт, возделывает землю, Пенелопа прядет, Навсикая стирает белье. Одиссей строит плот, а Парис — целый дворец. И все же чем богаче царь или крупный землевладелец, тем больше у него рабов; у Одиссея в его домашнем хозяйстве занято 50 рабынь. Воспевая героев прошлого, великий реалист Гомер дает ясную картину социального размежевания в ту эпоху, когда он жил. В образе же дерзкого Терсита, сеющего среди осаждавших Трою недовольство верховным вождем Агамемноном, нашел отражение назревавший конфликт между царями, ведущими свое происхождение от олимпийских богов, и массами простых воинов.

Идеалы Гомера — идеалы аристократические, и обращается он к носителям аристократической культуры и самосознания. Именно этому слою слушателей особенно были по душе звучные строки о славных и воинственных царях, рожденных Зевсом, или о наказании Одиссеем бунтовщика Терсита. Эпические поэмы Гомера — своего рода кодекс аристократической морали. Высшей ценностью для знатного воина — эпического героя — считаются посмертная слава, вечная память об имени доблестного бойца и о его подвигах. Сохраняет эту память певец-аэд, который передаст ее потомкам. В «Одиссее» такими хранителями предания о героических деяниях предков выступают певцы Демодок при дворе царя Алкиноя и Фемий в доме Одиссея. Их песни, как и поэмы самого Гомера, не только рассказывали о прошлом, но и воспитывали аристократическую молодежь на примерах прославленных мужей минувших столетий: если хочешь сам быть воспетым аэдами, подражай в мудрости и доблести героям, сражавшимся под Троей, или странствующему Одиссею, выбери, как Ахилл, короткую, но славную жизнь вместо длинной, но лишенной подвигов.

Перед нами — психологические и нравственные типы аристократической среды тогдашнего греческого общества. В фигуре Ахилла, мучительно переживающего обиду, яо безучастно / взирающего на гибель своих соплеменников от мора, угадывается тип себялюбивого и гордого ионийского аристократа. Равным образом в фигуре скитающегося по морям Одиссея нетрудно распознать черты неустрашимого грека-колониста VIII в. до н. э., человека опытного и предприимчивого. Гомер не только художественно воссоздает оба этих типа, но и облекает их в мифологическое одеяние. Со временем поэмы Гомера стали для греков чем-то вроде священных книг, каноном поведения и одновременно источником знаний о прошлом, как воспринимал «Илиаду» и «Одиссею», например, историк Фукидид. Это отношение к эпосу как сокровищнице всей вообще мудрости сохранялось на протяжении многих столетий, до самого конца античной эпохи было популярно аллегорическое истолкование обеих поэм.

Справедливо до некоторой степени и замечание Геродота, что богов грекам сотворили Гомер и Гесиод. Гомер действительно столь глубоко внушил грекам свое представление о богах, что они уже никогда не могли освободиться от этого представления, а величайший греческий скульптор V в. до н. э. Фидий, создавая своего Зевса Олимпийского, безусловно находился под впечатлением стихов слепого аэда. Но на самом деле мир олимпийских богов и богинь во главе с Зевсом не был лишь плодом воображения Гомера или поэта Гесиода. Образ олимпийского пантеона сложился намного раньше, когда греческие племена, поселившиеся вблизи горы Олимп, стали представлять себе, что на вечно окутанной облаками вершине царствует могучий бог света и дня; культ этот греки принесли с собой с севера. Разумеется, трудно определенно судить о том, что происходило в головах людей в столь отдаленные времена, однако образ великолепных олимпийцев, собирающихся при дворе громовержца Зевса на общий совет, весело пирующих целыми днями от восхода до заката, вступающих между собой в браки и ссорящихся, слишком напоминает придворный быт древних правителей, обитавших у подножия Олимпа в Фессалии, чтобы не увидеть в представлениях греков об олимпийских богах отражение повседневной жизни и идеалов фессалийской аристократии. Тогда-то и начал складываться древнегреческий пантеон, включивший в себя и некоторых догреческих богов и богинь, как, например, Афину, ставшую в мифологии эллинов воинственной и мудрой дочерью Зевса. Однако многие догреческие божества и целый мир демонов и духов не вошли в новую религиозную систему. Впрочем, новая религия не сразу одержала победу: отголоски борьбы со старыми догреческими верованиями слышны в легенде о титаномахии — войне титанов, сыновей богини земли, с богами-олимпийцами. Предания, отразившие длительный процесс утверждения новой религии, религии Зевса, религии порядка и гармонии, в борьбе со старой верой в гигантов и титанов, олицетворявших первобытные, необузданные, дикие и слепые силы, можно найти в поэмах Гомера и Гесиода.