Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я понимаю, сэр.
– И еще одно. Имейте в виду, эта операция полностью черная. Мы предоставим вам определенную поддержку. Точнее сказать, это сделают турки. У них есть кое-какие оперативные возможности в Азербайджане. Но это все. Если русские или азербайджанцы схватят вас, то мы не признаем, что вы работали на нас.
– А когда было по-другому?
– Рад, что ты это понимаешь. Погуляй по Одессе. Отправление вечером.
У меня есть Алимхан
9 июня 2018 года. Окраины МахачкалыВ больницу в Дагестане нам путь заказан, но у меня есть Алимхан. Это врач с образованием, самый настоящий, а не знахарь. Он помогает мне, не задавая вопросов, а я поддерживаю его.
Алимхан – честный человек. Он берет не деньгами, а медицинским оборудованием и всем прочим, что необходимо в искусстве врачевания. Сейчас такие врачи, которые помогают людям, – редкость. Все на бабках держится.
Подъехала машина. Оператора, раненного в голову, мы отвезли не в больничку и не в СИЗО, а вот сюда, в гараж.
Сейчас я подсвечиваю ему мощной галогенной лампой-переноской, а он заканчивает шить.
– Голова не пробита? – спрашиваю я.
– Нет. Аллах уберег его.
Ну, про Аллаха я бы поосторожнее.
Гараж этот мой. Он расположен на окраине Махачкалы. Тут же стоит моя машина – «Мицубиши», который я купил с рук, уже подержанным. В Волгограде на заводе по моему заказу были частично бронированы двигатель и салон. Причем хорошо, листами из сплава титана и алюминия.
– Крови много, – говорю я.
– При ранениях головы так и бывает. Там много кровеносных сосудов. Подержи.
Я помогаю. Незадачливый оператор лежит на капоте, руки связаны. Алимхан к этому привык и смирился. Понимает, что это боевики. Сам-то он против экстремизма. Но требовать от Алимхана, чтобы он одобрял наши действия, – это уже слишком. Все-таки он сын своего народа, и никуда от этого не денешься. А я ничего лишнего от него и не требую.
– Все.
– Совсем все?
– Сейчас повязку наложу, и жить будет. Иншалла!
– Это хорошо. Он нам живой нужен.
– Чтобы пытать?
Вместо ответа я, удерживая переноску, другой рукой достаю телефон, нахожу в нем нужный снимок.
– Сюда посмотри.
На экране фотка из Интернета.
– Они ее продали ваххабитам, когда сын погиб и русская невестка стала никому не нужна. За семь тысяч долларов. А вахи подготовили из нее смертницу. Семь тысяч долларов, Алимхан, – вот цена жизни здесь. Тебе не кажется, что это не мы ее установили?
Перевязка закончена. Мы выходим покурить. Точнее, это хочет сделать Алимхан, а я – просто постоять, наслаждаясь тишиной и поглядывая на звездочки, проклевывающиеся на небе.
«Газель», на которой мы сюда приехали, стоит в темноте с выключенным мотором. Мне даже кажется, что никого рядом нет, но это ерунда, есть. Как минимум двое.
– А ведь это вы виноваты, – проговорил Алимхан, затягиваясь и смотря на небо.
На его пальцах темнела подсохшая кровь, заметная даже сейчас, ночью.
– В чем?
– В том, что тут такая задница.
– Уверен?
– Уверен. Вы давали деньги и продолжаете это делать. Посмотри, что происходит. Чиновники воруют, ваххабиты вымогают свою долю, простой народ – все через одного инвалиды. У нас врачи на «крузерах» ездят с этими левыми инвалидностями. Не было бы этих денег, дела обстояли бы лучше.
– Отвечаешь?
– Отвечаю.
– Посмотри хотя бы на Афганистан. Есть там деньги или нет – какая разница? Да никакой – война. Знаешь, на что я надеюсь?
– Я, в общем-то, понимаю, что произошло в девяностых. Мы оплошали. Облажались. Глупо требовать уважения к тем, кто обделался по самое не могу. Но теперь мы стали намного сильнее и умнее. В Сирии мы показали, на что способны. Теперь у каждого кавказского пацана есть выбор, на какой стороне находиться.
– Думаешь, все решится силой?
– Я не собираюсь ничего решать силой. Просто думаю, что стать шахидом на пути Аллаха, посидеть под бомбами и ракетами, а потом отправиться в рай – теперь не самое лучшее, что может предложить эта жизнь, Алимхан. Наверное, афганцу или пакистанцу, который хорошей жизни никогда не видел, это все в кайф, но нашим людям – вряд ли. У нас же тут, в России, жизнь очень даже интересная. Жутко хочется узнать, чем все это закончится. Да, Алимхан?
– Не уверен.
– Да перестань. Хочется. Ладно, пошли к нашему пациенту.
Вместе со спецами, материализовавшимися из темноты, мы перегружаем пострадавшего в «Газель».
Потом я говорю парням так, чтобы Алимхан это слышал:
– Оформляем официально, пока за ношение оружия.
Каждый должен верить, что вред, причиняемый им, меньше предотвращенного. Алимхан не исключение.
10 июня 2018 года. Махачкала, РоссияОпять игра, опять кино,Снова выход на бис.Плетет судьбу веретеноЗа чертою кулис.
«Алиса»Домой я возвращаюсь уже под утро. Где живу, говорить не буду, ни к чему это. Скажу лишь, что в новостройке, по качеству вполне такой средненькой.
В Махачкале сейчас строительный бум. Наконец-то до региона добрались деньги, и в недвижимость здесь стали вкладываться не только сумасшедшие персонажи. О том, что все налаживается, что разбогатевшие дагестанцы больше не уезжают и не пристраивают комнаты к балконам пятиэтажек, говорят хотя бы рекламные объявления строительных компаний. Например, на улице Генерала Омарова воздвигнут дом на двенадцать этажей. Эксклюзивный дизайн, бутики внизу и зимний сад на крыше, площади от девяноста квадратов. Это уже шик.
Закрываю дверь. Она стальная, в ней четырехточечный израильский замок. Прохожу в квартиру, сбрасывая все лишнее на ходу. Все, вот и диван.
Спать. Не могу больше.
Новый день встречает меня отвратительным телефонным террором. Этот агрегат надрывается в кармане штанов и не дает мне отдохнуть. Я с трудом выковыриваю из кармана чехол, а из него – телефон.
Бабка за дедку, дедка за репку.
– Алло.
– Простите. Андрей Павлович просит вас срочно приехать.
Господи!
– На сей-то раз что приключилось?
– Новый заказ. Надо срочно обсудить.
– От кого?
– «Роснефть».
Я с трудом просыпаюсь. Последнее слово означает не заказчика, а место, где надо встретиться. Но вызов действительно срочный.
– Через час буду.
– Хорошо.
Меры экстренной реанимации – энергетик. Банка с лошадиной дозой кофеина и таурина. Я выпиваю все это, смотрю на состав и некстати вспоминаю, что бензоат натрия – один из самых опасных консервантов. Он, говорят, и рак вызывает, и вообще черт знает что. Но эта проблема – самая меньшая из всех, какие у меня сейчас имеются.
Махачкала представляет собой потенциальный туристический центр, при правильной раскрутке способный выстрелить почище Дубая. Но пока в этом направлении не приложено самых минимальных усилий. Город напоминает роскошную петербургскую квартиру, в которой после 1917 года появилось много новых жильцов и хозяев.
Одно из самых отвратительных мест Махачкалы – это набережная. Для того чтобы облагородить ее, местными властями не предпринято даже самых минимальных усилий.
В Махачкале очень неудобно расположена железная дорога. Она идет параллельно морю, а вокзал расположен почти на самом берегу. Эта дорога отрезает город от воды и делает невозможным сколько-нибудь осмысленное освоение побережья. Бардак там еще тот. Да вы и сами представляете.
Параллельно железке идет автодорога, убитая в хлам. Ямы там такие, что могут прямо сейчас служить в качестве противотанковых рвов.
Но в городе есть места, где очень удобно тайно встречаться. В том числе и вот это, расположенное недалеко от центра.
Когда я останавливаю свою машину, шеф уже там. Недавно он каким-то левым способом пригнал из Грузии «Мерседес» и очень рад этому. Между нами и морем тянется дорога. Бродячие собаки роются в отбросах. На горизонте сгущаются тучи. Дело идет к грозе.
– Как ты?
– Три часа сорок семь минут.
– Чего?
– Поспал столько. Три сорок семь.
– Засек, что ли?
– Конечно.
– Жизнь не сказка.
– Ага. – Я зевнул. – А ее отсутствие. Чего звал-то?
– Клиентом твоим интересовался некий местный тип. Кстати, бывший журналист.
– Журналист чего?
– Независимый.
– Блогер, что ли?
– Примерно так.
– Блогеры бывшими не бывают. Дерьма сейчас поднимется много, целый девятый вал. Ты за этим меня звал?
– Нет. Его загранпаспорт пробили. Тридцать шесть виз.
– Сколько? – ошалело переспрашиваю я.
– Тридцать шесть.
Однако!
– Еще что?
– Виз в арабские страны не так много. Гораздо более интересны записи на камере.
– Подожди. Он что, карту памяти не менял?
– Похоже, что не менял.
– И что там интересного?
Андрей Павлович помедлил несколько секунд, потом сказал:
– Аэропорты там. Волгоград, новый в Ростове-на-Дону и московские.
– Ни хрена себе.
- Альт-летчик 2 - Найтов Комбат - Боевик
- Ударная волна - Сергей Зверев - Боевик
- Сила присутствия - Александр Афанасьев - Боевик
- Брат за сестру - Александр Тамоников - Боевик
- Морена - Александр Афанасьев - Боевик