дикое желание поскорее выйти из дома. Лежать больше не хотелось. В голове, как в переполненном улье, кружился целый рой мыслей.
«Уходи!»
«Но так нельзя, на меня рассчитывают».
«Если уйти, они ничего не заплатят».
«Уходи!!!»
Для начала Саша решила хотя бы выйти на улицу, чтобы проветрить голову.
Ей было запрещено покидать территорию усадьбы без сопровождения. «Территорию усадьбы можно покидать только в целях сопровождения Анны в церковь. Вы обязаны каждую минуту пребывания быть в полном распоряжении хозяев». Нарушение этого, как и любого другого, правила, грозило увольнением без выплаты гонорара. Это настойчиво напоминалось после каждого пункта инструкции.
«К чёрту всё!»
Саша быстро сбежала на первый этаж и выскользнула на улицу. Отрывистыми шагами она направилась в уже знакомую аллею.
— Александра, — окликнул её металлический голос.
Саша встала как вкопанная. Это в её планы не входило.
— Вы куда-то спешите?
— А… — она медленно повернулась к домоправительнице, замершей возле колонны. — Я… забыла в машине зеркальце… хотела забрать.
— Вы не можете покидать территорию усадьбы.
— Но… я думала, стоянка относится к усадьбе.
— Территория, на которой вам разрешено находиться, чётко обнесена живой изгородью. Покидать вы её можете только в сопровождении Анны.
— И как мне быть? В моей комнате и в ванной нет зеркала.
— В доме нет зеркал.
«Я это заметила».
— Почему?
— Старая кухарка вскрыла себе вены осколком зеркала. Теперь Анна их боится. Поэтому все сняли.
«Господи, кто здесь только ни помер!»
— Но… маленькое зеркальце…
— Без исключений.
Саша сглотнула и молча кивнула. Женщина скрылась в доме. Но она точно наблюдала, следила, чтобы нянька не нарушила ни единого пункта. Пыл бежать поубавился, хотя желание только возросло. Первенец, кухарка… «С нянями у них ещё инцидентов не было?»
Сегодня Анну в церковь Саша вела самостоятельно. Сразу взяла её за руку, чтобы та, чего доброго, снова не упала и не переломалась насмерть. А то пришлось бы убирать все холмы в округе.
Девочка болтала без умолку, и слово за слово разговор снова зашёл о темноте. На этот раз Саша уже не могла так уверенно утверждать, что не боится её. Но показывать ребёнку свой страх она не хотела, ей казалось это непедагогичным.
— Можно просто включить свет, если что.
— Ты думаешь, свет поможет? — спросила Анна.
— Ну… конечно. Станет светло, и тьмы больше не будет.
Анна широко улыбнулась и вытаращилась своими водянистыми глазами, показавшимися Саше ярче, чем при первой встрече.
— Тьма — это не просто отсутствие света. Это то, что может заставить его погаснуть.
По коже пробежал холодок. «Надо было тогда валить, не оглядываясь… и плевать на нарушения пунктов».
У церкви снова сидели всё те же две женщины. Их позы были неизменны. Саша пристально всматривалась в лицо той, что постарше, и она, почуяв, что её изучают, перевела взгляд на любопытную пришелицу.
— Здравствуйте, — машинально поздоровалась Саша.
— Уходи! — сказала та с надрывом.
Внутри всё похолодело.
— Это местные сумасшедшие, не слушай их, — с усмешкой фыркнула Анна и затащила Сашу в церковь, не дав перекреститься.
Как и вчера, она мигом скрылась в алтаре, а няня опустилась на стул у входа. Как и вчера, в коленопреклонённой позе молилась женщина, а рядом с алтарём спиной ко входу стоял батюшка. Саша отметила про себя это странное совпадение, но решила, что эта женщина приходит молиться в одно и то же время, так же, как и батюшка имеет своё неизменное расписание. И в одно и то же время неподвижно стоит у алтаря…
Почему-то это объяснение не вызвало сомнений. Саша сидела тихо и больше ни о чём не думала. Прошло какое-то время, и снова невозможно было понять, было это пять минут или сутки. Саша почувствовала внезапное напряжение и желание уйти. Тут же Анна покинула алтарь и вывела свою спутницу наружу.
Пунцово-мареновые хлопья нависали над дорогой вместо неба. Тяжёлые веки с трудом удавалось держать открытыми и идти следом за весело отсчитывающей широкие шаги девочкой. В голове не было мыслей, только дикое желание поспать.
Пришлось снова просить извинения за невозможность присоединиться к ужину. Сон пришёл сразу, накрыл, как тёмное одеяло.
Саша смотрела на себя со стороны. Она лежала на ржавом остове кровати и прикрывалась пыльной тряпкой, изъеденной крысами и обглоданной давно потухшими языками пламени. В полу были дыры, а от стен остались пеньки да гнилушки. Вместо крыши над головой висело тёмное звёздное небо, с которого наблюдала молчаливая луна.
Плёнка времени быстро перемотала течение жизни вспять, и вот уже старые стены оказались ровными и гладкими, над умывальником висело чистое зеркало, завершая убранство скромной комнаты для прислуги.
С кровати встала девушка. Но это была уже не Саша. Молодая скромная девушка с серыми волосами, ничем не приметная, простая служанка. Она зажгла свечу и вышла из комнаты, прошла по коридору, спустилась на первый этаж и открыла входную дверь. Внутрь тут же хлынула волна разъярённых людей, они расползлись по внутренностям дома, как раковые клетки. Вскоре они снова стеклись в холле, цепкой хваткой держа хозяев дома.
Со своей добычей вторженцы проникли в зелёную гостиную под лестницей, где перекинули через потолочную балку три тугие верёвки.
«Вздёрнем их!»
«Вздёрнем!»
«Кончай со слугами дьявола!»
«Отомстите за наших мальчиков!»
— Они бы всё равно все умерли. И вы все умрёте! — сокрушил громкие вопли детский голос.
Верёвки затянулись на шеях, оторвав тела от пола, и послышался хруст ломающихся костей.
«Несите факелы!»
«Поджигай!»
Последнее, что видела Саша перед тем, как проснуться, были три пары глаз, уставившихся на неё в ожидании. Три пары глаз, принадлежавших Анне и её родителям, пожираемых огнём.
Саша лежала в холодном поту. Снова было темно. Абсолютно темно, несмотря на то, что она оставила свет включённым. Путы страха сковали все мысли и мышцы. Только страх, только дикий животный ужас от увиденного в жутком сне.
«Мама… мамочка… лучше бы я тебя послушалась…»
Уголки глаз прорезали слёзы, и Саша всем сердцем раскаялась в том, как попрощалась с собственной матерью.
— Не езжай туда, — монотонно сказала мама.
Обычно её недуг вызывал у Саши сочувствие, но в те моменты, когда она пыталась поучать, приводил в ярость.
— Сашенька, останься.
— Мама, хватит! — взорвалась дочь.
Она который день выслушивала мамины бредни о её нелепых предчувствиях по поводу предстоящей работы. Из-за расстройства речи, возникшего вследствие глухоты, слушать это было невозможно — заевшая пластинка, повторяющая фразы в одном ритме. Фразы, содержащие в себе чушь вселенского масштаба.
Саша схватила чемодан, побросала в него вещи, попутно ругая мать последними