— Все, не надо, хватит! — Взмолился Борька.
— Тише ты, тише! Голос у нее прорезался! Молчи, я сказала, а то нас вышибут с тобой на улицу! Ты местная? Ну и хорошо. Завтра с утра уйдешь, а сейчас.… Слушай, а давай я тебе фейс смажу одним средством таким. Я им тоже как–то намазала, когда мне всю морду разбили и ничего, зажило, как на собаке. Сначала попечет немного. — Говорила она отворачиваясь. — А потом сразу же станет легче. Вот увидишь. Да не бойся ты, я ведь к тебе с благодарностью, и потом, сама уже пробовала. Ну, где там твой фейс?
Потом она удивительно легко и нежно намазала какое–то пахучее приятно зелье. Сначала, как и говорила она, попекло, а потом сменилось на ощущения успокоения и затихания боли.
— Все, теперь сс… и спать! Завтра во всем разберемся. Ну, куда ты? Сказали же — на банку! Ну ладно, давай ты первая, я отвернусь, раз стесняешься. Ну, что ты, присаживайся и давай уже…
— Что, уже? Молодец, а как ты так стоя? Молодец! Я вот…
Так, теперь вот что, ноги свои оботри о тряпку и раздевайся, вместе уляжемся. Я тебя к стенке, а сама с краю. Ну, что ты ждешь, давай уже, а то я замерзаю.
Пришлось Борьке срочно стягивать с себя колготки, остатки юбки и… Рука не поднялась снять блузку. Почему–то ему не хотелось сейчас, чтобы она, его проводница разоблачила с переодеванием. Он шагнул за шторку и полез так, не снимая ничего больше, на холодную и продавленную постель уже плохо соображая от всего с ним происходящего и того, что приключилось с ним за сегодняшний вечер.
Последнее, что он успел отметить, что она горячая, теплая тяжело легла, привалилась, прижалась к нему со стороны спины, обхватив за бедро, и прошептала, целуя в шею.
— Спасибо тебе! Я бы точно влипла в плохую историю без тебя,…Спим, я завтра без тебя никуда не пойду.…С утра юбку твою приведу в порядок …
Потом замолчала и еще что–то промямлила засыпая. И Борька, удивляясь себе, вдруг провалился за ней следом, улетая в какое–то спокойное и счастливое пространство рядом с теплым телом незнакомой и такой приятной женщины…
Рождение второй стороны
— Не вставай! Лежи, я сейчас! — Сказала она и тихонечко выскользнула из–под одеяла.
Он видел ее тело в сорочке и как она, поправляя на ходу завернувшийся край ночной рубашки, вышла.
За маленьким, низким окошечком серело. А тело и особенно лицо все еще ныло и как–то тревожно болело. Но при всем том, общее состояние, и он это тут же отметил, улучшилось и значительно. По крайней мере, он это почувствовал, немного сморщив лицо, которое уже так, как вчера, не болело.
Он отвернулся и от осознания своего нынешнего состояния принялся прислушиваться. Сначала он услышал приглушенные голоса. Но то говорила она и так тихо, что он как ни прислушивался, а все никак не мог расслышать, о чем она говорила. Потом он слышал какие–то звуки, как будто бы кто–то передвигал стулья, что–то перетаскивал, открывал створки каких–то неведомых ему шкафов, а потом…
Потом он даже сжался, когда услышал за тоненькой занавеской.
— Я тихонечко, можно.…Чей–то голос тонкий и женский.
— Нет! — А это ее. Сразу же отличил он по интонации и тембру.
Потом другой голос.
— Дай хоть краешком глаза.…А она красивая?
— Нет! Я сказала, нет! Тише вы, дуры, разбудите мне девочку.
И почему–то засмеялась очень тихо, прыская, и за занавеской, которая угрожающе обозначила чью–то фигуру, тоже тихонечко прыснули сразу в два голоса.
— Ну, все, пока! Идите уже.… Ну, бабы, что с них возьмешь, любопытные какие…
Наконец–то он услышал с облегчением, что кто–то вышел и подумал, что так ему будет легче все с ней, и объясняться, и как–то перед ней оправдываться.
Занавеска сдвинулась и из–за нее вышла его ночная спасенная. Почему–то он так ее окрестил. Довольно симпатичная девчонка и в теле. Она шагнула и, развернувшись к нему спиной, присела, скинув халатик, а затем полезла к нему под одеяло.
— Ну как ты, отошла, моя девочка?
При этом он уловил в ее голосе какие–то насмешливые нотки и, набрав воздуха, тихонечко ей.
— Да я не девочка, я…
— Знаю, ну что ты оправдываешься?
— Когда? Когда ты узнала, прости, догадалась?
— А вчера еще, когда тебя из кустов вытаскивала и разложила на асфальте.
— Как ты узнала? Там же темно было и потом…
— Ты уж прости меня, но профессию не погубишь. Привычка сработала профессиональная и когда я в твои карманы полезла…
— Ну, как ты так могла? Я же за тебя заступился, я же хотел тебе помочь, а ты…?
— Ну, я же извинилась, что еще? А потом, ты же сам спросил! Я что же, врать должна своей подруге?
— Никакая я тебе…
— Нет! Не скажи…! Раз за меня заступился и рисковал, то ты самая настоящая мне подруга! Вот как! Да, кстати, не знаю даже, как тебя зовут, киска.
И протянув ладонь, внезапно провела по его лицу.
— Не болит? И вот еще что, не обижайся, зайка, но я так хочу узнать твое имя…
— Зачем тебе? К тому же, я не собираюсь с тобой дружить, и я пожалел уже, что за тебя, такую наглую и подлую заступился!
— Что, презираешь? Готов унизить? Ну, действуй, моя дорогая, я уже в своей жизни всякие унижения перенесла, а от своей подруги тем более перенесу.
— Не смей меня называть своей! Я не твоя! И вообще, который час? Мне кажется, тебе надо было на работу? Почему ты сидишь?
— Ну, работа моя никуда от меня не денется. Ты, вот моя главная работа и надеюсь, что и забота!
— Как это?
— А вот так дорогая.… Только не надо мне плести насчет того, что ты случайно вырядилась или ты так по случаю какого–то праздника или еще что–то в том же духе. Я жизнь знаю и бабскую натуру сразу же чувствую…
— Что ты чувствуешь?
— А твою, душечка, бабскую натуру и суть!
— Что? — Почему–то он угрожающе.
— Ты вот что, киса моя дорогая, подвинься и лучше послушай, что я тебе расскажу…
Ну что ты, в самом деле, как мальчик… Я же мерзну, глупышка.… И потом, не бойся, я без разрешения ничего не беру.
— Ага! Не беру, а сама по карманам…
— А ты проверь, я что–то у тебя забрала, я что — то взяла без спроса?
Потом она, молча, и как ему показалось, как будто бы, как вчера ночью.… Повернулась к нему и, прикрывшись одеялом с руками, положила свою руку к нему на грудь.
Он задохнулся от такой, такой.… Даже не знал, что и как. … И пока он пытался сообразить что–то и выпутаться из этого дурацкого положения, она первая начала.
— Успокойся, моя девочка и не нервничай так! Все с тобой будет хорошо….