— Да брось, ты! Ты что же забыла, как танцевать меня пригласила на вечере в школе восьмого марта?
— Нет, простите! Я не это имела в виду. Откуда Вы имя мое знаете, я же ведь Вам его не говорила.
— Да вот, — как–то смущаясь немного, она мне. — Вот, захотела и узнала. Уж больно ты девушка фактурная!
— Какая?
— Ну, ладно тебе. Меня, между прочим, зовут Марысей, а все зовут просто — Муха. И ты можешь так же. Слушай, помоги мне немного, а? У тебя есть минутка свободного времени?
— А что надо делать, Марыся?
— Муха! Родная. Зови так, а то я уже отвыкла.
— Ну, хорошо, Муха. Так что надо от меня? Только я на непристойные просьбы не реагирую.
— Какие, какие? Вот ты выдала! Ха–ха–ха! Нет, успокойся! Ничего такого не будет, и не обещаю даже, просто одному хорошему человеку помочь надо.
— Какому такому хорошему? — Спрашиваю, смягчаясь, но все еще недоверчиво.
— Сейчас узнаешь! Постой немного, а я пока позвоню. Хорошо? Только мне не сбеги и не бросай материал без присмотра, как тогда на вечере.
Какой материал, какой такой хороший человек? Куда она звонит и зачем? И почему–то, несмотря на ее бодрый вид и заверения, я жду какого–то подвоха от этой неожиданной встречи. Может от того, что сбежала от нее тогда, не зная, что ей ответить на ее беспардонный вопрос о ее больших сиськах? А может, за этим что–то скрывается еще?
Стою, как дура, рядом с каким–то мешком холщевым и грязным. Что там такое? Может эта красавица грабанула кого–то, и меня к этому добру приставила? Нет, надо подальше от нее. Бешенная она какая–то и что–то в ней уж больно кипучее…
— Ну, все! Сейчас машина подъедет, и мы поедем.
Куда поедем, зачем? Видя мое замешательство, она мне:
— Слушай! Да не бзди ты? Прости! Вырвалось, знаешь, по привычке. Да не пугайся ты. Ну чего ты? Я же в родительском комитете школы и потом ты меня знаешь…
— А я и не пугаюсь… — Мямлю, пока что слабо соображая, что же произойдет дальше.
А дальше: машина легковая, и мы в нее этот тяжелый и грязный мешок. Потом она меня уговорила поехать с ней вместе и там уже, где надо, помочь ей опять дотащить его, как сказала, в какую–то нору.
Заинтриговала. Мешок тяжелый, нора какая–то там у нее. Что еще мне она приготовила? Но вида не подаю, сижу рядом и молчу. А она вся просто извелась, искрутилась дорогой. Всю меня радостно так и чуть ли не потирая руки, рассматривала. Попросила бейсболку снять. Зачем это ей? Потом отодвинулась и минуту пристально разглядывала меня, как доктор или маньячка… Ага! Скажи еще ей об этом?
Но машина приехала, и мы вытащили этот мешок с ней, а она того мужика, водителя, в щечку и еще ему спасибо! А тот любовник ее, что ли? Как–то согнулся и ручку этой грубиянке поцеловал. Извращенец какой–то! Грязную руку, всю перепачканную чем–то белым и желтым.
— Давай туда! — Ткнула пальцем в сторону подвала у какого–то старинного и красивого дома. Я даже и представить себе не могла, что есть в городе такие красивые старинные дома, и такие под ними некрасивые и страшные подвалы.
— Не… — Говорю. — Я с тобой, Муха, в подвал не полезу!
Она неожиданно засмеялась, а потом примирительно.
— Ну ладно, трусиха! А я — то думала, что ты такая смелая и тебе нечего бояться раз мальчишкой вырядилась и расхаживаешь по городу, на свою ж…. приключения ищешь!
— Вот и не надо мне с тобой никаких приключений… — Говорю, уязвленная ее замечанием в самую точку. Как она меня, а? Вот же Муха какая кусачая мне попалась? Ну, погоди, я тоже тебя…
— Ладно уже, я передумала. Куда там надо твое барахло награбленное тащить, давай показывай, где там твоя нора бандитская?
Она снова как засмеется! Не злобно, а искренне и весело. Но потащила меня за собой в подвал, да еще с этим мешком тяжеленный по крутым и многочисленным ступенькам вниз.
— Что это у тебя в мешке такое? Как будто бы земля какая–то для погребения.
— Что? Ну, ты мрачная какая! Нет, не земля. Но близко очень. А по смыслу, наоборот, то для увековечивания предназначено.
— Какого увековеченья? Это которые памятники что ли?
— Близко, но все равно — не то! Давай уже, немного осталось…
Потом она своим довольно крупным задом в дверь ткнулась, та открылась с шумом и лязгом, и мы попадаем…
Вроде бы я собиралась в ад, а попала в рай! Ничего не понимаю. Точно ведь, стоят ангелы с крыльями и еще какие–то фигуры белые мраморные в коридоре широком, а за ним из прохода свет яркий, солнечный просто.
— Ну, вот мы и проперлись. Ну, как тебе норка?
— Муха? — Слышу мужской и немного хриплый голос. Ты привезла?
— Да, маэстро и с собой такую фактуру…
— Ну и где же она?
Говорит какой–то невысокий и бородатый мужчина в фартуке и с грязными, просто заляпанными глиной руками.
— А вот! Смотри! А? Что скажешь?
Мужик вышел и уставился на меня своими довольно сощуренными глазами.
— А ну–ка, к свету давайте! — Скомандовал неожиданно властно.
И меня Муха, просто толкая в спину, вытолкала в…. Я замерла от неожиданности. Все что угодно готова была принять, но такое?
Я стояла в мастерской. Мастерской скульптора! Причем потолки, которых я так пугалась, уходили плавными кирпичными сводами высоко вверх, на несколько метров наверное, а оттуда, сверху, ярко били в глаза светом мощные лампы.
— Ну как? Нравится наша норка? — Слышу ее голос издалека, и он эхом в таком просторном помещении.
— А ну — ка! — Сказал бородач, и крепко схватив меня своей грязной рукой, стал вертеть перед собой и так, и эдак, теребя меня словно тряпичную куклу. Ну и силища! Подумала я. Такой запросто может голыми руками голову отвертеть…
— Ну ведь хороша! Матка боска.! — Цокала рядом Муха. — Что скажете, маэстро? Какова фактура?
— Юра! — Сказал бородач и протянул мне свою грязную и немного влажную липкую руку.
А ведь пришлось пожать! Так сказать, приобщиться к их грязному делу.
Грязное, но благородное дело
— Ну, что ты бздишь? — Грубо пыталась меня раскачать на позирование и обнажение Муха.
— Я только буду с тобой. Юрик своим делом занят и даже видеть тебя не будет. Ну, соглашайся, Наташка! Прошу тебя! Ты ведь даже не представляешь, какая ты для нас находка!
— Я не находка и не подкидыш! У меня есть родители, и потом я маленькая еще для таких дел, чтобы с голой попой перед посторонними людьми…
— А паспорт ты уже получила? Вот видишь? Значит, взрослая и сама можешь решать свои проблемы.
— У меня нет никаких проблем! Это у тебя они есть! Почему же, если тебе так надо, ты кого–то другого не пригласила. Вот взяла бы и пригласила, да разложила бы ее, как тебе надо! Хоть со сдвинутыми, как ты мне обещаешь ногами, хоть с раздвинутыми! Что же ты мне не отвечаешь?