Листок напомнил мне буклетики, которые вечно раздают на станции метро «Сент-Джордж» или около универмага «Итон», — как говорила мама, таким образом секты завлекают в свои сети слабоумных. Мадам Риццоли подержала листок несколько секунд и, бросив его на стол, объяснила суть нововведения по-английски, после чего быстро заговорила по-французски, словно стремясь поскорее выплюнуть слова изо рта:
— Aucun de vous n’etes obliger d’assister cela, mais c’est encouragee. C’est un espace sur pour chacun d’entre vous de parler[10].
Тогда мы с Рошель еще сидели рядом в четвертом ряду, и она подтолкнула меня локтем:
— Не понимаю, что она там тараторит.
Анита и Аишани, сидевшие позади нас, наклонились вперед, чтобы услышать мой перевод. Я старалась говорить как можно тише: меня уже наказывали за болтовню, и мадам Риццоли грозилась в следующий раз позвонить моей маме.
— Мы не обязаны идти, если не хотим, — прошептала я, — но учителям идея кажется хорошей.
— Тоже мне хорошая идея: признаваться толпе незнакомцев в своих проблемах. Вот идиоты.
— Для твоих проблем, Анита, и целой толпы не хватит.
— Очень смешно, Аишани. А какая там столица Тринидада?
Рошель фыркнула от смеха, и я толкнула ее в бок, прошипев:
— Тише ты.
— Кара! — Голос мадам Риццоли вынудил меня посмотреть на доску. — Останешься после уроков!
— Но, мадам, я же…
Я сообразила, что говорю по-английски, а это, в дополнение к предыдущему наказанию, автоматически лишало меня большой перемены. Пришлось замолчать, чтобы не навлечь на себя новые неприятности, хотя Анита и Аишани у меня за спиной хихикали и постоянно тыкали меня под лопатку, подбивая развернуться и рявкнуть на них, — а уж тогда мне и вовсе было бы несдобровать.
В тот день в половине четвертого еще пятеро наказанных учеников притащились в кабинет мадам Риццоли. Семиклассница Мануэла Лао и ее подруга Кристина сели рядом и принялись шептаться о круге доверия и о том, что его посещение автоматически дает освобождение от уроков на всю вторую половину четверга. Тогда-то мне в голову и пришла мысль: если рассказать девчонкам о возможности официального прогула, я заработаю как минимум неделю неприкосновенности — хотя бы ненадолго стану недосягаемой для насмешек подруг. И не потому, что меня считают слишком слабой для их подколов, а заслуженно. Может, тогда меня бы не бросили на следующий день в кафешке.
Когда в половине пятого мадам нас отпустила, я заявила ей, что хочу принять участие в круге доверия. Она внимательно оглядела меня своими похожими на бусинки голубыми глазами.
— Все равно ты валяешь дурака на уроках. Я скажу мистеру Эспозито, что ты записалась.
Когда мы с Анитой подошли к столовой, у дверей топталось около десятка учеников. Длинные обеденные столы были составлены друг на друга и придвинуты к дальней стене, посередине на полулежал пестрый ковер, а на нем — четырнадцать подушек с кисточками. На ковре уже сидели по-турецки двое: светловолосый мужчина в парусиновых брюках с большими карманами и тощая темноволосая женщина в джемпере со смайликом.
Мистер Сильва, учитель физкультуры, расположился на стуле в дальнем углу столовой и читал газету. Я издала тихий недовольный стон: физкультурника я ненавидела, и меня раздражало в нем буквально все. Бесил его спортивный костюм, всегда только синий[11], от бейсболки с кленовым листом до широких штанов, вечный запах кофе изо рта, но больше всего возмущало его презрение к нам — не ко всем, а к избранным. Зачем такие люди вообще становятся учителями, если дети по большей части выводят их из себя?
— Проходите, пожалуйста! — пригласила женщина. — Не стесняйтесь.
Ученики вошли в столовую и стали рассаживаться. Мы с Анитой устроились друг напротив друга.
— Здравствуйте, ребята! Меня зовут Лиз, а это мой напарник Джейсон. Буду с вами честной: сегодня мой первый рабочий день. У Джейсона опыт гораздо больше моего, так что я немного волнуюсь, уж простите.
Улыбаясь, она обвела всех взглядом. Не знаю, хотела она нас утешить или сама ждала утешения, но ученики продолжали глазеть на нее без всякого выражения.
— Итак, — продолжила Лиз, — давайте начнем с очень простой задачи: назовем свои имена.
— Мы все и так знакомы, а вы только что представились, — заметила Анита убийственным тоном, который меня покоробил, однако я невольно отдала ей должное.
— Неважно. Нам нужно сделать первый шаг, — пояснила женщина. — Привет, меня зовут Лиз. — И она повернула голову к Джейсону, который тоже назвался еще раз.
Все по очереди представились, как на собраниях Общества анонимных алкоголиков в цокольном этаже церкви, которую посещала моя бабушка. Я случайно застала начало одной такой встречи два года назад, когда мне было одиннадцать, — в то время по вторникам я помогала бабушке отвезти угощение на вечерние занятия по изучению Библии и случайно перепутала помещения. Скоро бабушка нашла меня и отвела наверх.
— Эти люди больны, — сказала она мне по пути.
А так и не скажешь, — удивилась я. — Вид у них просто усталый.
— У них душа больна, — пояснила бабушка. — Вот и приходится им собираться вместе и разговаривать о том, что их мучает и толкает к пороку.
— А мы тоже должны так поступать? — спросила я.
Бабушка покосилась на меня:
— Мы сильные, нам беседовать не обязательно.
Когда последний ученик, Джамал, назвал свое имя, лицо Лиз вспыхнуло от сознания выполненного долга.
— Замечательно! — воскликнула она.
Мы промолчали.
Лиз посмотрела на Джейсона, который кивнул ей, поощряя к продолжению.
— Скажите, кто из вас сам записался на эти собрания? — спросила она.
Я осмотрела круг. Около половины ребят неуверенно подняли руки. Лиз задала следующий вопрос:
— А кто пришел потому, что учитель считает такой способ общения полезным для вас?
Остальные, включая Аниту, подняли руки. Я сжала губы, чтобы сдержать усмешку, и заметила, как Лиз, прищурившись, уставилась на меня.
— А ты что же? — На этот раз заговорил Джейсон. Он повернулся ко мне, и все остальные тоже уперлись в меня пустыми взглядами, ожидая ответа.
— Что? Я не поняла вопроса.
— Ты не подняла руку ни в первый, ни во второй раз, — пояснил он.
— Учительница не отправляла меня сюда…
— Так, значит, ты сама записалась?
Анита подняла брови и громко прошептала:
— У некоторых ни стыда ни совести, им только дай потрепаться о личном.
В животе у меня разверзлась пустота, и я отчеканила:
— Я действительно записалась, но не потому, что мечтала сюда попасть. Просто не хотела идти на математику.
Лиз нервно заерзала на подушке, но Джейсон кивнул:
— Мне нравится твоя честность. — Он обратился ко всему кругу: — Должен сказать, ребята, мы не обидимся, если вам