Я читал в детстве одну книгу. Не помню, как она называлась, но книга была хорошая. Там люди попали на войне в такое же положение, как и мы сейчас. И их командир сказал: «Теперь нам остается только одно — сделать все, чтобы этот отряд проклял тот день, когда встретил нас на своем пути». Тоже отвечу вам и я. В нашей власти, чтобы они запомнили эту трассу и эту станцию на всю жизнь.
Через час действительно началось. «Самое главное, — думал Холл, — что я ничего не видел». Он гонял по галереям на заправочной «колбасе» и следил за тем, как двое подручных киборгов подсоединяют силовые штуцеры к выходам топливных систем «Викингов» и «Тандерболтов»; потом встроенные пушки криптонов снесли защитный кожух, и над Холлом засияли бесчисленные созвездия — теперь от космоса его отделяла только прозрачная стенка «оранжереи», — при этом погибли оба киборга, заваленные мгновенно расплавившимися балками в торце служебного рукава, и Холлу самому приходилось, выскакивая из кабины, направлять штуцеры и затем нестись обратно, к Центральному стволу. На галерею время от времени обрушивался ливень осколков, и потолок «оранжереи», как грибами, стал обрастать матовыми пузырями, выпучивающимися, словно гирлянды лабораторных колб, наполненных молоком. Видя над собой их вздувающиеся бугры, Холл чувствовал, как кожа у него на голове стягивается к затылку: одно попадание в его «колбасу» — и конец приключениям.
Кергиани сделал четыре заправки и больше не прилетел. Чей-то красно-белый «Викинг», кренясь, прошел над самой галереей и врезался в верхний оголовок Центрального ствола, каркасные цилиндры не выдержали, ствол обрушился внутрь, и никто из радистов и механиков оттуда не вышел; Холла, наконец, задело, и «Магирус» сел на бок — пробило гравитационную подушку. Влекомый неясным озарением, Холл выломал из стенной ниши аварийные аккумуляторы и, раздирая руки проводами, подключил дополнительную подпитку. Колбаса поехала, ему удалось провести еще две заправки, и сразу же после старта последнего «Тандерболта» криптоны накрыли выход из галереи. Коридор повело в сторону. Холл повернул свой фаэтон, на предельной скорости проломил перекошенный шлюз, въехал в станцию и в ужасе стал ждать, что сейчас подойдет на заправку очередной самолет и сделать для него ничего будет нельзя.
Но больше на базу никто не вернулся. Группа Кергиани продержалась четыре с лишним часа и выполнила свою задачу — криптонам не удалось выйти на внутренний радиус трассы; еще через три часа на Ригль-18 — точнее, то, что от него осталось — подошел 121-й полк Маккензи, и командование в Стимфале было оповещено о том, что из шестидесяти защитников станции в живых обнаружен один человек. Так Холла впервые настигло то странное везение, которое ему потом не раз случалось проклинать. Он две недели проработал у Маккензи таким же заправщиком, и затем поворот истории прервал его военную карьеру и вернул жизнь в привычное русло.
Накануне неизбежно наступающей блокады Солнечной системы по международному телевидению выступил Дьердь Савориш — президент Леониды и неофициальный глава сходного со Стимфальским союза планет, образованного негуманоидными цивилизациями; отношения между Землей и Леонидой были сложными, зачастую алогичными, и на три четверти держались на ничем не объяснимой симпатии леонидян лично к маршалу Кромвелю. Именно вмешательству Леониды народы Валентины были обязаны тем, что Криптон не применил против них геофизического оружия. Теперь Савориш вновь взял слово.
Первый раз на памяти человечества вмешиваясь в ход стимфальских колониальных отношений, лидер объединения негуманоидных рас заявил, что в случае отказа руководства Программы заморозить контракт со Стимфалом и тем самым дать возможность войскам Кромвеля защитить Землю, Леонида через сорок часов объявляет войну и Криптону, и Программе.
По прошествии всего двух часов с ответной речью выступил директор Программы Идрис Колонна. Его выступление, мягко говоря, не являло примера дипломатической сдержанности. Досталось всем — и криптонам, которые оказались бессмысленными варварами, и леонидянам, которые лезут без разбора в чужие дела, и землянам, за чьи грехи приходится расплачиваться. В заключение Колонна сказал, что действие контракта приостановлено на два года, и уже в настоящий момент четыре из одиннадцати стимфальских флотов вышли в космос.
На следующий день Кромвель подписал указ об увольнении в запас всех добровольческих формирований; через полгода в Басре, сожженной дотла столице Криптона, был подписан акт о капитуляции, что было, надо сказать, жестом чисто символическим — от потерпевших поражение подпись ставил представитель Дархана, главного союзника Криптона, поскольку ни одного живого обитателя неразумной планеты к тому времени обнаружить не удалось. Если не считать ничтожного числа полумертвых и невменяемых, раскопанных позднее по бункерам, и небольшой части эмигрантов, в значительной степени ассимилированных, криптонская нация прекратила существование.
За три месяца до этих радостных событий, в Стимфале, на Ботвелл-сквер, был открыт монумент защитникам Ригля-18 — высокий гранитный «палец» с высеченными именами погибших. В торжественной речи на церемонии открытия Кромвель отметил «мужество заправщика Холла, который в течение трех часов маневрировал под огнем противника без всякого прикрытия».
Сам заправщик Холл стоял в это время возле него, смотрел на белую кромвелевскую гриву — не из-за нее ли его прозвали Серебряным Джоном? — летную куртку с маршальскими погонами, стариковские руки с рельефным плетением вен, и чувствовал себя глупо и не на месте, то и дело поправляя волосы — ветер с моря продувал осенний Стимфал — давно уже все позабыли, что этот город Пяти Космодромов был когда-то знаменитым морским портом, вторым Роттердамом.
Холла наградили, дали ему Солнечный Крест второй степени — как он понял, и как потом объяснял Анне, не за его собственные подвиги, но ради тех, кого увенчали посмертно хотя бы одного, но отметить прижизненно. Его таскали по всевозможным собраниям и банкетам, побывал он и на том, памятном, в Институте Контакта.
Нет, подумал Холл, проезжая мимо дорожного щита с надписью: «Брно — 5 км», там был разговор с Овчинниковым Это отдельно. Это потом.
По возвращении на Землю Холл и ахнуть не успел, как его с необычайной вежливостью, но исключая всякую возможность отказа, повезли в Сванетию, горный край сказочной красоты — родину Отара Кергиани. Там, в огромном то ли храме, то ли ритуальном зале, при колоссальном стечении народа устроили одновременно суд и тризну.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});