здания парламентов в Будапеште и Оттаве. Национализм тоже привлекал искусство на свою сторону. Многие трофеи, вывезенные Наполеоном в Париж, после 1815 г. были с ликованием репатриированы - Лувр потерял примерно четыре пятых своих запасов - и потребовали для своей экспозиции престижных мест в своих странах. Художники обращались к историческим сюжетам, имеющим национальный резонанс, и национальные галереи многих европейских стран до сих пор украшают огромные полотна, созданные в середине столетия, когда эта тенденция достигла своего апогея.
Внешний и внутренний дизайн музеев придал материальную форму образовательной программе, которая впервые оказалась в руках профессионалов - искусствоведов и квалифицированных кураторов. Знатоки веками разрабатывали подобные программы для себя и своих кругов в Европе, Китае, исламском мире и других странах: достаточно вспомнить Иоганна Вольфганга фон Гете и его частные коллекции предметов искусства и природы. С появлением экспертов музей превратился в место для экскурсий по истории искусства. Доверие, авторитет и компетентность способствовали возвышению музеев до небывалых высот престижа. Государственные музеи современного искусства, такие как Музей Люксембурга в Париже, давали художникам дополнительный стимул для завоевания общественной поддержки и сопутствующей ей славы. Музей не только сохранял и "музеефицировал" объекты в смысле отделения искусства от жизни. Он также представлял нечто новое.
В основе исторических музеев лежала иная предпосылка, нежели демонстрация коллекций древних реликвий. Первый музей такого рода, Музей французских памятников 1791 г., объединил в хронологическом порядке статуи, гробницы и портреты лиц, которые, по мнению его основателя Александра Ленуара, имели важное значение в жизни нации. Начиная с наполеоновских войн, во многих европейских странах, в том числе в Дании, Швеции и Венгрии, новые коллекции с исторической направленностью стали называться национальными музеями. В Норвегии и Финляндии национальные коллекции появились еще до образования независимого государства и способствовали появлению националистических движений. В Великобритании не было национального исторического музея; Британский музей был призван охватить "цивилизацию" в самом широком смысле. Однако в 1856 году парламент учредил Национальную портретную галерею, целью которой было укрепление национальных и имперских настроений. Когда в 1889 году в Японии одновременно были открыты три императорских музея, проблема напоминала венгерскую за семьдесят лет до этого: в стране не было правительственных коллекций, и предметы приходилось приобретать из разных источников. Заменить недостающие экспонаты можно было живописными сценами из героического прошлого страны.
Собственно исторический музей опирался на новое понимание "исторических объектов". Недостаточно, чтобы они были "старыми", они должны были обладать значимостью, которая спонтанно передавалась зрителю, и быть одновременно достойными и необходимыми объектами для сохранения. В Германии, где после 1815 года во многих местах были созданы общества "Отечественное наследие", путь к созданию национального музея занял много лет. Решение о его создании было принято в 1852 г., и впоследствии в Нюрнберге появился Немецкий (не Немецкий!) национальный музей, созданный в духе горячего патриотизма и с большим акцентом на Средние века. О центральном музее в столице не думали даже после образования Германского рейха в 1871 г.
В Азии и Африке исторические музеи появлялись, как правило, только после обретения страной политической независимости. При этом значительная часть местных художественных ценностей, рукописей и археологических находок зачастую исчезала в музеях колониальных метрополий. В Египте отток экспонатов начался уже после французского вторжения в 1798 году. Мухаммед Али, номинально османский вице-король Египта с 1805 по 1848 г., в 1835 г. ввел запрет на вывоз древностей, но сам был чрезвычайно щедр в их передаче. Египетский музей в Каире был, по сути, частной инициативой археолога Огюста Мариетта, назначенного хранителем древностей в 1858 году. Мусульманские властители того времени разделились во мнениях относительно неофараоновского стиля, выбранного Мариеттом для строительства: мир языческих мумий был им чужд, но они понимали, что увлечение европейцев доисламской древностью благоприятно сказывается на репутации Египта в мире. Для музеев Стамбула (Константинополя) важно, что в 1874 году Османская империя установила контроль над разделением находок, полученных в результате археологических раскопок под руководством иностранцев. В Китае огромные разрушающиеся строения бывшего императорского дворца - Запретного города с тысячей храмов, залов и павильонов - в 1925 г. были объявлены музеем и в значительной степени открыты для посещения. Но только в 1958 г. государство создало национальный музей с националистической направленностью.
Этнологические музеи лишь эпизодически ассоциировались с патриотическими или националистическими устремлениями. Впервые они появились в середине XIX в., иногда как продолжение княжеского кабинета диковинок или частной коллекции ученого. Основанный в 1886 г. в Берлине Кёнигликес музей фюр Фёлькеркунде вскоре стал известен как самое богатое в мире этнологическое хранилище. Немецкие этнологические исследования не были порождением колониализма, а вытекали из более ранней, либерально-гуманистической традиции изучения культуры. Немецкие путешественники и этнологи собирали коллекцию на всех континентах. Задачей музея было отнюдь не удовлетворение грубого аппетита к экзотике и сенсациям. Превращение предметов в научный материал должно было происходить в музее, который также служил исследовательским целям и помогал готовить новых специалистов. В этнологических музеях выставлялись предметы, попавшие в руки европейцев в результате кражи или сделок, сходных с кражей, и не являвшиеся частью их национального наследия. Цель - представить разнообразие человеческой жизни, но только в отношении "примитивных народов", как их тогда называли. Каждый музей был частью нового развивающегося мира коллекций и выставок. Как и в случае с художественными галереями, ценители вскоре могли знакомиться с экспонатами со всего мира. Музеи конкурировали друг с другом, но в то же время были элементами глобального движения к репрезентации материальной культуры. Они имели подрывной эффект, поскольку художники-авангардисты могли находить в них вдохновение. Не нужно было ехать в Южные моря, как это сделал Поль Гоген в 1891 году, чтобы впитать обновляющую энергию «примитива».
В Европу и Северную Америку отправлялись не только предметы, но и люди, чтобы продемонстрировать в "научных" и коммерческих целях инаковость и "дикость" неокцидентального мира. К концу XIX века такие человеческие демонстрации стали повседневным развлечением в мегаполисах Запада, а во многих небольших городах нашлось место для передвижных выставок. Это была одна из особенностей того периода бурных культурных потрясений. До 1850 года подобные мероприятия были большой редкостью, а после Первой мировой войны на них стало накладываться постепенно формирующееся гуманитарное табу. В ХХ веке коммерческие выставки небелых людей, а также инвалидов повсеместно оказались вне закона. Однако принцип этнографического музея пережил деколонизацию: его декларируемой целью стало уже не распространение знаний о "первобытном" образе жизни как объекте, а сохранение общего культурного наследия в многонациональном мире. Сам тип музея XIX века подвергся деколонизации.
Всемирные выставки
Еще одной новинкой XIX века стала