Читать интересную книгу Гонцы весны - Элизабет Вернер

Когда по прошествии недели граф Эттерсберг нанес повторный визит в Бруннек, он уже не застал там хозяина; но Гедвига с теткой были дома, и Эдмунд не преминул явиться к дамам. За вторым визитом вскоре последовали третий и четвертый, и с тех пор стали происходить удивительные «случайные» встречи: всякий раз, как обе дамы выезжали на прогулку, в гости или с визитом, молодой граф непременно встречался с ними на дороге. Это всегда давало повод к более или менее продолжительной беседе. Короче говоря, добрососедские отношения все больше и больше налаживались.

Рюстов, конечно, ничего об этом не знал. Его дочь не находила нужным в своих письмах упоминать о подобных обстоятельствах, а Эдмунд придерживался такой же тактики по отношению к матери. Правда, своему двоюродному брату он с восторгом рассказал о своем первом «вторжении на вражескую территорию», но так как Освальд сделал ему несколько резких замечаний и нашел неудобными близкие отношения с обитателями Бруннека в продолжение всего процесса, то и он не был удостоен посвящения в дальнейшее их развитие.

Был конец апреля. В один довольно прохладный и пасмурный день граф Эттерсберг и Освальд шли через лес. Это, по-видимому, не была прогулка, так как они внимательно осматривали окрестности, и Освальд настойчиво повторял брату:

– Вот полюбуйся на своих лесничих! Прямо-таки невероятно, как здесь хозяйничают в последние годы; они наполовину вырубили лес. Не понимаю, как это тебе не бросилось в глаза; ты ведь почти каждый день ездишь верхом.

– Ну, я не обращал на это внимания, – сказал Эдмунд. – Ты прав, это, действительно, наводит на грустные размышления, но управляющий утверждает, что только таким образом он мог покрыть расходы.

– Управляющий может утверждать что угодно, а так как он у твоей матери в большой милости, то она слепо доверяет ему.

– Я поговорю об этом с мамой, – заявил молодой граф. – Собственно, было бы лучше, если бы это сделал ты. Ты умеешь объяснить и лучше, и убедительнее меня.

– Ты знаешь, что я никогда не лезу со своими советами к твоей матери, – холодно возразил Освальд. – Да и она приняла бы их как неуместное вторжение в ее дела и непременно отвергла бы.

Эдмунд промолчал, он чувствовал справедливость этих слов.

– Ты считаешь управляющего нечестным? – после непродолжительного молчания спросил он.

– Нет, но совершенно бездарным. Он не умеет ни распоряжаться, ни организовывать. То же, что ты видишь в лесу, происходит и во всем хозяйстве. Каждый из служащих хозяйничает по-своему, и если так будет продолжаться, от всех твоих имений вскоре и следа не останется. Взгляни на Бруннек, как там поставлено дело! Советник извлекает из одного своего имения столько же, сколько ты изо всех своих поместий, а в Эттерсберге имеются еще и другие источники доходов. До сих пор ты должен был полагаться на других, но теперь сам здесь и можешь взять управление Имениями в свои руки. Теперь необходимо энергично взяться за них.

– Чего только ты не узнал за эти шесть недель! – с искренним изумлением промолвил Эдмунд. – Если дело находится в таком положении, то я, конечно, энергично возьмусь за него. Только бы мне узнать, с чего, собственно, нужно начать.

– Сначала уволь всех служащих, которые оказались неспособными, и замени их лучшими! Боюсь только, что тебе придется поменять весь состав.

– Ради Бога, нет! Недовольства и неприятностей не оберешься! Я терпеть не могу новых людей, да, кроме того, пройдут месяцы, пока они привыкнут к новой работе. А я тем временем должен буду все взять на себя.

– На то ты и хозяин. По крайней мере, ты можешь тогда приказывать.

Эдмунд засмеялся.

– Да, если бы у меня была твоя страсть командовать, а в придачу и твой талант! Ты за месяц совершенно преобразил бы Эттерсберг, а за три года создал бы из него такое же образцовое хозяйство, как Бруннек. Если бы ты, по крайней мере, остался со мной, Освальд, у меня была бы тогда поддержка. Но ты во что бы то ни стало хочешь уехать осенью, и я останусь один с ненадежными или чужими людьми. Прекрасная перспектива! Я еще не вступил во владение майоратом, а он уже стал для меня мукой.

– Но судьба сделала тебя хозяином майората, – насмешливо сказал Освальд, – значит, ты должен нести это тяжелое бремя.

Повторяю, Эдмунд, используй последнюю возможность что-нибудь сделать здесь. Обещай мне, что сразу же примешься за работу!

– Да, конечно, непременно, – воскликнул молодой граф, которому этот разговор, видимо, наскучил, – как только у меня будет время; теперь же голова у меня занята совсем другим.

– Более важным, чем процветание или гибель твоих имений?

– Может быть! Но теперь я должен идти. Ты отсюда вернешься домой?

Этот вопрос был несколько странен, но Освальд не обратил на него внимания.

– Конечно!.. Разве ты не пойдешь со мной.

– Нет, мне надо сходить к лесничему. Он взял к себе для дрессировки мою Диану; я должен посмотреть.

– Неужели это так необходимо сейчас? – удивленно спросил Освальд. – Ты ведь знаешь, что сегодня из города приедет твой поверенный на совещание с тобой и твоей матерью, и ты обещал быть дома вовремя.

– О, до того времени я успею вернуться, – сказал Эдмунд. – Прощай, Освальд! Не делай такого мрачного лица. Обещаю тебе, что завтра или послезавтра я обязательно поговорю с управляющим. Во всяком случае, это произойдет на днях.

Затем он свернул на тропинку и вскоре исчез за деревьями. Освальд угрюмо смотрел ему вслед.

– Ни завтра, ни послезавтра ничего не изменится и вообще никогда. Опять у него в голове разные глупости, из-за них весь Эттерсберг может пойти прахом. Собственно, что мне за дело до этого? – По лицу молодого человека пробежало выражение глубокой горечи. – Я чужой был и останусь таковым. Если Эдмунд ничего не хочет слушать, пусть и отвечает за последствия! Я не буду больше беспокоиться.

Но сказать было легче, чем сделать. Взгляд Освальда непрестанно возвращался к безжалостно вырубленному лесу. Его гнев по поводу такого опустошения не улегался, и, собираясь вернуться домой, он поднялся в гору, чтобы взглянуть на другую часть леса. Здесь тоже не было ничего утешительного; тут также повсюду похозяйничал топор, и только наверху кончалось это варварство. Но там начинались уже владения Бруннека, где, конечно, все выглядело гораздо лучше.

Сначала только ради сравнения Освальд вступил в чужие владения, но при виде этого роскошного, заботливо ухоженного леса его недовольство возросло еще больше. Со дня смерти старого графа все имения Эттерсберга находились в руках служащих. Графиня, окруженная богатством и роскошью с первых же дней своего замужества, считала вполне естественным, что все хозяйство ведут подчиненные и почти не посвящают в него хозяев. Кроме того, все в доме было поставлено на широкую ногу; для этого были необходимы средства, и хозяева добывали их любыми путями. Брат графини, опекун Эдмунда, жил в столице, где занимал высокий пост, и был очень занят своей службой. Он вообще вмешивался в дела только в особых случаях, когда сестра просила его совета или помощи. Правда с совершеннолетием Эдмунда это должно было закончиться, но чего можно было ждать от молодого хозяина, он показал сейчас. Освальд без огорчения не мог смотреть на то, как одно из самых богатых во всей стране имений вследствие беззаботности и равнодушия своих владельцев шло к неминуемой гибели. Сознание этого было для него настолько тяжелым, что ему казалось, будто немедленное энергичное вмешательство могло бы еще все спасти. Через пару лет будет, пожалуй, слишком поздно.

Задумавшись, молодой человек все больше углублялся в лес, но наконец остановился и взглянул на часы. Прошло больше часа, как он расстался с Эдмундом, который уже давно должен был находиться на пути к дому. Освальд также решил вернуться, но выбрал для этого другую, более дальнюю дорогу. Ему незачем было торопиться; его присутствие на совещании не было ни необходимым, ни желательным.

Должно быть, странные мысли роились в голове молодого человека, когда он медленно брел по тропинке. Он уже давно не думал ни о лесничих, ни об управлении имением. Его лоб грозно хмурился, а на лице было такое угрюмое, неприязненное выражение, словно он готовился к сражению с целым светом. Это было мрачное раздумье, беспокойно сосредоточившееся на одной мысли; он тщетно старался освободиться от него, но оно все больше и больше овладевало им.

– Не хочу я больше думать об этом, – промолвил наконец Освальд вполголоса. – И почему только меня постоянно преследует это несчастное подозрение, от которого я не могу отделаться? У меня нет никаких доказательств, которые подтверждали бы его, а тем не менее оно отравляет каждый час, каждый миг моей жизни. Прочь, прочь!

Он провел рукой по лбу, словно желая прогнать мучительные думы, и быстрее пошел по дороге, выходившей из леса. Через некоторое время он вышел на открытый холм, но остановился как вкопанный при виде совершенно неожиданного зрелища, представившегося его глазам.