Читать интересную книгу Гонцы весны - Элизабет Вернер

«Вот когда начинает прорываться его грубость!» – подумал граф, которого эта сцена очень забавляла.

Он явился с твердым намерением ни за что не обижаться на Рюстова, а потому, приняв и этот выпад с юмором, ответил как нельзя более вежливо:

– Вы изволили привести весьма лестное сопоставление, дорогой сосед. Что Дорнау полетит ко всем чертям – едва ли вероятно; отойдет ли он к Эттерсбергу или Бруннеку, нам придется обождать; ведь это дело суда. Откровенно признаюсь вам, что мне весьма любопытно узнать, какое мудрое решение вынесут господа судьи.

– Ну, я должен сказать, что такого отношения к делу мне еще не приходилось встречать, – заявил изумленный Рюстов.

– Но почему же? Вы боретесь, как сказали сами, только из-за принципа; я, со своей стороны, выступаю лишь представителем воли своего родственника. Мы одинаково не заинтересованы в этом обстоятельстве. Итак, предоставим нашим адвокатам вести процесс с Божьей помощью дальше! Это нисколько не мешает нашим добрососедским отношениям.

Рюстов уже намеревался энергично отклонить эти «добрососедские отношения», как вдруг дверь распахнулась, и на пороге появилась его дочь. Девушка в облегающем костюме для верховой езды, с раскрасневшимся от быстрой езды лицом казалась сегодня еще очаровательнее, чем недавно в зимнем костюме. То же самое нашел и Эдмунд, вскочивший с места гораздо поспешнее, чем этого требовала обычная вежливость. Гедвига, вероятно, уже узнала от слуги, кто находился у отца, и, нисколько не удивляясь, полуофициальным кивком ответила на поклон графа; но веселый огонек, сверкнувший в ее глазах, показал ему, что она, так же как и он, не забыла их встречи. Волей-неволей советник должен был снизойти до представления, а тон его голоса, когда он произносил до сих пор ненавистное имя Эттерсбергов, показывал, что носитель его, несмотря на все, уже приобрел некоторый шанс.

– Я лишь недавно узнал, кого послала мне судьба в противники по процессу, – обратился Эдмунд к молодой девушке, – поэтому поспешил представиться вам в качестве врага и противника.

– Следовательно, вы явились в Бруннек, чтобы ознакомиться с местоположением неприятеля, – спросила Гедвига, переходя на задорный тон.

– Непременно! В силу действующих обстоятельств это моя обязанность. Ваш батюшка уже простил мне вторжение на вражескую территорию. Очень может быть, что я могу надеяться на то же самое и от вас, хотя недавно вы решительно отказались назвать мне свое имя.

– Что такое? – вмешался Рюстов. – Ты знаешь графа?

– Конечно, папа, – нисколько не смущаясь, ответила Гедвига. – Ведь тебе уже известно, что, возвращаясь из города, я вместе с Антоном чуть не застряла в снегу; я рассказывала тебе о двух незнакомцах, с помощью которых мы выбрались из ущелья.

Только теперь советнику стало понятно, откуда у его молодого гостя появилось добрососедское расположение. До сих пор он тщетно ломал над этим голову; но и это открытие, по-видимому, не очень его обрадовало, потому что он ответил дочери довольно недружелюбно:

– Так, значит, это был граф Эттерсберг! Почему же ты скрыла от меня его имя?

– Потому, что знала твое предубеждение, папа, – звонко расхохоталась Гедвига. – Я думаю, что если бы нас застигла какая-нибудь лавина, ты не простил бы мне, что меня засыпало вместе с одним из Эттерсбергов.

– На наших дорогах лавин не бывает, – нахмурился Рюстов, которому очень не нравилась эта веселость.

– О, нет, нечто подобное случилось недавно в долине, – вмешался Эдмунд. – Уверяю вас, положение было очень опасным. Я был очень счастлив предложить фрейлейн Гедвиге свою помощь.

– Но, граф, ваша помощь выражалась лишь в том, что вы почти все время стояли на подножке кареты, – насмешливо возразила девушка. – Ваш молчаливый спутник вызволил нас из беды. Он, – она немного замялась, – конечно, не приехал с вами.

– Освальд не знает, что я как раз сегодня поехал в Бруннек, – сознался Эдмунд. – Он, несомненно, будет упрекать меня за то, что я лишил его счастья…

– О, пожалуйста, не трудитесь убеждать меня! – перебила его девушка, делая недовольную гримасу и надменно закидывая голову. – Я уже достаточно познакомилась с вежливостью вашего двоюродного брата и совсем не горю желанием возобновить наше знакомство.

Эдмунд не обратил внимания на раздраженный тон этих слов. Он находил вполне естественным, что забыли об угрюмом необщительном Освальде, в то время когда он, граф Эттерсберг, расточал всю свою любезность и делал это с такой непринужденностью, что его обаянию поддался даже Рюстов. Правда, он противился этому изо всех сил, старался сохранить свое недовольство и различными едкими замечаниями давал понять это, но ни то, ни другое ему не удавалось: и характер, и внешность молодого графа с каждой минутой все больше и больше захватывали его. Эдмунд старался уничтожить создавшееся против него предубеждение; он блистал остроумием, очаровывал разговором и был бесконечно любезен. Недружелюбно настроенный помещик был побежден раньше, чем отдал себе в этом отчет; под конец он совсем забыл, с кем имеет дело, и когда, наконец, Эдмунд собрался уходить, случилось нечто невероятное – Рюстов проводил его и на прощанье даже пожал руку.

Он опомнился лишь возвратившись в комнату, и к нему вернулось прежнее раздражение. Когда же помещик увидел, что Гедвига, стоя на балконе, отвечала на прощальный привет графа, буря разразилась вовсю.

– Ну, это переходит всякие границы. Такую наглость мне еще не приходилось встречать! Этот граф запросто является сюда, разыгрывает сплошную любезность, к процессу относится как к пустяку, говорит о соглашении, о дружеских чувствах, о чем угодно, очаровывает своими манерами, так что не успеваешь опомниться… В другой раз я этого не допущу. Если он пожалует снова, я прикажу ответить, что меня нет дома.

– Ты этого не сделаешь, папа, – сказала Гедвига, подойдя к нему и ласково обнимая за шею. – Для этого он слишком понравился тебе самому.

– Да? Кажется, и тебе тоже? – Отец окинул ее критическим взглядом. – Ты думаешь, я не знаю, что привело этого молодого человека в Бруннек? Ты думаешь, я не заметил, как он поцеловал твою руку на прощанье? Но подобные вещи я запрещаю вам навсегда. Ни с каким Эттерсбергом я не желаю иметь дела; я слишком хорошо знаю это общество. Высокомерие, себялюбие, безрассудное упрямство – вот отличительные черты этого рода; все они одним миром мазаны.

– Неправда, папа! – решительно заявила Гедвига. – Моя мать также была из Эттерсбергов, а ты был с ней очень счастлив!

Это замечание было столь веским, что Рюстов немного опешил.

– Так она была исключением, – нашелся он наконец.

– Мне кажется, что граф Эдмунд также исключение, – доверчивым тоном промолвила Гедвига.

– Да? Тебе так кажется? В свои восемнадцать лет ты удивительно разбираешься в людях! – воскликнул советник и стал читать дочери нотацию.

Гедвига слушала отца с таким видом, который ясно доказывал, что для нее этот разговор в высшей степени безразличен, и если бы отец мог прочитать ее мысли, он, наверное, снова нашел бы очень «удивительным», что она и на этот раз предполагала сделать обратное тому, что ей было приказано.

Глава 4

Март и даже большая часть апреля уже прошли, и снежные метели и холода окончились. Тем не менее весна еще не наступила. Все вокруг было пусто и голо, а тепла и солнечного света не было и в помине.

Во враждебных отношениях между Эттерсбергом и Бруннеком на первый взгляд ничего не изменилось. Процесс шел своим чередом; каждая сторона отстаивала свою точку зрения. Графиня приводила доказательства от имени своего сына, для которого это дело по-прежнему не представляло ни малейшего интереса, а Рюстов выступал представителем своей несовершеннолетней дочери, у которой вообще не могло быть еще своего мнения.

Но эти два главных лица, которые, собственно, вели друг с другом процесс, держали себя далеко не так пассивно, как это казалось, и с величайшим упорством отстаивали свои права, не подозревая, какой сюрприз готовился тем временем.

Последние недели Рюстов вообще не жил в Бруннеке. Участие в одном крупном промышленном предприятии требовало его продолжительного присутствия в городе.

Когда по прошествии недели граф Эттерсберг нанес повторный визит в Бруннек, он уже не застал там хозяина; но Гедвига с теткой были дома, и Эдмунд не преминул явиться к дамам. За вторым визитом вскоре последовали третий и четвертый, и с тех пор стали происходить удивительные «случайные» встречи: всякий раз, как обе дамы выезжали на прогулку, в гости или с визитом, молодой граф непременно встречался с ними на дороге. Это всегда давало повод к более или менее продолжительной беседе. Короче говоря, добрососедские отношения все больше и больше налаживались.

Рюстов, конечно, ничего об этом не знал. Его дочь не находила нужным в своих письмах упоминать о подобных обстоятельствах, а Эдмунд придерживался такой же тактики по отношению к матери. Правда, своему двоюродному брату он с восторгом рассказал о своем первом «вторжении на вражескую территорию», но так как Освальд сделал ему несколько резких замечаний и нашел неудобными близкие отношения с обитателями Бруннека в продолжение всего процесса, то и он не был удостоен посвящения в дальнейшее их развитие.