- Так, - сказал Ипат. - Ну что же...
- Понятно... - перебил его милицайт. - Держи...
Пошарив у себя под сиденьем, он вытащил и протянул Ипату автомат. А также битком набитый подсумок. Ипат вынул один из магазинов и, увидев, как блеснули серебряные пули, невесело усмехнулся.
- Так, я готов, - сказал он. Голос его был, пожалуй, излишне спокоен, но это не имело никакого значения. Он снова ощутил, как вернулся нервный азарт боя, странная жажда охоты, которую он чувствовал там, в Лемурии.
Офицер, со странной полуулыбкой разглядывал его. Проплывали за окном машины дома. Освещенные проемы. Фонари. Люди. Повороты. Пылающие рекламные щиты: "Покупайте жареных уток. Наша газета выпекает лучшие жареные утки". Постовой на перекрестке, в каске и с автоматом на изготовку.
- Вы только не думайте, что он обязательно вам попадется, - говорил милицайт. - Город большой... Шансов мало... Но если попадется - стреляйте без разговоров.
Машина остановилась, и они стали выгружаться.
Город словно бы вымер. Ишь ты! А ведь это за полчаса, что они ехали. Значит, получается, осадное положение? Ну что же. Мера разумная. Очевидно, там, наверху, кто-то уже сталкивался с оборотнями и знает, что такой зверь может наделать в ночном городе.
Ипат стал рассматривать тех, с кем ему предстояло патрулировать. Так... один, несомненно, рабочий. Староват, но сила еще есть. Пожалуй, на него можно положиться. Второй - жидковат. Шляпа, пижонские усики. И автомат держит, как дубину. Ну и черт с ним. В принципе, оборотня он может завалить и один. Вот только надо бы за ребятами присмотреть. Пусть будут рядом. Для них же лучше.
Они построились в одну шеренгу, и милицайт пожал им всем руки. Проверил, все ли у них в порядке с оружием, и сказал, что утром по домам их развезет специальная машина. А сейчас они должны патрулировать такой-то и такой-то квартал. И службу нести бодро, бдительно... Прежде чем стрелять, убедиться, что действительно оборотень. Впрочем, с ними товарищ лемурец. Он человек опытный и в таких ситуациях бывал...
Милицайт сел в машину и уехал.
Они же взяли автоматы на изготовку и пошли по маршруту. С улицы Дерзаний, где все стены были оклеены пробитыми пулями плакатами: "Даешь!", на улицу Великого Горного Орла, где каждое окно было плотно закрыто тяжелыми шторами. Следующей была улица Обновления, которая постепенно переходила в переулок Разумных Авантюр. А дальше расстилалась пышная Застоечная. Правда, к концу она становилась беднее и беднее. Потом был крутой поворот, и начиналась улица Второго Обновления, в конце которой виднелось помпезное здание театра Разговорников. И тут кольцо замкнулось. Они снова переходили на улицу Дерзаний. Некоторое время спустя они остановились на углу Застоечной и Дерзаний покурить. Интеллигент все пытался объяснить, как оборотень умудрился прорваться через кордон. Рабочий кивал головой и поминутно говорил "угу". А потом он сказал, что лучше бы, конечно, эту лемурскую войну не начинать. Интеллигент возмутился и возразил, что этого требовала международная обстановка. И вообще, высокая политика - необычайно сложная вещь...
Ипат слушал их и вспоминал последний день в Лемурии.
...Машины катили к кордону. Ярко светило солнце. Настроение у всех было приподнятое. Чемоданы с дембельским барахлом весело прыгали по кузову. За машинами поднимались столбы пыли. А они, дембеля, болтали какую-то чепуху и думали о том, что это - все. Через несколько часов они пересекут кордон и тогда можно будет снять с автомата руку и уже не бояться ничего. А потом будет гражданка и возвращение. И каждый постарается забыть эту дорогу, эти годы, эти рейды, вообще - все. Если сможет.
Когда до границы осталось совсем немного, в небе появилась огромная надпись: "До свидания!". Между словами "до" и "свидания! было большое расстояние, и все его занимала страшная морда, отчаянно кривлявшаяся и поминутно высовывавшая длинный, тонкий, змеиный язык...
Рабочий и интеллигент разом выкинули окурки, а Ипат не спешил. Он докурил до самого фильтра. Звездочка сигареты канула в темноте. Они повернулись и пошли дальше, а когда свернули на улицу Дерзаний, Ипат вдруг вспомнил, что именно здесь живет тот самый Семен Бредихин из третьего взвода. И к нему надо обязательно зайти. Ну хотя бы на пять минут.
А может, вытащить его из дома? А что? Они бы ходили всю ночь по улицам и молчали. И этого было бы достаточно.
Что ж, надо действовать.
Он оставил своих товарищей под ближайшим фонарем, а сам вернулся...
Дом был одноэтажный, деревянный. Полусгнивший забор. Скрипучая калитка. Двор посыпан белым песочком. Дверь в дом оказалась почему-то не запертой.
Он включил фонарик и шагнул внутрь.
Итак: прихожая. Продранный диван, старые стулья. На стене - гипсовая пастушка, с нарисованной улыбкой на глупом лице. А это что? Кухня? Расшатанный стол, два табурета, довольно новая газовая плита. А это? Гостиная: обитые бархатом диваны, картинки с целующимися голубками. Телевизор под кружевной салфеточкой. На окнах герань и алоэ. Мило.
Спальня. Железная кровать, старый матрац. На стенах полуобнаженные девушки из журналов. Шкаф. В нем несколько гражданских костюмов и военная форма. Из-под кровати выглядывает дембельский чемодан.
Спальня была последней комнатой в доме, и здесь он задержался дольше, внимательно разглядывая смятую постель и валявшееся на ней мужское белье. А потом посветил в сторону подоконника и вздрогнул. Что-то было на нем, что-то знакомое, какое-то пятно... Он подошел поближе и, поднеся фонарик к самому окну, увидел, что это след. Волчий. Огромный отпечаток когтистой лапы.
И все встало на свои места. Ипат вдруг понял значение "до свидания", когда он уезжал из Лемурии, смысл этого следа на подоконнике и многое другое. А еще он понял, что нельзя вести войну за пределами своего государства так, чтобы она не пришла к тебе домой. Нет локальных войн. И то, что происходило в Лемурии, безусловно, вторжение, которое идет полным ходом, и уже не первый год. Только не мы вторглись в Лемурию, а она ежедневно вторгается к нам, через тех, кто из нее вернулся. И нельзя увильнуть от ответственности. Мы посеяли эту войну. Плоды ее будем пожинать мы же. А кто еще? И вот один из этих плодов. Вот он. На подоконнике.
И словно под воздействием того, что он понял, живое существо, спавшее у него в груди, вдруг проснулось и, развернувшись, рванулось наружу.
Мир взорвался, расплескался разноцветными брызгами, а потом обвалился на него, как гора из сотен тысяч кирпичей, и наступило беспамятство...
Очнувшись, он понял, что лежит на полу, и попытался встать хотя бы на четвереньки. Это ему удалось. Он подумал было о фонарике, но обнаружил, что глаза у него уже привыкли к темноте и фонарик не нужен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});