по моей коже, здороваясь как с родным. Ее сила мягко касается меня, но даже это прикосновение вызывает желание передернуться, потому, что раньше именно ее сила «ковала» мой характер, показывая все грани агонии, всю мощь своих возможностей и это я вам скажу, то еще испытание было для пятнадцатилетнего ребенка. Но я, черт возьми, упертый я выдержал и это, а может это и сделало из меня хладнокровного помешанного убийцу.
— Ты вовремя. — Игнорирую ее вопрос, думая, что не нужна дополнительная констатация фактов. Тут и без слов все понятно. Не понятно только одно, как эта кучка кретинов собралась сопровождать свою цель. Ведь в этом и смысл операции. Я оружие, а они охрана обеспечивающая доставку груза.
— Ты не сказал, что их четверо!
— Но ты же запасливая волшебница? — Коротко хохотнул, смотря на великолепные женственные черты.
Маришка очень красивая женщина. Красива и хладнокровна, кто-то назовет ее красоту опасной и не прогадает. Все ведьмы до зубного скрежета красивы и красота эта ослепляет. Делает из мужчин и женщин послушных, зависимых игрушек. Опаляет и убивает в угоду поставленных целей.
— А ты как всегда льстец? — Я приподнимаю бровь в притворном удивлении, и как было ранее озвучено игра набирает обороты.
— Для тебя я буду тем, кем ты захочешь! — И это звучит очень пафосно, а я улыбаюсь в ответ на ее смешок.
— Ладно, реверансы потом, а сейчас ты знаешь, что делать. — Отдает она приказ, и я послушной марионеткой выполняю его.
Отхожу от асфальтированного покрытия, разуваясь, вступаю в идеально постриженную, мокрую от россы траву и кинжалом вырезаю ровный круг. Черчу глифы стихий, выдирая куски травы вперемешку с почвой. Не жалея ее. Обвожу глифы в растянутые листы с округлым центром в их основании. Получается, что то наподобие детского рисунка ромашки с исполосованными странными знаками листочками и весь этот рисунок в ровном круге. Хорошо протираю свой кинжал и водружаю его на законное место в набедренный чехол.
— Все. — Заключаю, смотря, как моих цыплят раздели до штанов и чернилами прямо по центру груди изрисовывают алебастровую кожу. Такую отличную от моей загорелой.
— Молодец. — Маришка, заканчивая с последним бойцом, подходит к нарисованному кругу и осматривает каждый глиф.
Достает связку нефритовых амулетов, отцепляет четыре и аккуратно укладывает по центру.
— Саш, мне понадобится помощь.
Я морщусь от этого. Ненавижу быть батарейкой, но выбирать не приходится и я с перекошенным лицом, словно, только что сожрал килограмм лимонов, киваю. Но ей мой кивок не нужен, она уже начала свой ритуал. Мы оба в курсе, если я позвал ее для помощи, то я заранее дал согласие на все, что потребуется.
Ее глаза закатываются, а ветер, бушующий сейчас в круге, безжалостно рвет ткань ее черного балахона, терзает непослушные волосы, разметывая их по тонким изящным плечам. Белые как мел губы бесшумно поют песню природному источнику, просят помощи и источник откликается на просьбу своего дитя. Глифы загораются холодным ярким белым светом, который расползаясь, уходит в края листиков ромашки и перетекает в центр, в амулеты, которые всасывают его в себя и горят уже своим отличительным зеленым цветом.
— Сейчас. — Маришка протягивает ко мне одну руку и я, полосуя себя по ладони ножом, отвечаю на ее рукопожатие. Сплетаюсь загорелыми пальцами с мертвецкой белизной кожи и привычно вздрагиваю от холода, проникнувшего в меня через порез. Это именно то прикосновение ее сил, которое пугает меня, но я сжимаю челюсть, терплю.
Холод струится по пальцам, оплетая и захватывая каждый миллиметр кожи, перекидывается на запястья, к локтю, словно изгоняя все тепло из тех мест, которых он достиг. В голову ударяет горячая волна, а холод поднимается уже к плечу, тянет свои костлявые пальцы к моей шее. Впивается в нее, пережимая глотку, а сердце делает на это прикосновение, хаотичный кульбит, ударяясь по костям грудной клетки, затихает на доли секунд.
Я падаю на колени не способный сделать и глотка воздуха. Сегодня источник на удивление жесток, сегодня он опустошает меня практически полностью, я чувствую, как мои жизненные силы перетекают по костлявым фалангам холода. Чувствую, как жизнь тонким ручейком уходит из меня вместе с высасываемым теплом, и безмолвно позволяю этому случиться. Договор, есть договор. Этим я защищу безмозглых новобранцев от опасности и не услышу в свой адрес благодарности. Я говорил, что мир, в котором я живу полное и беспросветное дерьмо? Сознание уплывает из меня вместе с силой, и я отдаюсь этой тьме, потому, что чувствовать на своей шее саму смерть и не сопротивляясь отдаваться в ее загребущие руки, чертовски страшно.
— Давай мой ласковый мальчик, открывай свои глазки, не расстраивай старую волшебницу. — Слышу теплый голос и чувствую на своих щеках горячие следы пощечин.
— Расстроишь тебя как же. — Я откашливаю вставший поперек горла воздух, который кажется, мне затхлым и вдыхаю полной грудью прохладное дуновение ветра.
Даю своему телу переварить все прелести физического истощения и, пересиливая ломоту костей встаю. Слабость, посилившаяся во мне не должна показаться на поверхность. Не должна найти отклик в понимающих и унижающих улыбках на лицах властителей мира, которым неведомо это чувство.
— Ты изменился и, обзавелся седой прядью. — Маришка смотрит прямо в мою душу, а еще крепко удерживает мою ладонь, даря драгоценные секунды привыкнуть к своему росту. Смириться с тошнотой от проведенного ритуала.
— Не страшно. — Вздыхаю и более уверено забираю из протянутой ладони нефритовые, заряженные амулеты.
Делаю четыре шага к стоящим немного в стороне ожидающим парням и задыхаюсь, так словно пробежал несколько километров. Черт. Но я не показываю своей беспомощности, запираю внутри ее и с холодным выражением на лице каждому на грудь поверх нарисованных глифов вешаю талисман, в котором заключена часть меня и часть Маришки. Мои руки ледяные, я чувствую это, прикасаясь к обжигающе горячей коже парней, но только на груди Олега позволяю своим пальцам немного задержаться, на доли секунд, не смотря в глаза. Просто попробовать впитать тепло, а вместе с ним, такую сейчас необходимую ярость. Заменить этим ярким чувством усталость тела.
— Так не пойдет. — Слышу за спиной Маришку и прикрываю глаза.
— Пойдет. Я справлюсь.
— Нет. — Слышу шорох расстегиваемых деревянных продолговатых пуговиц на черной ткани. Слышу, как ритуальный ножик покидает уютные кожаные ножны с тихим щелчком и поворачиваюсь.
— Я сказал нет. — Жестко останавливаю ведьму, а та отвечает мне не менее жестким взглядом.
— Ты помнишь правила? — Да. Я позвал ее, значит, заранее на все согласен. Киваю.
— Тогда не вижу смысла отказываться от дара. — Жестко припечатывает она и чиркает яркой сталью по