Янь Тинко тихо произнес:
Радостно нам наблюдатьЧереду неизменных сезонов —Тех, что от века богами дарованы нам;Радостно нам соблюдатьЧереду ритуалов священных —Тех, что от века завещаны предками нам…
Не дочитав старинные стихи, он умолк и вернулся во двор. Обычно он дожидался гостей в доме; однако ради императорского посланца Янь Тинко поместился с сыновьями на террасе, облачившись в лучшие одеяния. Слуги выстроились живым коридором от крыльца до внешних ворот; лабиринт кустов закрывал от высокого гостя все, кроме пруда с золотыми рыбками. Женщины, дети и чернорабочие спрятались от глаз подальше в строениях подворья.
Прибытию процессии предшествовали разнообразные звуки — топот, дребезжание и лязг металла. Затем о том же, но более официально, возвестил конюший, спешившись и войдя в подворье. На полпути его встретил управитель; они обменялись поклонами и приличествующими случаю словами. Затем появился и сам инспектор. Слуги простерлись ниц, а Янь Тинко отдал посланцу императора почести, как вельможе более высокого ранга.
Цай Ли учтиво отвечал на приветствия. Внешность его не очень впечатляла — ростом он был невысок и довольно молод для человека, достигшего такого поста. Субпрефект же был высок и седовлас. С первого взгляда было ясно, что инспектор проделал долгий и трудный путь, — даже символы, надетые им перед выходом из экипажа, помялись в дороге. Однако бежавшая по его жилам кровь многих поколений приближенных к трону позволяла ему хранить спокойную, величавую осанку. Хозяин и гость сразу понравились друг другу.
Цай Ли сопроводили в его комнаты, где уже ждали омовение и свежие одежды. Позаботились и о свите: помощников и чиновников расселили согласно их рангам, стражников определили на постой в крестьянские дома. Воздух наполнило благоухание готовящегося пира — ароматы специй, трав, жареной птицы, молочных поросят, щенков и черепах. Тонко пахли слегка подогретые напитки. Из дома, где репетировали певцы и танцовщицы, порой доносился звон цитры или певучий удар гонга.
Инспектор дал понять, что перед встречей с местными чиновниками хотел бы побеседовать с субпрефектом наедине. Разговор состоялся в покоях, обставленных весьма скудно — всего две ширмы, свежие соломенные циновки и низенький столик с рисовым вином и пирожными с юга. Зато здесь было светло и просторно, пропорции помещения радовали глаз. Рисунки на ширмах — бамбуковая роща и горный пейзаж — были изящными, каллиграфия изысканной. Цай Ли выразил восхищение — достаточно явственное, чтобы подчеркнуть собственный вкус, но не преувеличенное, дабы не напроситься на дар.
— Нижайший раб благодарит за доброе слово, — склонился Янь Тинко. — Боюсь, государь сочтет нас, обитателей здешних краев, бедными и полуграмотными.
— Вовсе нет, — отвечал Цай Ли, поднося к губам чашечку. Его длинные полированные ногти ярко блеснули. — Правду сказать, у вас тут прямо гавань покоя и порядка. Увы, даже в окрестностях столицы изобилуют разбойники и смутьяны, а подальше скрываются настоящие бунтари; и кочевники, несомненно, вновь поглядывают алчно на нашу сторону Великой Стены. Так что волей-неволей пришлось отправиться в путь в сопровождении воинов. — В голосе инспектора отчетливо прозвучала нотка презрения к низшему из свободных сословий. — Хвала небесам, надобности в них не возникало. Воистину астрологи выбрали для моего отбытия благоприятный день.
— Быть может, помогло как раз присутствие воинов, — сухо заметил Янь Тинко.
— Слышу речи старого доброго владетеля, — улыбнулся Цай Ли. — Насколько я понимаю, ваше семейство уже давненько главенствует в этих краях?
— С той самой поры, когда император Уди удостоил этой чести моего благородного предка Янь Чи за доблесть в боях с северными варварами. Ах, то были славные дни! — Цай Ли тихо-тихо вздохнул. — Нам, их недостойным наследникам, остается лишь сдерживать лавину бед живой плотиной.
Янь Тинко немного поерзал, прокашлялся, взглянул прямо на собеседника и сказал:
— Мой государь, несомненно, стоит на самом гребне плотины, и столь долгое изнурительное странствие тому подтверждением. Будет ли нам дозволено поддержать его праведные стремления и каким образом?
— В основном мне требуются сведения. И проводник, пожалуй. До столицы докатилась весть о мудром, а то и святом человеке из ваших мест.
— Что?! — не поверил своим ушам Янь Тинко.
— Басням странников верить нельзя, но мы опросили несколько человек, и рассказы их сходятся. Он проповедует учение Дао, и добродетель принесла ему редкое долголетие. — Цай Ли поколебался, но добавил: — Или даже бессмертие… Что вам известно об этом, господин субпрефект?
— А-а, — Янь Тинко насупился. — Теперь я понял. Некто, именующий себя Ду Шанем.
— Значит, вы настроены по отношению к нему скептически?
— Он не соответствует моим представлениям о святом человеке, господин инспектор, — проворчал Янь Тинко. — В желающих выдать себя за святого недостатка нет. Простые крестьяне склонны верить всякому вруну, особенно в столь беспокойные времена, как нынче. Находятся неприкаянные бродяги, которые не делают ничего полезного, а лишь побираются да произносят обольстительные речи. Заявляют, будто обладают волшебной силой. Крестьяне клянутся, что видели, как они исцеляли недуги, изгоняли демонов, воскрешали мертвых, — словом, все, что в голову взбредет. Я разобрал несколько подобных случаев и не нашел реальных подтверждений ни единому слову. Подтвердилось лишь, что, прежде чем податься дальше, эти подзаборники успевают попользоваться кошельками мужчин и благосклонностью женщин, утверждая, что таков Путь. Цай Ли взглянул на него с прищуром.
— О шарлатанах нам ведомо. Ведомо и о простых ворожеях, народных колдунах — по-своему честных, но темных и суеверных. Увы, их верования и обряды действительно начали просачиваться в чистое некогда учение Лаоцзы. Сие прискорбно.
— А разве двор не следует неукоснительно наставлениям великого Кунцзы[5]?
— Разумеется. И все же, господин субпрефект, мудрость в сочетании с силой встречается все реже. Услышанное навело самого Единого на мысль, что голос Ду Шаня был бы желателен в хоре имперских советников.
Янь Тинко устремил взор в чашку, будто искал там утешительного совета.
— Не мне ставить под вопрос волю сына небес, — наконец заговорил он. — Осмелюсь сказать, этот молодец серьезного вреда не наделает. — Он рассмеялся. — Пожалуй, он даже не уступит иным советникам.
Цай Ли некоторое время молча всматривался в собеседника, прежде чем вымолвить:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});