Дюк бросил осторожный взгляд через плечо и обмер: компаньон, оказывается, держал мордастого на прицеле. Первый было дернулся, но кольт немедленно повернулся в его сторону. Тот самый, музейный экспонат образца тысяча восемьсот семьдесят второго года, который искателям приключений так ловко втер год назад продавец в Уинчендоне. Вчера были недалеко от Чайна-тауна, и этот тип все клянчил: давай да давай пойдем, посмотрим, вдруг саквояж в целости. Совершенно помешался на этом Фоксе, хоть врачу показывай. Саквояж, точно, не пострадал, так и стоял в том подвале в переулке около Росс-Элли, только подкоптился вместе с одним слишком крепко спавшим ловцом опиумных грез. В саквояже осталась одна дребедень, не считая часов. Вот если бы их продать… только кто же теперь покупает шикарные цацки!
То ли вид музейного экспоната подействовал, то ли физиономия искателя приключений располагала к доверию, но и Первый, и Второй тоже что-то впали в задумчивость. Джейк поймал взгляд компаньона, улыбнулся лучезарно гостям и махнул головой: проваливайте, мол.
– Пушку убери, – Первый сплюнул сквозь зубы.
– Не могу, – отозвался Джейк ему в спину. – Она мне приносит удачу.
Он почесал стволом взмокший лоб и добавил уже более себе:
– Наследство, знаете ли.
– Чокнутый, – схватился за голову М.Р., когда голоса незваных гостей послышались сначала на лестнице, потом на улице, и, наконец, стихли. – Совсем. Окончательно.
– Но ведь получилось, – не соглашался Д.Э.
Девицы, как мышки, вернулись и забились в кресло, мигая и переглядываясь. На них не обращали внимания.
– А если бы не получилось?
– Но ведь получилось, – опять сказал Д.Э.
М.Р. сурово промолчал.
– Идиот, – с сердцем сказал он в конце концов.
Повернулся к девицам, глянул на одну, на вторую, отобрал у компаньона револьвер, приставил себе к животу, нажал курок. Раздался негромкий хлопок и… все.
– Непонятно? – спросил он у онемевших барышень.
Убедившись, что, кажется, непонятно, щелкнул барабаном. Девчонки ахнули.
– Мало того, что один сопляк против трех кабанов, – М.Р. был мрачен, – мало того, что патронов нет, так это (он защелкнул барабан обратно) еще и видно. Вот.
Барабан был открытый. Девчонки снова ахнули. Восхищенно.
– Дуры! – рявкнул М.Р., которому изменил талант дипломата. – То, что они ничего не заметили – чистое везение, больше ничего!
– Ну, не кипятитесь, сэр, – Д.Э., совершенно наоборот, был спокоен (только смех немножко нервный остался). – Надо быть не знаю, кем, чтобы разглядывать револьвер, из которого в тебя же и целятся.
– Так то из револьвера, а не из музейного экспоната!
– Да хватит вам гавкаться! – встряла Ширли. – У них такие же. Этот ваш Лис, он что, на самом деле есть?
– Ну, вы даете, мисс! – рассмеялся Д.Э. – Мы сами по себе.
– А, – девчонка прикусила губу, – ага. Ну, тогда еще лучше. В общем, половина выручки ваша, половина – наша, идет?
Она достала платочек (проживший, похоже, долгую и трудную жизнь) и принялась им обмахиваться.
– Что ж вы сразу-то не сказали? – засмеялась радостно, как маленькая девочка, которой сказали, что поведут к дантисту, а привели есть мороженое. – Приличных из себя корчили!
– Про имена сразу подумать, – сказала Ида. – Я тебе говорить, цукерпупхен.
– А что имена? – невинным голосом спросил Джейк.
– Ой, ладно! – Ширли шутливо шлепнула его по заду. – Не напрашивайся!
– Я не напрашиваюсь, – Джейк честно-пречестно посмотрел ей в глаза.
– Ну конечно! И жестянки в глаза не видал.
– Никогда в жизни!
– И ручки чистые, чужого добра не трогали!
– Ну что вы, мисс! Как можно! – Д.Э. еле сдерживал смех.
Он осмотрел ладони, изобразил ужас и спрятал руки за спиной.
– Я не виноват, воды нет! Вся на вас уходит!
– Бабке своей расскажи!
– У него и бабки нет! – пошутил Дюк.
– Неправда! – возмутился компаньон. – Она у меня такая почтенная старушка, ты себе представить не можешь. Зубы сводит!
– Да-да, – кивнул компаньон, – и папенька – священник.
– Вот уж точно – джейк, – засмеялась Ширли. – Зенки бесстыжие!
– Это есть хорошо, что все кончилось джейк-пот! – отозвалась Ида.
– Чего? – поразился Д.Э. Саммерс.
– Все хорошо, Джейк, что кончается джейк, – успокоила Ширли.[1]
Она надвинула ему шляпу на нос и повернулась к М.Р.
– А что сразу я? – округлил глаза тот.[2]
– Карты в руках не держаль, честно играль? – всплеснула руками Ида.
Дюк сделал задумчивое лицо.
– Ну не то, чтобы совсем не держал… – начал он, но девицы замахали на него руками.
– Да честное слово! – продолжал М.Р. – В покер! Это просто мне папенька не велел садиться играть!
Ширли упала в кресло и хохотала так, что чуть не сверзилась вместе с креслом на пол. Ида достала из кармана кулек карамели.
– Конфетка хочешь?
Пока липовый шулер разворачивал конфету, Джейк извлек «миротворец» из его пальцев, картинно дунул в ствол и сунул за пояс: – Патронов-то надо бы раздобыть. Самое время. Что скажете, сэр?
М.Р. Маллоу от нервов так и тянуло врезать по этой довольной роже. Но он подумал. Физиономия его потихоньку приняла нормальное выражение.
– Скажу, сэр, – буркнул он, – что нам теперь не только патроны нужны.
– Почему Ланс-то? – поинтересовался Д.Э. уже на улице.
– Помнишь, – начал Дюк, – ты рассказывал, как Ширли уговорила тебя остаться, потому, что, дескать, у них никого нет и страшно? Как ее чуть не грохнули, когда она потащила тебя в тот дом за тряпками? Ты еще наврал, что и дом твоих родителей, и она твоя сестра. Ну и получилось: сэр Ланселот. Должен же я был как-то тебя обозвать.
Д.Э. от скромности порозовел.
– Великая вещь – истории о сыщиках, – небрежно сказал он. – Что бы мы с тобой делали без «Черной кошки»!
Дюк кивнул и добавил:
– Все-таки ты через край – так блефовать.
– Вы, сэр, на себя посмотрите.
М.Р. пальцем приподнял поля шляпы.
– Компаньон, – сказал он тоном усталого отца, – я тебя очень прошу: не лезь ты на рожон, как сегодня, а? Может плохо кончиться.
– Да что было делать? – возмутился Д.Э. – У меня не было другого вы…
– … русская графиня, незаконная дочь русской певицы Мари Оленин д’Алхейм, имевшей такой бешеный успех в Париже в прошлом году, и графа Ярмутского.
Д.Э. выпрямился, сколько позволял потолок экипажа и попробовал сохранить позу небрежную и невозмутимую, что, вообще говоря, не так уж просто сделать на ходу.
Клиент уважительно молчал, тараща глаза прямо вперед и сжимая сложенные руки на набалдашнике трости. Нежный второй подбородок отливал синевой, щеки вздрагивали от тряски.
– Лола, – продолжил искатель приключений. – Победительница конкурса красоты в Сан-Диего. Титул «Самые…»
И выразительно показал руками. Экипаж тряхнуло, Д.Э. приложился головой о стену и зашипел сквозь зубы.
– Бешеный темперамент, – добавил он интимнейшим полушепотом, опять склонившись над котелком.
Круглые глаза клиента под полями котелка приобрели отчаянное, как у кролика, выражение. Мгновенный затравленный взгляд, толстая задница подвинулась – и молодой головорез с облегчением упал на сиденье.
– Тридцать Шестая улица! – велел он кучеру.
Дня через два, когда Д.Э. сам замучился по сто раз за день произносить титул, и даже умудрился запутаться, дочь русской певицы и английского графа стала просто русской графиней. Инкогнито. Ее титул сообщался шепотом, на ухо клиенту, и только после того, как тот давал страшную клятву молчать. Маневр этот каждый раз стоил графине лишних полтора доллара. Ее патрон удостоился вознаграждения, после которого он весь оставшийся день и всю ночь ходил томный, натыкался на все углы и туманно улыбался.
Ширли Страусс, дочь разорившегося лавочника из Чикаго, блестяще освоила роль.
Дела в борделе пошли неожиданно хорошо.
Глава шестая, в которой Д.Э. Саммерс обнаруживает несколько частей головоломки
– Так, – командовал Д.Э. – давай сюда. Ниже. Левее. Левее, говорю!
Разбитый шкаф с трудом выпихивали через пролом в стене, где когда-то находилась дверь в комнату мадам. Шкаф пытался прихлопнуть пальцы дверцами. Далеко его пронести не получилось, но главное, что избавились. Диван, и козетку, и два кресла извлекли на свет Божий из обломков, отряхнули, почистили, проковыряли наспех завитушки, в которых застряла штукатурка, и комната мадам Клотильды стала личным офисом двоих джентльменов. Музыкальный автомат, машинку «Что видел дворецкий» и уцелевшую мебель перетащили в одну из осиротевших комнат наверху. Бордель, таким образом, приобрел гостиную. В коридоре выстроились стулья – для очереди, о которой рассказывал фотограф.
В бюро обнаружилась настоящая, как в Публичной библиотеке, картотека: мадам вела клиентам строгий учет.
– Сэр, да из вас получился прекрасный сутенер! – вскричал Дюк.