— Эвона, сказал, — старик вроде бы даже обиделся. — Да нас туда со старухой уже не раз таскали. Сын у нас командир. Так вот все дознавались, что да как... А ты говоришь: знаю ли?.. Понятно, знаю. — Продолжая отчитывать меня, старик просунул руки в рукава своей одежонки и, даже не заходя за шапкой, заспешил вдоль улицы. — Пошли. Ради такого святого дела я туда с закрытыми глазами дорогу найду...
И действительно, старик уверенно пошел вперед, да так споро, что и нам невольно пришлось прибавить шагу. Миновав несколько улиц, проводник, дойдя до очередного перекрестка, как бывалый разведчик, поднял руку, призывая к вниманию, и, поманив меня к себе, выглянул за угол.
— Вон оно... Часовой там еще вышагивает. Видишь?..
— Да вас, папаша, впору хоть в наш отряд взять, — восхищенно сказал вполголоса кто-то из разведчиков. [31]
— А что же, — не устоял перед похвалой старик. — Я, брат, тоже всю германскую с первого и до последнего дня отбарабанил. Георгия старуха и по сей час где-то прячет...
Поблагодарив старого солдата, мы вышли из-за угла и пошли к зданию полицейского управления.
— Кто идет?! Пароль?! — закричал, увидев нас, часовой.
— Что ты орешь на весь город!.. Пьян, что ли?»Штык»! Отзыв?
Убедившись, что идут «свои», часовой успокоился А через несколько минут с завязанными назад руками и кляпом во рту он в качестве уже четвертого «языка» шагал под конвоем к нашему катеру.
Дом полицейского управления был угловым. Прямо перед нами — «парадный» вход, а на соседнюю улицу выходили ворота, ведущие во двор. И там и здесь тотчас же встали наши разведчики, выполняя роль часовых. Поднявшись по скрипучим ступеням крыльца и распахнув дверь, мы очутились в коридоре, делящем дом на две части. [32]
— Кто там?.. — послышался женский голос, и из-за поворота коридора навстречу нам вышла девушка с зажженной керосиновой лампой в руках.
— Тише!.. Город занят советскими партизанами. Где начальник полицейского управления?..
Услышав это, девушка пошатнулась, словно от удара, и чуть не выронила из рук лампу.
— Гражданочка, успокойтесь! — подскочил к ней воспользовавшийся возможностью побалагурить Буфалов. — Знаете, — продолжал он, галантно поддерживая девушку под локоток, — мы так торопились сюда, что в суматохе забыли захватить с собой валерьяновые капли. Так что вы уж, пожалуйста, не падайте в обморок...
Как знать, может быть, именно это и помогло, но «гражданочка» в обморок действительно не упала и, не дожидаясь дальнейших вопросов, стала торопливо рассказывать, что работает она здесь переводчицей и машинисткой, понятно, не по собственному желанию, а по мобилизации. Начальника полицейского управления здесь нет. Этот пьяница где-нибудь хлещет шнапс. Его кабинет — первая дверь от входа направо; в соседней с ним комнате спят полицейские, а прямо по коридору, за дверью с решеткой, сидят заключенные... Правда, она не сказала, что за углом коридора есть еще одна комната, в которой тоже спали полицейские, но это им не помогло. Как было заранее условлено, Товма с группой разведчиков направился в кабинет начальника за документами. Другая группа в это время обрезала телефонные провода. А мы с Кирьяком пошли к безмятежно отдыхавшим от дневных «трудов» полицейским.
В небольшой комнатке, освещенной полупритушенной лампой под зеленым абажуром, спали на койках шесть [33] гитлеровцев. У двери стояла пирамида с винтовками и автоматами. Собирая их, Кирьяк нечаянно стукнул прикладом о приклад. Один из полицейских приподнялся и, протирая глаза, сел. Под дулом наведенного автомата сон с него точно рукой сняло. Теперь, захватив оружие, можно было делать «побудку» и для остальных пяти. Для этого оказалось вполне достаточно короткой очереди. Ошалелые от неожиданности полицейские вскочили и, безропотно выполняя команды, по одному выходили в коридор, а оттуда, сопровождаемые разведчиками, на улицу.
В это время Товма по-хозяйски обследовал ящики стола начальника полицейского управления, снял со стены карты, некоторые из которых были прикрыты занавесками, увязал все это в скатерть и передал одному из разведчиков, чтобы тот снес на катер. Узнав, что туда же направляются шесть поднятых нами с постелей полицейских, он не стал пытаться открыть переносный сейф, а распорядился, чтобы сейф и еще две пишущие машинки доставили на катер полицейские.
— Зачем же зря добру пропадать, товарищ мичман? Все равно сгорят попусту, а нам, глядишь, пригодятся...
И, обращаясь уже к полицейским, назидательно добавил:
— Только вы смотрите, несите осторожно. Это теперь имущество государственное. Ферштейн?!
Нам оставалось только освободить заключенных, и операцию можно было бы считать законченной. Взломав массивный железный запор, мы открыли решетку, а за ней дверь в комнатку с окошечком. Оттуда навстречу нам с радостными криками бросились человек пятнадцать. Еще совсем молодой, но уже седой человек, арестованный гитлеровцами, как потом оказалось, только за то, что он в 1924 году работал помощником начальника милиции, сказал нам, что под комнатой, где они сидели, в подвале, находятся еще арестованные. Снова пошел в дело лом. Скоро крышка, плотно прикрывавшая квадратный лаз, была взломана.
— Выходите, товарищи!.. Свобода!.. В городе наши, партизаны! — крикнул, наклонившись над лазом, один из бывших заключенных.
Узнав, как видно, знакомый голос, из подвала один за другим с радостными лицами стали вылезать мужчины, [34] женщины, дети... Полураздетые, многие с кровоточащими ранами, они все лезли и лезли. И невозможно было представить себе, как такое количество людей умещалось там, в низком, темном, без единого окошечка подполе. Должно быть, они сидели буквально друг на друге.
Общее ликование прервали выстрелы. Выскочив во двор, мы увидели совершенно расстроенного матроса Булычева. Стоя в воротах, он с явным упреком говорил:
— Что же это вы их распустили?! Бегут, как оглашенные. Кричу «Стой!» Куда там! Кидаются на забор. А я-то здесь один. Разве за всеми за ними угонишься? Ну, и волей-неволей пришлось стрелять. Не выпускать же их в таком виде в город...
Оказалось, что часть полицейских, среди которых были и не немцы — те, о которой нам «забыла» сказать переводчица, почуяв неладное, решили сбежать. Не тратя времени на одевание, они в одном белье выскакивали через черный ход во двор. Услышав окрик Булычева: «Стой!», они бросились к забору, а тот, не имея возможности угнаться за всеми, пулями снимал их оттуда одного за другим, благо на темном фоне забора белое белье было хорошей мишенью.
— Там вон еще двое спрятались, — показав в угол двора, доложил Булычев, успокоенный тем, что его не ругали за выстрелы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});