Читать интересную книгу Северные баллады - Вера Скоробогатова

Молодой Алексей сидел рядом с Олесей, покусывая травинку. «Ну, здравствуй, неугомонная, – подмигнул он. – Что же тебе рассказать? О том, что бывает после смерти? Нет, это тебе не нужно. О том, что я хотел бы быть рядом с тобой, малышка? Ты и так это знаешь… Рассказать, как наш отряд бегом пробирался в глубоком финском тылу? Ты помнишь. Чем кончилась наша вылазка? О чем тут говорить, ты видела меня живым! Кусок хлеба, редкий часок сна и, если бы не боль в уставших ногах, всё было бы хорошо. Еще мешала ледяная корка на полушубке: пот, проходя сквозь одежду, остывал, и его схватывал мороз.

Человек привыкает к любой ситуации и перестает думать о противоестественности происходящего. Привыкает к усталости и боли. Машинально делает всё, что от него требуется, и просто живет! Молодость берет свое везде: поет, шутит, мечтает. На привалах растирает спиртом обмороженные конечности и придумывает ракатулеты – специальные костры, помогающие выживать в сорокоградусный мороз. Мы валили деревья одно на другое, места их соприкосновений рубили в бахрому и поджигали. Брёвна горели медленно, и от них шел сильный жар. Лежа в снегу, я искал сквозь мохнатые ветки Полярную звезду и Большую Медведицу».

Ровно через год шестнадцатилетняя Олеся вновь примчалась к могиле Алексея. Всё было по-прежнему, только березки немного подросли, и птичье гнездо виднелось на других ветвях.

Ёж ждал ее в том же месте – несколько постаревший, с проседью на висках.

«Здравствуй», – с видимым облегчением произнес Алексей. Ему неприятно было думать, что внучка забудет о его дне рождения и не придет.

После традиционной трапезы счастливая Олеся вновь уютно устроилась у могилки, всем сердцем чувствуя присутствие самого близкого ей человека.

«Скажи, как всё-таки началась Зимняя война8? Чего только ни рассказывают об этом!» – спросила девушка лишь затем, чтобы слышать его голос…

«Думаю, милая, – ответил дед, – не слишком важна теперь истина. Гораздо важнее возродить память погибших – русских, карел и финнов». Алексей прилег на траву, подперев голову рукой, и смотрел на Олесю с улыбкой. Жизнь на земле продолжалась: его малышка росла и познавала мир.

Ёж явился Олесе еще один раз – в ее семнадцать лет. Пожилым уже человеком, медлительным, невозмутимым, – таким, каким она помнила его в роли своего деда.

«Держись, Олесик, – сказал он ей. – Помни: не такое переживали. И цени жизнь».

В последующие годы, сколько бы ни навещала девушка могилу, сколько бы ни звала, Алексея больше не увидела.

В действительности Олеся была далека от войн. Войны – продолжение политики, а потому их события всегда имеют множество версий. Раздумья о них отнимают время и нагоняют в душу мрак. Многое в истории казалось непонятным и запутанным настолько, что у Олеси не возникало желания вникать в подробности. Слишком мало смысла было в кровопролитиях, слишком много жестокости и боли стояло за сухими, сдержанно изложенными в книгах фактами. Грустно было представлять тысячи погибших бойцов, молодых мужчин, каждый из которых мог что-то создать, построить, написать. Каждого из них кто-то ждал и любил. Но они воспринимались командованием как безликие массы, которые требовалось лишь правильно распределить. И даже это не всегда делалось добросовестно.

Когда вставали в воображении страшные картины боёв, Олеся до слез жалела солдат. Ее разум не желал принимать информацию о военных действиях, но славные призраки и земля Калевалы продолжали манить к себе девушку.

Замужем

Многое в жизни Олеся делала неожиданно для самой себя. В том числе выходила замуж.

Ее второй муж, Иван Денисович, певец-композитор, сочинял неплохие мелодии, но чаще переделывал существовавшие ранее. Однако его ценили. Он гордился своими успехами и своим отлично поставленным голосом. Как всякая творческая натура, он не выносил критики. Но, обладая стойким и даже чересчур агрессивным характером, он никогда не пасовал перед трудностями, не знал сомнений и неуверенности в себе. В двадцать пять лет он переехал из Украины в Петербург и неплохо устроил свой холостяцкий быт.

Олеся познакомилась с ним в вузе, где училась на заочном. Солнечным летним днем она зашла в университет узнать какую-то мелочь и на выходе столкнулась с представительным мужчиной лет пятидесяти, богатырского телосложения. Олеся приняла его за преподавателя и потому ответила на незатейливые вопросы, а после разговорилась с ним.

Иван Денисович подарил Олесе диск со своим портретом на обложке и заявил, что, поскольку она пишет стихи, он готов рассмотреть перспективу творческого альянса. Девушка подумала: а действительно, почему она до сих пор безвестна? И через неделю раздумий отправилась с папкой своих стихов к Ивану Денисовичу в гости – попробовать себя в роли создательницы песен.

Олеся не заподозрила Ивана в недобрых намерениях. Ей в голову не пришло, что он, зная о множестве творческих девушек вуза, просто стоял у входа, выбирая наивную амбициозную жертву… которую нетрудно было бы использовать, что называется, по полной программе… включая воровство авторских прав. И через некоторое время заявить, что она бездарна, что он ее не любит, и отправить восвояси. Именно этим Иван занимался до встречи со взбалмошной Олесей.

В то время она была замужем за Ильей. Но Лисенок наскучил Олесе, как она считала… Он увлекался просмотром спортивных программ и совершенно не понимал ее устремлений. С ним невозможно было куда-либо поехать, если на фешенебельную гостиницу не хватало денег: муж дорожил комфортом. Кроме того, все необходимое нужно было покупать на месте, так как чемоданы Илья терпеть не мог.

Он болел астмой и не умел плавать, на лыжах не ходил, на коньках не катался. Ничего, кроме газет и детективов, не читал; ни о чем более не мечтал. Он радовался тому, что любимая жена рядом, и был счастлив…

Феерических событий, которые нафантазировала себе Олеся о браке, не происходило. Вместо них навалились регулярные уборка и готовка, и она подумала: «Так вот в чем состоит семейная жизнь! И ради этого стоило выходить замуж?!»

Меж тем окружающие начали твердить о детях, которые, к радости юной жены, не получались. «Только этого мне не хватало», – вздыхала она.

В то время Олеся представляла брак с горячо любимым мужчиной как праздник, как полное единение двух сердец, как кульминацию красоты, романтики и секса на долгие годы. Кастрюли, швабры и горшки, крики, растрепанные волосы и суета не вписывались в ее идеалы. Она не верила, что может иметь нечто общее с замотанными женами, озабоченными рецептами, детсадами и прочей чепухой. Не понимала, как можно предавать свои мечты ради объектов, которые этого не оценят и даже не поймут. И зачем жить, мечась между кухней и скучнейшими зданиями инфраструктуры, если когда-то хотела совсем иного…

Эти люди казались ей попавшими в страшный капкан, а их жизни – разбитыми вдребезги и потерянными безвозвратно… Теоретически они являлись движущей силой человечества, и Олеся натужно лицемерила, восхищаясь их мужеством и их детьми. Понимающе качала головой в ответ на их жалобы. Старательно корчила печаль в ответ на вопрос «а ты еще не беременна?» На самом деле всех их ей было безумно жаль. Олеся собиралась жить по-другому, но как именно – еще не знала.

Она встречала мужа идеально причесанной и привлекательно одетой, по-киношному сервировала стол, зажигала свечи. Любимый с аппетитом ел, нежно целовал ее и спешил к телевизору смотреть очередной матч. В свечах, песнях и долгих увлекательных беседах он не видел смысла и не понимал, что они были основой Олесиных представлений о счастье. Поэтому со временем ей показалось, что общение с мужем и вся их жизнь состоят лишь из однообразного быта.

Олеся не знала, как больно ей будет впоследствии от нехватки заботы и чувственной, сердечной ласки Лисенка. Однажды она сказала ему: «Не мучайся! Если за четыре года ты не понял, что мне нужно, то теперь уже ничего не поделаешь».

Она часто вспоминала потом слезы любимого, так и не понявшего ее чудачеств Ильи. Скучала по его запаху, по его почти отеческой нежности, по их тихому, уютному домоседству – без споров и утомительных рассуждений, без каких бы то ни было проблем! И говорила, что добровольно ушла из рая…

* * *

Иван Денисович жил в центре города, недалеко от метро. Впервые оказавшись в его квартире, Олеся сразу поняла, что действительно попала в дом к музыканту. Чистотой и интерьерами этот дом не блистал – хозяина столь суетные мелочи не интересовали. Немногочисленная мебель, оставшаяся с советских времен, была обшарпана, поцарапана и вызывала чувство брезгливости. Большую комнату заполняли кресло с драной обивкой, прикрытое сверху потертым леопардовым пледом, широкий стол, раскачанный табурет, небрежно закинутая одеялом постель с несколькими толстыми матрасами, две огромные гири, куча одежды в одном углу и куча бумаг в другом. Зато имелось множество музыкальных инструментов, пианино и синтезаторы, стоившие целое состояние. На столе виднелись вазы с конфетами и фруктами, а стены были оклеены плакатами с фотографиями обнаженных женщин.