Читать интересную книгу Коллекция «Этнофана» 2011 - 2013 - Сборник

Наконец-то им удалось уединиться. Парень и девушка уже полчаса плутали от Чистых прудов по переулкам, натыкаясь то на веселые компании доминошников, продолжавших «рыбачить» в темноте, несмотря на то, что завтра на работу; то на такие же парочки, наслаждающиеся теплом летней ночи и друг другом. Она ласковым движением отвела в сторону длинный чуб, скрывающий лицо любимого. Их глаза встретились. Мир исчез, время остановилось.

Приближающийся глухой рокот мощного мотора вернул их к действительности и заставил девушку прижаться к груди спутника.

Машина подкатила к дому и затихла. Шум ночной столицы не мог пробиться сквозь густую листву столетних деревьев. Казалось, переулок вымер. Подъезд, у которого остановился автомобиль, освещался двумя подвесными фонарями и восьмигранным окном над дубовыми дверями. Это было единственное яркое пятно среди погруженных в темноту домов переулка. Из машины вышел высокий массивный мужчина в военной форме. По блеснувшим золотом погонам на его покатых плечах парочка поняла, что приехал какой-то генерал. К сожалению, рассмотреть цвет околыша и лампасов было нельзя. Да и не особенно интересно. Летняя ночь манила их своими соблазнами.

Генерал, не дожидаясь, когда водитель откроет перед ним парадную дверь, торопливо прошел в дом. Этим генералом был всесильный министр государственной безопасности Виктор Семенович Абакумов. Пока еще министр. Уже завтра его арестуют и поместят в одиночную камеру Матросской тишины. Но это будет завтра, а сейчас он затравленным зверем метался по огромной квартире. То, что он искал, нашлось на шкафу в ванной комнате — большой эмалированный таз. Даже с его ростом дотянуться до него сразу не удалось. Приставив табурет, генерал-полковник государственной безопасности с грохотом достал помывочно-постирочное средство и принес его в гостиную. Теперь можно было скинуть китель и налить стакан конька. Обжигающая ароматная жидкость, растекаясь по жилам, немного успокоила. Виктор Семенович прошел в кабинет, открыл массивный сейф и задумчиво осмотрел его содержимое. Небольшие коробочки с ценностями, личное оружие, патроны и папки, папки, папки. Стопки папок. То, что еще вчера казалось ему архиважным, теперь предстало простой макулатурой, которой только «зад подтереть», да и то — жестка. Здесь лежали материалы по Предметам. Все, что удалось собрать после первого успеха Мушкетера и его отряда. В отдельной стопке лежал компромат на всех, кто в дни парадов и демонстраций вальяжно стоял на Мавзолее[42], вялым помахиванием руки приветствуя марширующие полки и толпы ликующих «строителей коммунизма». На всех, кроме Хозяина[43]. Теперь, вся надежда только на него. Только Иосиф Виссарионович может его защитить от Берии[44]. Надо отдать ему предметы. С ними Хозяин свернет этот мир «в бараний рог»!

Неожиданно перед глазами материализовался призрак тестя. Остановившийся взгляд Орнальдо[45] буравил генерала.

— Предупреждал я тебя, Витя, — губы призрака не шевелились, но голос отчетливо слышался в голове, — не надо было в дерьмо это лезть. Сам сидишь теперь в нем «по уши», меня до срока на Тот Свет пристроили, девочку мою и внука еще испытания ждут. И все жажда твоя. Власть да почести. Э-эх, знал ведь, что это все на миг, а как сюда попадаешь, так и не ясно — чего ради жил?

— Чего тебе? — оборвал словоохотливое привидение Абакумов. Состояние истерического страха ушло. Мысли стали четкими. Изумление, возникшее при появлении призрака, сменилось любопытством. — Меня не сегодня-завтра заберут. Порядок я знаю. Так что, скоро свидимся, — он криво усмехнулся.

— Тебя завтра заберут. — Со знанием дела подтвердил усопший тесть. — Ты не расстраивайся особо, шлепнут тебя не сразу, да и пытать особо не будут. Не об этом печаль. Главное, не допусти, чтобы предметы попали в руки Сухорукому[46]. Не спасет он тебя. Не надейся. Это он охоту на тебя открыл. Дошел до него слушок про то, почему он верил, что Гитлер первым Войну не начнет[47]. Многих вас вычистят, пока Сухорукий не помрет. И Лаврентию Предметы нужны. Уж очень он хочет Хозяина вашего потеснить, — привидение очень по-человечески хихикнуло, — ну, ладно, бывай «служивый». Пора мне. А свидимся мы с тобой не скоро. Поживешь еще. — И неожиданно глухим «замогильным» голосом процитировало Шекспира[48], - «Прощай, прощай! И помни обо мне…»[49] — вновь хихикнуло и исчезло.

Игривое настроение призрака привело Абакумова в бешенство. Схватив, стоявшую рядом напольную фарфоровую вазу с портретом Сталина — подарок подчиненных к сорокалетию — поднял над головой и в исступлении обрушил ее на пол. Грохот раскалывающегося фарфора немного успокоил его. Генерал-полковник, хрустя осколками, прошел в свой кабинет. Из крохотного сейфа, скрывающегося под паркетом, достал лаковую шкатулку, обернутую по старинке в шелковый платок. Шелк неслышно соскользнул под ноги. Из открытой шкатулки, выложенной внутри черным бархатом, ему в лицо поблескивали выложенные рядком небольшие металлические фигурки животных и птиц.

«Телефон, конечно, «на прослушке». Возможно, и в квартире уже микрофоны установили», — мрачно размышлял Абакумов, — «Значит, пожарный вариант», — криво усмехнулся он. «Пожарный» вариант Виктор Семенович организовал, когда еще только собрался переезжать на новую квартиру. В высоком красно-кирпичном доме, что скрывался в густой зелени через переулок было оборудовано помещение с отдельным входом, из окна которого наблюдатель мог контролировать, что происходит в квартире министра во время его отсутствия. Немецкая оптика и фотоаппараты позволяли фиксировать посетителей и даже текст бумаг на столе, в случае, если понадобится. Обычно окна абакумовской квартиры были зашторены. Дежурных, ввиду особой важности поручения, министр отбирал сам. Сегодня должен был дежурить Илья Свиридов. Это было особенно кстати. Свиридов знал о существовании Предметов, и ему ничего не надо было объяснять.

Подойдя к столу, Абакумов обмакнул перо в непроливашку малахитового чернильного прибора и, разбрызгивая чернила на сукно стола, размашисто написал на листе бумаги: «В кустах рядом с домом через 10 минут». Раздвинул тяжелые шторы, встал рядом со столом и указал пальцем на лист. Через несколько секунд скомканный лист уже горел в тазу. Его пепел стал почином горы сгоревшей бумаги, которую в большом эмалированном тазу обнаружили на следующий день оперативники, когда пришли с обыском на квартиру арестованного министра.

В семье Свиридовых традиционно с днем рождения поздравляли в полночь с боем часов, оповещавших о наступлении праздничного дня. Сегодня младший Свиридов вернулся со службы буквально за несколько минут до хриплого звука старых курантов. Он только в этом году окончил высшую школу КГБ и старался с первых дней службы заслужить авторитет и уважение коллег. В суете последних дней он совершенно забыл о собственном дне рождения, поэтому стараясь не тревожить мать, прошмыгнул на кухню, тихо оттянул тугую ручку ЗиС-а[50] и по старой привычке быстро намазал себе бутерброд — черный хлеб, масло, соль, горчица. Свиридовы никогда не бедствовали, хотя отец погиб давно, но парень всегда «лепил» эту простую еду и запивал ее очень крепким и сладким чаем, когда надо было быстро что-нибудь перехватить.

Мама вошла на кухню неслышно, когда лейтенант уже прожевал свой ужин и, сидя на подоконнике, прихлебывая сладкий чай, изредка затягиваясь, выпускал дым в широко распахнутое окно. Окна старого дома выходили на Сокольнический парк. Сейчас редкие уличные фонари выхватывали из ночной темноты купы листвы парковых деревьев. Тишину нарушали крики ночных птиц и шорох, волнуемых ветром ветвей.

После привычных слов о том, что она его любит, что волнуется за него, что очень им гордится, мама протянула ему небольшую шкатулку.

— Илюша, папа просил вручить это тебе, когда тебе исполнится 23, если ты выберешь путь офицера государственной безопасности. Что так будет, он был уверен. Никто не должен знать ее содержимого. Только ты, — в маминых глазах стояли слезы. Сын привлек ее к себе, и пожилая женщина, больше не в силах сдерживаться, разрыдалась на его груди. Младший Свиридов неумело успокаивал ее, целовал седые волосы, в нетерпении ожидая, когда можно будет заглянуть в шкатулку.

Наконец, мама немного успокоилась и, все еще всхлипывая, достала из холодильника праздничный «Королевский» пирог. Это был торт, рецепт которого передавался в их семье уже несколько поколений. Женщины готовили его в особых, исключительных случаях.

— Ма, ну зачем ты достаешь эту красоту-вкусноту, — сын придал лицу выражение притворной грусти, предвкушая «тяжелую борьбу» с двумя, а может быть и тремя кусками семейного лакомства, — вечером гости придут, вот и угостим.