вчетвером — четыре комсомолки, приехавшие на великую стройку по велению сердца.
Старшей из нас, Ольге, было двадцать два года. У нее была тяжелая бронзового цвета коса, толстая, как ветвь столетнего кедра, строгие серые глаза и обветренное загорелое лицо.
Был у Ольги жених — Федор из бригады плотников. Широкоплечий улыбчивый парень, приехавший на Магнитку из-под Курска. Говорил он много, цветисто, за что мы прозвали его курским соловьем.
По вечерам с нетерпением ждали мы Олю. Раскрасневшаяся, счастливая, она вбегала в комнату и, заполнив собой все свободное пространство, говорила:
— Ой, девочки, не могу! И откуда у него столько красивых слов? Ты, говорит, моя яблонька, моя зорька…
Мы с замиранием сердца слушали. И чего греха таить — втайне завидовали Оле. Каждой из нас, даже круглой как репка, неказистой Лиде, хотелось быть и зорькой, и яблонькой…
Однажды Оля сообщила:
— Федя домой написал, что мы осенью поженимся. Родители дали свое согласие и послали две посылки белого налива из собственного сада.
— А что это такое «белый налив»? — спросила я.
— Это яблоки такие. Федя говорят, что вкус у них медовый. Как придут посылки, устроим пир горой.
…В тот вечер Оля пришла рано. Она была чем-то расстроена и не сказала своего обычного: «Ой, девочки!»
Мы ее ни о чем не стали спрашивать. Так было заведено у нас — ждать, когда человеку самому захочется выговориться.
Оля молча напилась чаю, молча убрала со стола. Перед тем как ложиться спать, сказала, грустно усмехнувшись:
— Федя получил из дома яблоки. Завтра устроим пир горой.
С работы мы пришли вовремя. Оля была уже дома. Она перетирала полотенцем некрупные красные яблоки и укладывала их в эмалированное блюдо, заменявшее нам и вазу, и хлебницу, и тарелки.
Вскоре пришел и Федор. Он был какой-то скованный и хмурый. Без улыбки его лицо казалось тяжелым и недобрым.
Оля пригласила всех к столу:
— Ешьте, девочки! Яблоки свои, несчитаные… Из Фединого сада.
На скулах у Федора вспыхнул густой румянец. Он не придвинул своего табурета к столу, не стал участвовать в общем разговоре.
Собственно, разговора никакого и не было. Мы с удовольствием грызли яблоки, смеялись. Веселее всех казалась в тот вечер Оля…
— А почему Федя не ест яблоки?
— Ему они оскомину набили… — ответила Оля.
Федора как будто ударили. Он резко поднялся и, не сказав ни слова, выбежал из комнаты. С той поры он не был ни разу.
Ольга ходила, высоко вскинув голову. Вечерами танцевала в клубе, а по ночам плакала, уткнувшись в подушку.
В одну из ночей, видя, что мы не спим, она рассказала нам о случившемся.
Говорила она словно через силу, голос звучал глухо, напряженно.
— С Федором я порвала окончательно. Мелочная у него душа, жадная. Ненавижу таких людей, презираю.
Все началось с этих яблок, с белого налива… Или, вернее сказать, не началось, а как бы определилось. Я и раньше замечала у Федора повышенный интерес к деньгам, расчетливость, но не придала этому значения… Думала — наносное, случайное…
На почту за посылками мы ходили вместе. Пришли к нему в барак. В комнате был его сосед — Петя рыженький, бывший детдомовец.
Вскрыл Федя ящик. Подает мне яблоко, такое чудесное, каких я никогда не видела. А Петю не угощает. Мне неловко стало: мальчишка ведь еще, хочется яблочка. Отдала ему свое, но он не взял, заторопился уходить. Гордый паренек, с характером.
Съела яблоко, и еще хочется. Федор протягивает мне другое — поменьше, с помятым бочком.
— На, съешь еще одно, чтобы вкус белого налива запомнить. Решил я, Оля, яблоки эти продать. На рынке за такое богатство кучу денег можно выручить. Нам с тобой денежки нужны. К свадьбе.
Положила я на стол надкусанное яблоко, спрашиваю:
— Как же так, Федя, я же обещала девочек этими яблоками угостить?
Он кольнул меня взглядом:
— Запомни: весь белый свет не обогреешь.
Еще что-то говорил, да я не слушала. Сорвала с головы косынку — его подарок, швырнула ему под ноги и ушла. Весь вечер металась по степи, ковыль слезами поливала.
На следующее утро купила на базаре красные яблоки — белого налива не нашла… Что было дальше — вы знаете…
СЕМЕЙНЫЕ РЕЛИКВИИ
Алеше десять лет. Учится он в третьем классе. Пока его мама занята хозяйственными хлопотами, он показывает мне свою коллекцию марок. Коллекция богатая и досталась ему по наследству от старшего брата, а старшему брату подарил отец: в свое время он тоже собирал марки. Блеклые марки военных и первых послевоенных лет наклеены в альбом еще отцовской рукой.
Алешин папа — строитель. Узкоплечим подростком он пришел на строительство шестой комсомольской домны.
Нелегко давался ему рабочий килограмм хлеба, от которого мать отрезала по тонкому ломтику младшим детям.
Алеша знает, как трудно было строить военную домну. Да еще зимой, когда железо становилось таким обжигающе холодным, что стоило только прикоснуться к нему голой рукой, как оно сдирало кожу.
Особенно зябли ноги. Если ватники еще как-то согревали тело, то брезентовые башмаки на деревянных подошвах были не в силах защитить ноги от мороза и ветра.
— Хотите, я покажу вам папины ботинки? — предлагает Алеша.
— Какие ботинки? — не сразу догадываюсь я.
— Те самые, брезентовые.
— Как же они сохранились? Ведь столько прошло лет!
— Мама сберегла, чтобы нам показать. Это наша реликвия.
Последнее слово мальчик произносит очень медленно, по слогам: видимо, боится допустить ошибку.
Разумеется, я прошу Алешу показать ботинки. Мне и в самом деле интересно на них взглянуть.
Слышу стук выдвигаемого ящика, и вот Алеша на вытянутых руках несет брезентовые чоботы в целлофановом мешочке.
Один из них я беру в руки. Потемневший от времени брезент кажется черным. Несмотря на неуклюжую деревянную подошву, ботинок выглядит очень маленьким.
Я говорю об этом Алеше. Большие детские глаза смотрят на меня укоризненно: взрослый человек, а такой простой вещи понять не может!
— Так ведь тогда мой папа еще мальчишкой был! Сейчас у него нога в два раза больше моей. Сорок второй размер.
Входит мать. С мягкой улыбкой треплет Алешкины курчавые волосы.
— Он у нас — хранитель семейного музея. Чугунные отливки из первых плавок еще не успел показать? Не огорчайтесь, пока я накрываю на стол, он вам их продемонстрирует. Тем временем и наш отец с работы придет. Уже время.
ОТЕЦ И СЫН
Когда встречаются люди немолодые, то разговор непременно заходит о детях. О сынах и дочерях, о том, как сложилась их