Читать интересную книгу Россия при смерти? Прямые и явные угрозы - Сергей Кара-Мурза

Их желания и надежды были скрупулезно изучены, и вот непреложный факт истории: образованная часть граждан огромной страны, перейдя к «новому мышлению», неверно рассчитала последствия своих действий и движений души. А ведь специалисты указывали, что при этом «новом мышлении» будут приниматься наихудшие для большинства решения. Ты разрушаешь советскую систему, мечтая о шведской модели и цивилизованном западном инвесторе, а созданный тобою хаос втягивается в гнусные лапы братвы, которая пинком выбрасывает тебя на помойку.

Более того, 90-е годы обнаружили небывалую интеллектуальную деформацию — люди и ужасную действительность видели, и ее расхождение с увлекшими их лозунгами видели, и косточки им никакой не кинули, — а они все равно шли за Хакамадой или Немцовым и кричали: «Я требую дальнейшего повышения цен и реформы ЖКХ!» Сейчас таких осталось немного — иных уж нет, а те далече… Но деформация осталась в тысячах иных проявлений.

С этого факта и начнем. В своих рассуждениях 80-х годов влиятельная часть нашей интеллигенции допустила ряд фундаментальных ошибок. В результате этих ошибок были сделаны ложные выводы и приняты неверные (с точки зрения интересов большинства даже самой интеллигенции) решения. За интеллигенцией пошла масса людей — кому же верить, как не своим образованным близким. В результате страна оказалась на грани катастрофы и погрузилась в кризис, из которого неясно, как выбраться. После 2000 г. этот кризис слегка заморозили — и то слава богу. Но подморозить — не значит вылечить. Когда «заморозка» перестанет действовать, каково нам придется?

Да и сами ошибки — лишь симптом. Причиной их было нарушение норм рациональности. Перестройка привела к ее тяжелому поражению. Вместо анализа ошибок и «починки» инструментов разумного мышления, как это принято делать при любых технических сбоях или авариях, произошел срыв — эти ошибки побудили к дальнейшему отходу от норм разумного мышления, в результате чего общество и сорвалось в тяжелейший кризис. Если бы наши либеральные реформаторы, исходя из своей веры и своих идеалов, рассуждали согласно правилам здравого смысла и логики, сверяли бы свои выводы с реальностью, то мы могли бы избежать срыва и найти разумный компромисс между интересами разных частей общества. Большинство при этом все равно бы пострадало (за ошибки надо платить), но не так сильно.

Получилось наоборот: правящая элита шаг за шагом толкала к лавинообразныму распаду всей сложной конструкции рационального сознания. Утрата здравого смысла стала нормой нашей общественной жизни. Люди грезили наяву и отвергали предупреждения, мешающие наслаждаться приятными образами близкого будущего, которые им рисовали идеологи. Это состояние нашего общества, будучи и причиной, и следствием распада («демонтажа») народа, я считаю одной из главных угроз самому существованию России как целостной страны и культуры.

Угроза эта — общенациональная. От поражающего действия этого удара в той или иной мере пострадали все социальные группы и все политические течения. Устойчивее всех оказались крестьяне. Это понятно — чем дальше люди от политики и идеологических схваток, тем легче им сохранить здравый смысл и логику, пусть и платя за это усилением тугодумия. Элита же составила главную «группу риска».

Разум и мышление человека — едва ли не главная проблема философии. В XX веке все чаще стали происходить их массовые отказы и срывы. Трудным для понимания случаем стал соблазн фашизма, которому поддался разумный и рассудительный народ. Без таких чудовищных антигуманистических проявлений, но сходным по глубине спадом рациональности стала катастрофа СССР-России. Сейчас, после длительных наблюдений, мы можем дать хотя бы описание этого странного сбоя в сознании нашего большого культурного народа. Описание — это еще не рецепт лечения, но необходимый шаг.

Терапия кризиса — большая философская тема. Этой темой занимался Гуссерль. Он сформулировал вывод, к которому в конце 90-х годов интуитивно пришли и многие люди в России, разных профессий и уровня образования. Смысл его в том, что большой терапевтический эффект имеет просто спокойное описание кризиса. То, что мучает практически все общество, надо вербализовать, изложить. Этому и посвящена глава.

Наше познание начинает с чувств, переходит к рассудку, а затем к разуму. Логическое мышление использует способность разума делать умозаключения. Конечно, великие идеи можно высказывать и вопреки рассудку — так вещают иные пророки. Но пророки не живут в своем отечестве, а мы ведем речь о мышлении граждан нашего Отечества, с которыми вместе переживаем трудные времена.

В реальной жизни мы обычно не имеем времени, чтобы делать сложные умозаключения по всем вопросам. Мы справляемся с помощью здравого смысла. Это тоже инструмент разума. Правда, у «элиты» он ценится невысоко, куда ниже, чем теоретические доводы. Но в условиях кризиса роль здравого смысла резко возрастает. В это время у нас мал запас прочности, и мы вынуждены искать не максимальную выгоду, а минимальный ущерб. Теория может привести к наилучшему решению, но чаще ведет к полному провалу — если она не годится. Здравый смысл не дает блестящих решений, но предохраняет от наихудших. Вот этого нам сегодня очень не хватает.

Рациональность, в которой мы обучены мыслить, была не всегда присуща человеку. Она возникла в XVI–XVIII веках в Европе. Это «рациональность Просвещения». Она выработала приемы выявления причинно-следственных связей. Навыки таких умозаключений люди приобретают во многом стихийно, через общение с множеством людей своей культуры, но этим навыкам обучают в школе и вузе, как любому другому мастерству. Надо учиться думать, повышать свою квалификацию, осваивать новые инструменты и методы. А мы в 90-е годы сломали и старые инструменты, отвергли самые элементарные методы и нормы. Праздник угнетенных!

Восстановление рациональности, опоры на рассудок и разум стало сейчас нашей общенародной, надклассовой задачей. В нынешнем состоянии сознания мы все вместе, солидарно скользим к пропасти. Где-то не рассчитали идеологи реформы, и под их избыточными ударами поглупели в равной степени эксплуататоры и эксплуатируемые, казаки и разбойники. Одного этого фактора достаточно для угасания народа.

Интуитивно люди эту угрозу чувствуют, поэтому такую поддержку получают те редкие политики, которые говорят, хотя бы в малых дозах, на языке здравого смысла (как сказал об этой проблеме Киплинг, вернулись «от богов Торжищ к богам Азбучных истин»). И главная заслуга таких политиков не в том, что они выправили какое-то частное искривление в нашем обществе, а в их оздоровляющем воздействии на сознание. Они вытаскивают людей из зазеркалья в реальность, в мир угроз, с которыми вполне можно совладать.

Д. Алексеев пишет: «При Путине предприняты усилия, чтобы выгнать из тела России постмодернистского червя. Это значит вернуть обществу привилегированную систему жизненных координат, ось исторического времени, ощущение непрерывности прошлого и настоящего. Опереться на присущие массовому человеку представления об одобряемых жизненных сценариях, о допустимых вариантах экономического успеха, соразмерных честной жизни и так далее. По большому счету, эти координаты массового сознания, если они воспринимаются людьми как твердые и справедливые, и есть лучшее средство против «пластилиновости» этого сознания» [32].

Конечно, если дело пойдет на лад, нам придется говорить и об опасности «диктата разума», о скуке всепроникающей логики и расчета. Но до этого пока далеко. И здесь мы поговорим о тех главных прорехах, которые возникли в нашей способности к разумному мышлению. Эти бреши надо срочно заделывать.

Общество и государство России еще не преодолели системный кризис конца XX века. Его тяжесть и продолжительность во многом обусловлены тем, что как раз к его началу в СССР усугубился мировоззренческий кризис, вызванный в 60-е годы быстрой сменой образа жизни большинства населения (урбанизацией). Он сопровождался сдвигом в сознании.

Это выразилось, в частности, в уходе от осмысления фундаментальных вопросов. Их как будто и не существовало, не было никакой возможности поставить их на обсуждение. Из рассуждений была исключена категория выбора. Говорили не о том, «куда и зачем двигаться», а «каким транспортом» и «с какой скоростью». Иррациональным был уже сам лозунг «Иного не дано!».

В среде специалистов, которые разрабатывали доктрину реформ, методологическим принципом стала безответственность. Пафос реформы был открыто оглашен как слом советской хозяйственной системы и создание необратимости. Сама декларация о необратимости как цели показывает глубинную безответственность — как философский принцип.