Всеслав кинул руку ко лбу, прикрывая глаза от бьющего солнца — литвины умно выбрали место, так, чтобы солнце светило в глаза кривичам. Иное дело, что им это и не поможет.
От литовского строя отделился всадник на богато убранном гнедом коне. Алый плащ вился за плечами, трепетал на ветру, открывая серебряную кольчугу кривской работы (смоленских альбо новогородских мастеров!) поверх зелёного суконного зипуна, сафьяновые сапоги и безрукавку волчьего меха.
Неуж князь? Всеслав Брячиславич приподнялся на стременах, вглядываясь.
— Эй, криевсы! — раскатился над полем сильный зык литвина. По-словенски он говорил чисто, почти как прирождённый кривич. — Где ваш князь, я должен его видеть!
Всеслав тронул ногой коня, выехал из строя вперёд.
— Чего тебе надо? — отозвался он, останавливаясь, чтобы не подъехать слишком близко. А и непочто. И без того много чести. — Кто ты такой?!
— Ты хочешь воевать со мной и не знаешь, кто я такой?! — захохотал литвин.
— А мне непочто! — возразил Всеслав. — Это ж ты к нам приволокся, хоть и не звали мы тебя! А я у своих ворогов назвища не спрашиваю — была бы шея только, чтоб мечом рубануть!
Литвин тоже остановил коня — саженях в двадцати от Всеслава. А и не стар ещё, — отметил про себя полоцкий князь, разглядывая светло-русые волосы и длинные вислые усы литовского князя. Тот приехал с непокрытой головой, а клёпаный шелом (тоже словенской работы!) держал в левой руке. Князь литовский и впрямь не был старым — лет сорок, не больше. А то и сорока-то ему не было.
— Это ты здешний кунигас, которого Всеславом кличут? — высокомерно бросил литвин, глядя поверх головы Всеслава Брячиславича.
— Положим, я, — не менее высокомерно ответил полоцкий князь. — И что с того?
— Я тоже кунигас у своих нальшан! — в голосе литвина появилась сварливость. — Мои воины зовут меня Скирмонтом Неустрашимым! Я главный в этом походе!
— И что с того?! — повторил Всеслав, начиная терять терпение. Он уже и без того догадывался, чего именно хочет от него Скирмонт, но ждал, чтобы тот сам сказал об этом.
— Выходи на поединок, криевс! — Скирмонт рубанул воздух рукой. — Ты меня одолеешь — мои воины полон отдадут и уйдут. Я тебя одолею — вы нас с полоном выпустите!
Дружина сзади зароптала, возмущённая наглостью литвина, а Всеслав расхохотался.
— Э нет, Скирмонте, так не пойдёт! Биться с тобой я согласен, а вот условия будут иные!
— Почто это? — насупился кунигас.
— А потому — не ты меня окружил, а я тебя, не моей рати гибель грозит, а твоей. Потому и условия ставить буду я! Коль ты меня побьёшь, то мои вои тебя так и быть, пропустят, но весь полон тебе придётся отдать. А коль я тебя побью, так тогда вся твоя рать в полон пойдёт!
— Ну тогда насмерть биться будем! — задорно, совсем уже по-мальчишески, выкрикнул Скирмонт, однако в голосе у него прорезалась неприязнь, мало не ненависть.
— Насмерть так насмерть, — процедил Всеслав закаменелым ртом.
Поединок вождей — дело непростое.
Поединок вождей — это единоборство самих богов в людском обличье, это древний бой самого Перуна со Змеем. Это бой воплощённого духа всей рати в лице его предводителя!
Вестимо, Всеслав и Скирмонт бились не голыми руками и не в первозданной наготе, любимой богами.
Но из оружия — только меч.
И из одежды — только порты.
Босиком и без лат.
Кмети огораживали поле ореховыми прутьями, а Всеслав раздевался под ропот дружины.
— Княже!
— Всеслав Брячиславич!
— Да куда это гоже!
— Не много ль чести для литвина?!
Но Всеслав оборвал возражения дружины одним движением ладони. Кмети смолкли — навыкли уже слушать князя. Да и как возразишь — Дажьбогов потомок, мало не сын самого Велеса! А ворчали только для того, чтоб использовать старинное право дружинных кметей, которые для своего господина не столь слуги, сколь друзья.
Товарищи.
Всеслав обнажил меч и шагнул через ореховое ограждение.
Лязгнув, скрестилась сталь, высекая искры, стремительно метнулась, жадная до крови. Закружились в стремительном танце полунагие тела, метнулись длинные волосы: русые — у кунигаса Скирмонта, чёрные — у князя Всеслава.
И почти сразу же у обоих появилось по отметине. По неглубокому длинному порезу: у Всеслава — на боку, у Скирмонта — на плече.
— Неплохо, — бросил Скирмонт покровительственно, на миг остановился, давая противнику перевести дух. На поединке воины должны биться на равных условиях, и нальшанский кунигас знает, что Всеслав точно так же даст ему перевести дух.
— А меч у тебя бесскверный, кунигас Скирмонт, — усмехнулся Всеслав точно таким же голосом и шагнул навстречь. — Не время отдыхать!
Сшиблись снова.
Всеслав вдруг почувствовал, как его руками овладевает какая-то сила, что-то большее, чем человеческая сила.
Ну же, отче Велес! — подумалось вдруг с весёлой злостью. Тело стало лёгким, а литовский князь вдруг начал двигаться медленно, как сонный.
Меч Всеслава словно сам метнулся вперёд, отшибая литовскую сталь, струйчатый бурый уклад с лёгкостью досягнул до горла литвина, и Смерть довольно улыбнулась за спиной Всеслава.
А Скирмонт вдруг увидел нечто ужасающее — за спиной кривского князя вдруг воздвиглась дымно-туманная косматая и рогатая фигура, тёмно-красные глаза глянули зловеще-насмешливо. И тут же горло полоснула острая боль.
Обратным движением полоцкий князь легко отделил голову литвина и подхватил её за волосы, давая телу грузно упасть на землю.
За спиной ясно раздалось довольное хмыканье, и почти тут же взлетел к небу торжествующий многоголосый вопль дружины. А литовская рать подавленно молчала. Всеслав поднял с земли копьё литвина, насадил на него отрубленную голову и воздел над собой, утверждая вертикально.
— Тебе, отче Велес! — его голос вдруг раскатился над полем, гулко отдаваясь повсюду. Всеслав взмахнул мечом, указывая вперёд, и дружина с рёвом сорвалась с места.
Победа была полной.
— Полная победа, княже Всеслав Брячиславич! — торжествующе кричал подскакавший Несмеян, размахивая сорванным с кого-то из литовских князей алым плащом. — Они даже не противились! Побросали оружие и сами руки под вязку протянули!
Кмети вели полон — белобрысых понурых литвинов со связанными руками. Всеслав уже снова был одет и возвышался над ними на Вихоре, глядя свысока. И только голова Скирмонта, что всё ещё возвышалась над ним на рожне копья, глядя мёртвыми глазами на своих проходящих воев, напоминала о том, что только что было на огороженном ореховыми прутьями поле.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});