чтобы измерить неравномерность температуры. И получил такие результаты, что производственники за голову схватились: там не только неравномерность, там вообще температура была на 200° ниже требуемой. Они сказали, что его самодельная термопара врёт, не может такого быть. Она слишком длинная, – сказали они, – у неё на такой длине происходит падение напряжения, вот она и недооценивает температуру. – Никакого падения напряжения тут быть не может, – спорил Якорев, – измерение осуществляется по компенсационной схеме. Прибор сам повышает напряжение, пока не получит нулевой ток, и меряет не ток, а это самое напряжение, которое потребовалось для уравновешивания напряжения, создаваемого термопарой под влиянием температуры печки. – Ну, как хотите, но термопара ваша врёт. – Он принёс термопару в лабораторию и мы стали её калибровать: мерить с её помощью известные нам температуры. Кажется, это были жидкий азот, вода со льдом, кипяток и расплавленный паяльником припой. Оказалось, правы производственники. Термопара показывала совсем не то, что должна была. Дело было в том, что кладовщик выдал Якореву не те провода. Или один из проводов. На вид почти все металлы и сплавы похожи, кроме золота и меди и их сплавов, те всё же жёлтые. А в бирках, привешенных к катушкам с проволокой разных металлов и сплавов на складе был беспорядок. Не знаю, тот же это был кладовщик, что выкинул платиновую сетку. Наверное, уже другой. Просто у них традиции такие. Можно предположить лень, а можно – затруднение проверок воровства.
Отдел
Что касается общественной жизни отдела, в которой мы участвовали, она состояла, в основном, из похорон. В отделе было человек сто, почти все – женщины, многие пожилые. А в лаборатории меньше двадцати человек, и почти все мужчины. В основном, молодые. Естественным образом, когда у кого-то в отделе кто-то умирал, а молодых родственников-мужчин не хватало, кого-то из нас звали помогать нести гроб. Так я познакомился с обычаем раздавать на похоронах носовые платочки. Видимо, слёзы утирать. В первый раз пытался отказаться, говоря, у меня свой есть, но оказалось, отказаться нельзя, т.к. – обычай! Только много времени спустя я, уже живя в Москве, понял, что это не слёзы утирать, а взять горсть земли и бросить в могилу на гроб. Не запачкав руку. Почему не увидел этого ещё в Саратове, не знаю. То ли обычай на самом деле различается. То ли в Саратове помощники с работы доносили гроб до кладбища и отпускались восвояси. Но чтоб каждый раз? И никто на поминки не пригласил? Странно. Скорее, поминки вытеснены, как неприятные воспоминания. В вообще, кажется, не принято ни звать на похороны, в частности, на поминки, ни здороваться, придя. А то кто-то привычно поздоровается словами «добрый день», а какой же он добрый33.
Ещё был обычай обращаться за помощью при переездах, вещи таскать и грузить, но это уже в более узком кругу, не отдела, а лаборатории. Найти грузовик тоже была проблема. А потом в Москве я попал впросак, когда оказалось, что там такого обычая нет. Я позвал, коллеги пришли, помогли, но удивились. Поняли, что это у меня саратовский обычай, и на будущее намекнули, что можно нанять грузчиков.
Один раз намечалось было весёлое отдельское мероприятие, и то кончилось похоронно. По случаю юбилея отдела было организовано празднование в ресторане. А мы сочинили поздравительный текст (как мне вспоминается, в основном, собственно, я; да и не только вспоминается, где-то в бумажках даже текст попадался), который должен был произноситься примерно как актёры читают роли, ещё не разыгрывая сцен. В детском саду и в школе такая читка называлась почему-то «монтаж». При этом всё было в стихах, а по сюжету вместо поздравления предполагалось разыграть судебное заседание с обвинениями отдела, как бы как личности, только в обвинительных выражениях перечислялись всякие успехи и достижения. Такая шутка юмора. А адвокат под видом защиты, наоборот, наводил критику. Даже, помнится, судейские наряды были изготовлены, уже не помню, как они выглядели, но опасаюсь, что не слишком адекватно. Увы, читка не состоялась. Как раз умер какой-то из Генеральных секретарей СССР. Кажется, сам Брежнев. Это потом уж вошло в привычку, когда они стали помирать один за другим. Даже анекдот был, как диктор центрального телевидения говорит: «Дорогие товарищи! Вы будете смеяться, но советский народ опять постигла тяжёлая невосполнимая утрата». Да, ведь ещё была прелюдия, незадолго до Брежнева умер Суслов, и рассказывали, как на его похоронах Брежнев достаёт из кармана речь и зачитывает о дорогом покинувшем нас… Леониде Ильиче! Некоторое время так и продолжает зачитывать механически, потом всё-таки удивляется. Осматривает себя. – А, так это я по ошибке пиджак Суслова надел!
А в тот раз всё было предельно серьёзно. Празднование решили отменить в порядке всенародного траура. Однако вдруг оказалось, что ресторан не соглашается отменить заказ, утверждая, что что-то уже закуплено и чуть не приготовлено. В самом деле, отменять такое мероприятие очень невыгодно. В результате ресторан был, но не в порядке праздника, а как бы в порядке траура. Я туда не ходил, не знаю, как удалось сочетать юбилей отдела с трауром по вождю. Но почему бы и нет.
Лаборатория
В лаборатории было веселее. Правда, мы с Якоревым, по большей части, сидели у себя в комнате, которая была далеко от основного помещения лаборатории. Но мы иногда туда тоже приходили. А там молодые специалисты приобрели настольный хоккей и в обеденный перерыв азартно резались в него. Я, как я думал, играл неплохо – у нас такой дома был. Но против Курчаткина ничего не мог поделать. И никто не мог. Он играл в очень агрессивной манере, постоянно дёргая поле вбок при попытке забросить ему шайбу, а иногда таким рывком ухитрялся загнать шайбу в ворота противника. При этом громко восклицая что-нибудь вроде «я, я, голый король на хвост наступил» или, более понятно, «идите разомнитесь за сараями».
Сам он был из Аткарска, и один раз мы у него ночевали в Аткарске большой компанией по дороге в байдарочный поход. Но лучше я это опишу в отдельном воспоминании про спорт. Это я тут отметил, чтобы не забыть. Как у Новеллы Матвеевой:
Было тихо, очень тихо, —
Ночь на всей земле.
Лишь будильник робко тикал
На моём столе.
Было тихо, очень тихо, —
Тихий, тихий час…
Лишь будильник робко тикал,
Мышь в углу скреблась.
Было тихо, очень тихо, —
Дрёма без забот…
Лишь будильник робко тикал,
Мышь скреблась,
Сверчок пиликал
Да мурлыкал кот.
Было тихо, очень тихо, —
Тихий час теней…
Лишь будильник робко тикал,
Мышь скреблась,
Сверчок пиликал,
Козлик мекал,
Кот мяукал,
Поросёнок дерзко хрюкал,
Бык ревел
И две собаки
Дружно вторили во мраке
Ржанию коней.
Но громкость-то ладно, в большом городе, небось, не тише. Деревенские звуки