Читать интересную книгу ПОТОЛОК МИРА - А Гарри

— Я так много летаю, — рассказывал нам Годунов, — что уж и дома давно волноваться бросили. И к стратостату отнеслись также спокойно, чего же тут бояться. Все проверено. Оболочку я сам конструировал, все как будто на месте. Я человек, признаться, вовсе не храброго десятка. Тут, понимаете, никакое не геройство с моей точки зрения. А просто уверенность, что все обстоит в порядке. И нечего тут было беспокоиться… Вот когда я долго домой не возвращаюсь со службы, тогда дома действительно волнуются, боятся, не угодил ли под трамвай. Это вот бывает…

На долю Годунова падала значительная часть научно-исследовательской работы. Сюда входило определение метеорологических элементов стратосферы — температура, давление, влажность, наблюдение над электрическим состоянием тропо- и стратосферы, изучение ионизирующего действия космических лучей. Годунова интересовали также и чисто воздухоплавательные задачи. Он собирался проверить точность формул и законов, которыми обычно руководствуются при полетах. Его очень интересовало и радовало, что можно будет уточнить барометрические данные с помощью фоторадио и тригонометрических засечек с земли. Человек техники и расчетов, он любил точность во всем.

На обязанности третьего участника полета, пилота Бирнбаума, лежала не только помощь в управлении стратостатом, регулировка высоты, запись скорости взлета и расхода балласта, но также связь с внешним миром, связь с землей Он заведовал специально облегченной коротковолновой приемно-передаточной станцией, которую смонтировала для стратостата научно-исследовательская лаборатория связи и электромеханики РККА. Он должен был составлять сводки погоды, сообщаемой с земли.

Бирнбаум родился в семье кузнеца на станции Ракке в бывшей Эстляндской губернии. Учился, работал в Петрограде учеником-слесарем в кустарной мастерской, потом был взят в армию. Затем будущий небоход работал на земных путях начальником железнодорожной станции. Впрочем, вскоре на южном фронте, он уже служил в военно-воздушных частях Красной армии.

В кронштадтские дни он был назначен комиссаром Ленинградского технологического института. Несколько лет он провел на инструкторско-преподавательской работе в военно-воздушных учебных заведениях, а сейчас работает в качестве воздухоплавателя Красной армии.

В 1929 году Бирнбаум едва не погиб… Он поднялся в свободный полет на сферическом аэростате. Его застигла жестокая буря. Шар потерпел аварию. Опыт и находчивость спасли Бирнбаума. Прекрасный авиатор, блестящий знаток воздухоплавания, он в конце своей автобиографии, отвечая на анкетный вопрос, скромно писал до сих пор:

— Кроме благодарностей, поощрений не имею.

Трое смельчаков, завоевавших стратосферу в гондоле, украшенной алыми буквами «СССР», как легко убедиться, не были случайными людьми, на долю которых выпала эта замечательная удача. И кроме чести занести знамя Октябрьской революции так высоко над землей, как никогда не бывало еще ни одно знамя в мире, трое смельчаков стали вдобавок и владельцами ценнейшего капитала, сказочных ощущений, которые еще в течение ближайших лет будут недоступны большинству человечества. Ибо между ощущением пилота или пассажира обыкновенного самолета и ощущением стратосферного воздухоплавателя существует громадная разница.

Равномерное жужжание пропеллера успокаивает нервы, гул авиационного мотора действует как колыбельная песнь. И, когда внизу, залитая ослепительным светом солнечных лучей, плывет, падая вкривь и вкось, цветная панорама земной поверхности, всякий человек, даже самый издерганный, самый мрачный, самый утомленный житейскими буднями, не может не согласиться с тем, что много есть на нашей, казалось бы, изведанной до малейших деталей земле удивительно прекрасных вещей.

Мы очень мало еще занимаемся изучением вопроса о влиянии полета на человеческий организм. Конечно, в соответствующих институтах весьма подробно записано, как меняются у человека, попавшего в летные условия, биение пульса, дыхание, работа органов пищеварения. Практика показала, что в солнечную погоду полет вызывает дремотное состояние, причем происходит это не только с неискушенным пассажиром, но и с летчиком. Пилоты, постоянно работающие на регулярных линиях, наши воздушные «извозчики», много могут рассказать о том, как сидя спокойно в удобном кресле, положив затекшие руки на успокоившийся штурвал, им приходится бороться с необычайным желанием вздремнуть хотя бы на несколько секунд. Сзади, удобно откинувшись на спинку кресла, храпит с открытым ртом пассажир. Он забыл о предостережениях близких и родных, о собственной неуверенности в благополучном исходе полета, о первых незабываемых ощущениях, когда последний раз, подпрыгнув козлом на кочке, самолет наконец повис в воздухе. Спит безмятежно воздушный пассажир, а равномерный рокот мотора вызывает у него замечательные воздушные сны.

Что касается бортмеханика, то он тоже недолго борется со сном. Схватив для вида в руки какой-нибудь ключ, он, косясь на пилота, принимает наиболее удобную для сна в сидячем положении позу, и скоро голова его свешивается набок, а ключ, звеня, падает к ногам. Пилот, улыбаясь, поглядывает на своего бдительного помощника. Наконец, соскучившись, он дергает механика за нос, и тот, встрепенувшись, делает вид, что он усердно все это время копался в каком-то приборе.

Летная работа вообще — это очень трудная, изнурительная работа. И пилоты, которым приходится оставаться в воздухе в течение большого количества часов, много могли бы рассказать о том, как у них затекают спины и руки, как они, прилетев к конечному пункту, сваливаются на койку и уже через несколько секунд спят мертвым сном.

Однако систематические наблюдения над влиянием тренировочных полетов на психическое состояние пилота показали, что двухчасовое пребывание на аэродроме, с соответствующим количеством полетов и даже без них, на здорового человека действует так же, как обычная физкультурная зарядка, только в значительно более сильной степени. В отдельных случаях обучение пилотажу излечивает от неврастении, от нервного переутомления, от всех проклятых недугов, которыми награждает человека многолетняя кабинетная работа. Мало того, молодые пилоты поправляются внешне: они прибавляются в весе, весь организм их крепнет и успокаивается. Авиация как спорт, а не как ремесло, несомненно укрепляет организм. Возможность сидеть за штурвалом, рассекая воздушные пространства, переносясь со сказочной быстротой из одного города в другой, дает громадное нравственное удовлетворение современному человеку. Нигде, как в пилотском кресле, нет такого реального ощущения власти над природой. И возможность для каждого человека, возможность, вытекающая из нашей современной технической вооруженности, нестись над земной поверхностью быстрее, чем воздух, бесспорно дает необычайно выпуклое, осязательное ощущение радости бытия.

Что же касается трех отважных воздухоплавателей, то их ощущение несомненно несравнимо ни с чем, и это их большая, но, конечно, второстепенная награда.

Роль их, однако, не сводилась только к управлению приборами, которыми регулировались как научные наблюдения, так и подъем и спуск.

Остальные члены славной семьи завоевателей стратосферы, те, кто создали оболочку шара и гондолу трудом собственных рук, в течение нескольких часов стояли на улицах с обращенными к небу головами, наблюдая за тем, как их детище, стратостат «СССР», поднимается в занебесье.

ЧЕЛОВЕК И МАШИНА

Эти люди также сыграли немаловажную роль в деле достижения стратостатом сногсшибательной высоты в девятнадцать тысяч метров. Ибо процесс освоения техники состоит из трех звеньев, из трех совершенно самостоятельных операций; тройственность эта происходит от того, что, осваивая технику, люди должны исполнять три различные функции: воплотить в жизнь определенную техническую идею, т. е. изобрести, сконструировать тот или иной механизм; затем модель, проверенную и испытанную, необходимо воспроизвести в определенном количестве экземпляров, иногда очень большом, т. е. наладить серийное, а иногда и массовое производство; наконец, надо освоить технику эксплоатации, т. е. научиться пользоваться данным экземпляром механизма так, чтобы он давал максимальную эффективность, служил бы возможно больше.

Когда-то считалось, что дар изобретательства есть дар только врожденный, что рядового обыкновенного человека нельзя научить искусству создания новых технических ценностей. Так оно когда-то и было! Но по мере того, как техника развивалась, становилась разностороннее и сложнее конструировать, изобретать и создавать новые механизмы становилось все легче и легче. И пусть то не звучит парадоксом: трудности освоения искусства конструировать «новое» обратно пропорциональны уровню развития техники на данный период. И поэтому темпы роста технической культуры в истории человечества увеличиваются в геометрической прогрессии.