Фруки улыбнулся мне:
— Мелким народцем было бы действительно тяжело крутить, если б они знали больше о вещах, в которые верят.
— Догадываюсь, какие возникли бы проблемы, — согласился я.
Он прямо засветился.
— Вот, — сказал он, — я знал, что в конечном счете ты это поймешь.
— С другой стороны, — добавил я, — проблемой может оказаться, когда станет всеобщим знание, что вы сознательно имели дело с людьми, которые заставляют Ивана Грозного казаться матерью Терезой.
Он махнул рукой:
— Э-э, это не проблема. Правительства все время это делают.
Конечно, я это уже понимал. Но по какой-то причине мне все еще было очень печально.
— Значит, тебе хочется создать впечатление высокой морали, не зная в действительности в чем она заключается.
— Черт, да мне плевать на то, что обо мне думают люди, Том. Я всего лишь выполняю свою работу. — Он потер лицо. — Слушай, пойдем отсюда, ладно? А то начнут удивляться, что случилось.
— Люди имеют право знать, что случилось.
— Конечно, имеют, конечно. — Он руками делал мелкие успокаивающие жесты. — Слушай, я же согласен с тобой, Том. В эту религию ты обратился здесь. Но нам надо держать это втихую ради всеобщего блага.
Я просто сидел и смотрел на него.
— Что скажешь? — спросил он. — Так ты на борту?
Я пожал плечами.
Он широко улыбнулся.
— Ну вот, — сказал он. — Пошли, Том, надо выбираться.
— Мне все это совсем не нравится, — сказал я.
— Знаю, знаю. Но, по крайней мере, мы теперь понимаем друг друга, верно?
Я сильно сомневался, понимает ли он меня вообще, но его я понимал слишком хорошо. В мою страну веками вторгались люди, наподобие Фруки. Они приходили потом, когда свое дело завершали солдаты. Бюрократы. Клерки. Безликие мелкие аппаратчики. Люди, которые всего лишь выполняют свою работу.
* * *
Мы вышли наружу. Лацертане стояли маленькой группой, почти окруженные морскими пехотинцами, ЦРУшниками и людьми из секретной службы. Все чужаки снова мягко переваливались с боку на бок. Эльжбета, Бартек и все остальные сановные лица стояли в нескольких метрах по одну сторону, со своими собственными морпехами, ЦРУшниками и агентами. Эльжбета перехватила мой взгляд, когда я шел в сторону лацертан, но я просто тихонько покачал головой.
— Бедный Ублюдок, — сказал Глобальное Потепление, когда я подошел к ним, — эта личность информирует, что была совершена оплошность.
— Забудем о ней, — пробормотал я.
— Очень хорошо, — сказал пришелец. — Забыто. Скинхед.
Подошел Брайт.
— Этим личностям надо посетить много других координат, — сказал послу Глобальное Потепление. — Покатили.
Брайт смотрел на меня несколько секунд, а я смотрел на него. Потом я кивнул и увидел, что он расслабился.
— Очень хорошо, — сказал он и посмотрел на одного из агентов секретной службы. — Пошли, Майк.
Весь цирк начал перемещаться через главные ворота на автостоянку, морпехи, агенты секретной службы и ЦРУшники вышли вперед, чтобы образовать широкий коридор между нами и машинами. Я шел рядом с лацертанами; Эльжбета и другие были в отдельной группе позади, но мыслями я был во многих милях отсюда. Я думал только о том, что сказал Глобальное Потепление, и о том, что рассказали мне Брайт и Фруки. Если бы я был начеку, то, наверное, реагировал бы не так, как реагировал на то, что произошло потом.
Вдруг повсюду вокруг меня началась суматоха. Люди завопили, побежали, закричали. А потом наступила тишина, и в это мгновение тишины я услышал, как о бетон ударился тяжелый металлический предмет.
Я оглянулся в поисках источника шума и увидел, как что-то темное размером с кулак катится между двумя ногами Хитрого Кота и останавливается прямо под его скафандром.
Еще крики и вопли, но как бы очень, очень далеко.
Лацертанин наклонялся на своих неуклюжих ногах туда-сюда, словно пытаясь увидеть, что закатилось под его тело. Потом он пустился в странный маленький танец на одном месте, высоко поднимая свои ноги и бухая ими назад в быстром темпе.
Не думая по-настоящему о том, что же я делаю, я подскочил, упал на колени, дотянулся под бронированную сферу и выхватил металлический объект.
Он оказался ручной гранатой. Я посмотрел на нее. Потом я попробовал отбросить ее прочь, но рука отказалась выпустить ее.
Я все еще стоял там на коленях, отставив руку от тела как только мог дальше, когда парни из американской службы безопасности подбежали ко мне. Им пришлось выдирать гранату из моей ладони, отковыривая палец за пальцем. Я минут пятнадцать не мог перестать вопить.
* * *
Это сделал Рамиус, тот ЦРУшник с латышским именем. Конечно. Никому другому не было позволено находиться возле лацертан с чем-то более опасным, чем зажигалка для сигарет, но ЦРУшники были уже вооружены, и никто не догадался проверить их самих еще и на взрывчатку. Что случилось с Рамиусом после инцидента, остается лишь догадываться. Казалось, он просто испарился.
— Перестал существовать, — сказал Бартек. — О нем, конечно, спрашивали. «Как там мистер Рамиус?» А ему отвечают: «Кто-кто?» Он перестал быть личностью. — Бартек откинулся и положил ноги на стол. — Словно во времена Сталина. Ты их, конечно, не можешь помнить.
— Ты тоже, — сказал я.
Он улыбнулся.
— Наверное, это ностальгия.
Он закурил сигарету.
— По-видимому, они называют себя Сынами Земли.
— Да.
Он кивнул и щелчком сбросил пепел на пол.
— Сыны Земли. Кто придумывает такие глупые имена?
— И много их?
— Похоже, никто не знает. Если верить Майку, мужику из секретной службы, то Белый Дом и ООН затоплены психованными сообщениями от разных групп, выступающих против лацертан. Сыны Земли — просто одна из многих.
— Предполагаю, было бы чересчур — просить американцев рассказать нам о них.
Бартек махнул рукой.
— Никто не принимал их всерьез, — сказал он.
— Теперь принимают.
Дорожное шоу с лацертанами вернулось в Краков и высадило нас всех возле здания министерства. Потом они умчали в неизвестное место, оставив нас стоять несколько растерянной группкой, осаждаемой журналистами и телевизионщиками, вопящими свои вопросы. Бартек большую часть дня провел вместе с агентами секретной службы, и с их помощью организовал группу весьма хмурых полицейских для сопровождения нас в здание, где меня многократно хлопали по спине и поздравляли за проявленную храбрость. Потом в течении почти двух часов меня безжалостно расспрашивал Павлюк, пока Эльжбету столь же безжалостно, но несколько более мягко расспрашивала Зося и другие секретарши за едой в столовой министерства. Я обратил внимание, что никто даже не предположил, что мне лучше бы повидаться с врачом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});