— Нет, вот теперь доучиваюсь самостоятельно.
— Что так?
— Жизнь. Судьба иногда не спрашивает нас, что ей с нами делать.
— Да-а, это верно. Вот и я... — он не договорил, осекся. Потом закончил: — Хоть и вольно в этой группе, но чувствую себя загнанным.
— Кто же тебя загнал?
Он глубоко вздохнул, затем резко ответил:
— Кто? Совдепия да большевики — вот кто!
Было слышно, как Витюля заскрипел зубами.
— Эх, скорей бы сам появился! Мы им покажем, как нашего брата грабить! Навыдумывали колхозов! — перешел он почти на крик.
— Успокойся, Виктор, — властно сказала Тася. — С каких пор ты стал таким?
— С тех, когда моего папашу ободрали и в гроб загнали!
Тася дала ему успокоиться и сказала:
— Ну, мне пора, а то Федор, видимо, ушел.
— Я подвезу.
— Не надо, я по дороге буду собирать образцы.
— Тася!
— Что?
— Будем встречаться? Вспомни студенчество.
— Не знаю, — неуверенно ответила она. — Будет видно.
— Вот здесь же... я буду приезжать, ты только подскажи той дубине.
— Я же замужем.
— Ты его выпроводи.
Тася призадумалась.
— Ладно, что-нибудь придумаем.
Она направилась в сторону Такши, а Витюля погнал вороного к Ундурге.
Я облегченно вздохнул и вылез из укрытия.
— ИХ ТАМ было немного, человек десять, — рассказывала Тася, — все больше пожилые, бородатые мужики, по обличью — кулачье. Есть и стройные, подтянутые, — это из недобитых; есть молодые, наподобие того мордастого, — это кулацкие сынки. Ну и Витюля — он у них вроде какое-то положение занимает, но побаивается главаря. Самого не было, он где-то промышляет с частью банды. С Витюлей мы знакомы еще со студенческих лет, даже немного дружили. Правда, после первого курса он учиться не стал: человек он разгульный и учеба не для него. Мне он, кажется, поверил. Да и как не поверить, ведь я продолжала учиться — он это знал, и документы у меня хорошие. Вот только мужики смотрели косо, с недоверием. Живут в шалашах, вооружены хорошо: винтовки, наганы, ножи. Много лошадей — видимо, у каждого своя. Место глухое. Табор находится за рекой, у подножья скалистой сопки, кругом непролазный лес. Сюда, в сторону Такши, обзор неплохой. Посты установлены только здесь, на подходе к табору, да еще один на дереве: там сделано гнездо, наподобие пожарной вышки. Вот и все, что удалось узнать на сегодняшний день.
— Тасенька, ты сделала очень много! До сегодняшнего дня мы об этом могли только мечтать, ты намного ускорила нашу работу! — с искренним восхищением сказал я.
— Рано нам радоваться, Феденька, — бандиты ведь целы-целехоньки и продолжают творить свои черные дела, — спокойно проговорила она.
Сердце мое тревожно-радостно сжалось: она назвала меня Феденькой: так называют близкого или любимого человека. Бывает, правда, у некоторых иногда привычка называть людей ласково, но у Таси этой привычки я не замечал. Может быть, это она на радостях? Видимо, так. И все-таки я спросил:
— Скажи, Тася, ты замужем?
Она лукаво посмотрела на меня и, улыбаясь, ответила:
— Да.
Я почему-то считал, что она не замужем, и, услышав ее ответ, ошеломленно замолчал. А Тася подошла, взяла меня за руку и шутливо сказала:
— Ты же сам знаешь, что я замужем: ведь мы с тобой муж и жена.
Я понял ее шутку. И вдруг на меня навалился смех, самый настоящий дурацкий смех. Я хохотал во всю глотку, а эхо откуда-то издалека доносило неясные клокочущие звуки. Тася озабоченно дернула меня за руку.
— Ты что это? Не забывай, где мы!
Я вытер слезы и огляделся вокруг.
— Прости, Тася, — давно не смеялся.
Потом мы шли молча.
Среди ночи, когда мы крепко спали, я услышал возню и крики людей на улице. Выглянув в крохотное оконце, увидел невдалеке зарево — горел чей-то дом. Тася тоже проснулась и, не вставая с постели, спросила:
— Что там, Федор?
— Горит дом, надо помочь тушить.
Я засобирался.
— Подожди, — удержала меня Тася. Она хотела еще что-то сказать, но в это время в дверь нашего домика сильно постучали. И я отчетливо услышал слова:
— Открывай, старый черт, а не то раскатим твою гнилушку!
— Сейчас, — ответил дребезжащим голосом дед и, шаркая, пошел в сенцы.
Я бросился к половице, где было спрятано наше оружие, но Тася каким-то чужим голосом приказала:
— Ложись ко мне и притворись пьяным!
Я юркнул в ее теплую постель. Мою она швырнула под кровать и легла рядом. Мне вдруг стало не по себе: стыд и в то же время жгучая затаенная радость возбуждали мое сознание, холодные струйки пота потекли из под мышек, во рту пересохло. Я впервые лежал с девушкой в постели... А голос незнакомца в соседней комнате спрашивал:
— А в той конуре у вас кто?
— Геологи... геологи у нас остановились.
— Какие там геологи? — спрашивал уже другой, визгливый го-лось.
— Обыкновенные, — дерзко отвечал дед.
Басистый голос пригрозил:
— Ну ты, старая рухлядь, покороче, а то... — он не договорил угрозы.
Визгливый голос раздался у самой двери:
— А ну, показывай!
Дверь открылась. Тася вскрикнула и села на кровати, прикрывая грудь одеялом.
— Что вам здесь надо?
— О-о! Какое прелестное создание, — протянул у двери бас. — А там кто?
Я неестественно громко храпел, отвернувшись к стенке, а сердце тревожно колотилось.
— Это мой муж, он пьян.
— А-а, — пробасили рядом.
А Тася продолжала возмущаться:
— И потом: почему вы врываетесь в чужое жилище, по какому такому праву? Я вот пожалуюсь на вас Виктору Лаврентьевичу.
— О-о! Да она заносится! — шутливо сказал бас, и серьезно спросил:
— Откуда вы знаете его?
— Он мой друг, мы с ним вместе учились.
В комнате на минуту воцарилась тишина.
— Ну-ну, — снова протянул бас.
Шаги направились к выходу.
— А может, это уполномоченные, — вдруг сказал визгливый.
Наступила пауза. Мне показалось, что бандиты вернулись в комнату. Сердце мое, начавшее было успокаиваться, вновь тревожно забилось. Я сжался и приготовился к прыжку. Девушка, кажется, угадала мою решимость и положила холодную ладонь мне на щеку.
— Ладно, Сеня, потом проверим, — проговорил бас.
Шаги удалились. Я облегченно вздохнул и повернулся на спину. Хотел встать, но Тася легонько потрогала меня за плечо: лежи. Дед закрыл задвижку в сенях и, прикрывая наши двери, пробурчал:
— Это Косой был, со своим прихвостнем.
Мы молча лежали, разговаривать не хотелось, мысли путались. Я жалел, что не увидел в лицо Косого, не разглядел этого бешеного и в то же время спокойно-корректного человека. А надо бы. Надо бы посмотреть на эту гадину, но не смог — Тася не дала этого сделать. Ох, Тася, Тася! Как же хорошо ты все предвидишь! Только теперь я понял, зачем она заставила меня притвориться пьяным: она рассчитывала, что бандиты не станут возиться с каким-то пьянчужкой, храпящим под боком жены, я в этом убедился: бандиты даже не пытались повернуть меня лицом и посмотреть.