— А что, если Шейн увидит подарок от Серенити на твоё столе?
Виллем нахмурился от того, что она перебила их, но посчитал нужным ответить:
— Не увидит.
Флёр моргнула.
— Вы больше не встречаетесь?
Виллем покачал головой.
— Что я имел ввиду, так это то, что Шейн не увидит его, потому что я не допущу этого.
Теперь, настала очередь хмурится Аннеке.
— Хочешь сказать, будешь каждый раз его прятать, при появлении Шейн?
Флёр тут же встряла с вопросом:
— Хочешь сказать, Шейн всё ещё не знает, что для её малышки — сестры ты стал словно па..? — Аннеке одарила её предупреждающим взглядом, — …тронатом, — закончила она. Флёр чуть было не сказала «парнем», но т.к. сегодня был день рождения Виллема, она решила быть разумной, и не подливать масло в огонь.
Виллем странно взглянул на сестёр.
— Почему вы пытаетесь раздуть проблему там, где её нет? У Шейн просто идёт некое соревнование с сестрой, но ненависти нет.
Он вспомнил тот единственный раз, когда он пытался примирить Серенити с её старшей сестрой, и как алые пухлые губы Шейн изогнулись в отвращении. После того, он сделал свои выводы, и больше не стал повторять ошибку.
— Вы обе тоже соперничали, пока росли, — напомнил им Виллем. — И я не хочу быть их яблоком раздора.
Аннеке и Флёр переглянулись, им обеим было любопытно, как кто-то настолько умный, как Виллем, мог быть полнейшим глупцом в том, что касалось женщин? Они обе и правда конкурировали между собой, пока были меньше, но Серенити и Шейн — это совсем другое дело. Шейн завидовала Серенити, и с каждым новым годом, её зависть только росла, было очевидно, что её младшей сестре суждено затмить её во всех смыслах.
Флёр начала говорить, но тут зазвонил телефон Виллема, и как только она увидела, как смягчается лицо её старшего брата, тут же замолчала. Звонила Серенити, и, зная, сколько времени длятся их телефонные разговоры, Флёр понимала, что Виллем не скоро освободится.
— Серенити передаёт вам привет, — сказал Виллем.
— Привет, — опять Аннеке и Флёр ответили в унисон.
Виллем сузил глаза. Он не понимал, как такое возможно, что они настолько милы с Серенити, и просто на дух не переносят Шейн.
Не желая, чтобы брат услышал, что она будет говорить, Флёр быстро достала свой телефон, и написала сестре.
Флёр: Он настолько слеп.
Аннеке: Знаю. Он безнадёжен. Но также, я прекрасно знаю, как и ты — НАМ НЕ СТОИТ ВМЕШИВАТЬСЯ.
Флёр: Ты слишком хорошо меня знаешь.
Аннеке: Вот именно, но также, я считаю, что всё ещё слишком рано.
Флёр: Потому что, она слишком юна?
Флёр сделала паузу, напечатав текст. Пятнадцать и двадцать девять, размышляла она. Могло бы быть и хуже. Это могла быть разница в двадцать, а то, и тридцать лет. А может, и нет. Что такое возраст для двух влюблённых, даже, если они ещё и сами этого не осознают?
Её телефон издал сигнал, и она взглянула на него, чтобы прочитать ответ сестры.
Аннеке: Я не про С. Я о Виллеме. Не думаю, что он уже готов полюбить.
Флёр: Господи, он так слеп, это не смешно. Я просто боюсь, что если мы оставим всё как есть, старшая сестра приведёт его к алтарю первая.
Аннеке: Поверь мне. Этому не бывать. Ты только посмотри сейчас на него.
Флёр взглянула на брата, который сидел как раз напротив неё и Аннеке. Он что-то бормотал низким, приятным голосом, лицо было серьёзным и не улыбчивым.
Но, Боже мой, эти голубые глаза Виллема.
Если бы она только могла показать Шейн, то, как он смотрит, когда говорит по телефону с Серенити.
Аннеке права, подумала Флёр. Тут не о чем беспокоиться. Любой, кто бы сейчас не взглянул на Виллема, с уверенностью мог сказать, что сердце миллиардера уже отдано своему владельцу.
Глава 6
— Должно быть, у тебя что-то невероятно срочное, — протянул Виллем, — раз ты требуешь разговора со мной, зная, что я нахожусь на важном совещании.
Услышав такие слова генерального директора, все присутствующие заёрзали на местах, и задались вопросом, кто может быть таким отважным, а возможно, и глупым, чтобы так поступать. Виллем де Конаи, был знатен своими исключительными манерами, но каждый, кто имел возможность с ним работать, знал, что это всё только маска, которой он прикрывает свои высокие требование ко всем и каждому.
На другом конце разговора, невинным голосом заговорила, так называемая, отважная и глупая девушка:
— Ты на совещании?
— Нет, не на совещании, — соврал он не задумываясь, и игнорируя взгляды руководителей отделов, которые сидели сейчас перед ним в конференц-зале.
Конечно же, он знал, что они сейчас думают. Виллем де Конаи, заядлый Голландский трудоголик, прерывает важное совещание, ради личного разговора. "The Financial Times" сошли бы с ума от такой новости.
— Я рада, — вздохнула Серенити, — мне сейчас очень нужно с кем-то поговорить.
Явное волнение в голосе Серенити заставило его нахмуриться.
— Что случилось? — Спросил он, вставая с места, и жестом показывая присутствующим продолжать, а сам направился к двери.
Покинув конференц-зал, он направился в свой кабинет, и как только, захлопнул дверь, приказал:
— Говори.
Серенити закатила глаза на такой повелительный тон.
— Ты, правда, думаешь, что при одном твоём слове, все должны вставать на задние лапки, словно собачки в цирке?
— Говори, — у Виллема не было времени на шутки. Чем больше он с ней говорил, тем больше понимал, что происходит что-то серьёзное.
Серенити опять тяжело вздохнула.
— Ничего, просто я... — шелест, и когда она опять заговорила, казалось, что она закрывает рукой трубку, чтобы её никто не услышал, — я должна идти, это...
Вдруг, на заднем плане, Виллем отчётливо услышал мужской голос, который весело спрашивал:
— Ну что ж, моя прекрасная Снежная королева. Каков твой ответ? Да или нет?
Звонок оборвался.
Виллем недоверчиво уставился на телефон. Какого чёрта?
Дурное предчувствие пронзило его, воздействуя на его инстинкты, Виллем быстро включил свой компьютер, ввёл пароль, и открыл доступ к видео наблюдению своего офиса. Всего в несколько кликов, он уже подключился к камерам, установленным на этаже, где Серенити проходила свою стажировку.
Серенити появилась на мониторе. Её длинные белокурые волосы заплетены, прекрасное стройное тело одето в обтягивающее шерстяное платье с воротником под горло. Она выглядела как обычно, великолепна как всегда. Его глаза сузились при виде её бледного, взволнованного лица. А ещё, она выглядела так, будто пред ней предстал сам дьявол.