ход, убеждая стеснительных девушек присоединиться к тем, кто покорно позволяет их унижать.
Мне не видно то, что они показывают Дарраку, я вижу только заплаканные лица, закрытые юбками головы, униженных женщин. И сама кусаю губы, понимая, что только чудом спаслась от того, что там происходит. Пока спаслась.
Единственное, что я понимаю — пощады не будет и я должна бежать. Хоть в лес. Только отсюда. Лучше замерзнуть зимой в землянке, чем остаться рабыней, которую рассматривают как скот на рынке.
Подтверждая мое впечатление, Даррак легко соскакивает со своего трона и придерживает дракона с плетью за локоть, не позволяя ему слишком уж разойтись. Тот склоняет голову и отступает. Но продолжает скалить зубы и пялиться на ряд… на ряды…
На тех, кто стоит перед ним.
Ему явно нравится то, что он видит, потому что он поправляет свои кожаные штаны между ног.
А Даррак идет медленно вдоль рядов задних частей тела женщин. Придирчиво рассматривает, словно кобыл на рынке. Цокает языком. Кого-то даже похлопывает. Я не вижу кого — лицо этой женщины накрыто длинной юбкой. Мне становится еще жарче.
Он останавливается возле Ирмы. Он девушка красивая, и зад у нее действительно пухлый, круглый, так что можно даже поставить рюмку и она не упадет. Вот и дракон… оценил.
Потому что он стоит и его ладонь поглаживает Ирму по задней части. Я вижу ее лицо — пунцовое, словно она вот-вот взорвется. Губы закушены, глаза заплаканы.
А он все стоит. Я не вижу, что он делает, зато вижу выражение шока, которым сменяется гримаска у Ирмы на лице. Она становится еще краснее, хотя дальше невозможно и вдруг громко охает.
Все мужчины в зале разом грохают хохотом, будто это какая-то шутка.
Ирма пытается вырваться и куда-то рвануться, но Даррак удерживает ее без труда, взяв за бедра.
— Эта, — говорит он.
Двое из драконов отводят Ирму в сторону, разрешая опустить юбку. Она ошеломлена и лицо ее меняет выражения раз в секунду. Ее уводят к дальней стене.
Дальше Даррак идет быстрее. Иногда он с размаху шлепает кого-то по заду, так что звон разносится по всему залу. Иногда гладит медленно и даже как-то нежно. Некоторых девушек велит отвести к Ирме. И снова идет.
Возле одной из наших самых разбитных кухарок, уже на грани того возраста, который он взял за максимум, он останавливается и начинает смеяться в голос. Потом жестом подзывает своего черно-седого друга с плетью и громко говорит, указывая на женщину:
— Ты глянь, Гром, одна из этих сучек потекла! Аж блестит вся, так хочется ей, чтобы в ее пухлые булки кто-нибудь сунул что-нибудь горячее. Бери ее себе!
— С твоего позволения, Дарр, я воздержусь, — отвечает тот, хотя я явно видела, что он с похотью смотрел на этот унизительный экзамен.
— Я сказал — бери! — Рявкает Даррак. — Это моя милость.
— В этом случае, конечно, возьму.
Я прикрываю ладонью рот, когда Гром уводит с собой кухарку. Она еле передвигает ноги, и он толкает ее в спину, чтобы быстрее шла.
Не знаю, куда он ее ведет, но я ей не завидую.
Оставшихся девушек Даррак минует со скучающим видом.
— Эту, — бросает он взгляд на последнюю. Это совсем юная дочь одной из укрывшихся в замке леди. Она совсем недавно стала совершеннолетней, и у меня сжимается сердце, когда я думаю, какая участь ее ждет.
Ее тоже отводят к стене.
— Остальные — свободны на сегодня, — командует Даррак. — Мой гарем ужинает со мной.
И остальные мужчины, не высказывая желания тоже обзавестись гаремом, начинают устраиваться за накрытыми столами. Самый роскошный стол накрыт рядом с троном, у него много мест и туда черный дракон усаживает шестерых отобранных им женщин.
Последнюю, юную, он манит к себе и похлопывает по своему колену. А когда она робко присаживается к нему, одним движением рвет платье у нее на груди, открывая маленькую грудь.
— Так мне нравится больше, — оскаблясь, говорит он.
Попытка побега
Ужин длится бесконечно. Я замерзшая сижу под потолком, цепляясь за балки окаменевшими пальцами и слушаю, как урчит мой живот, завязываясь узлом от восхитительных запахов еды, доносящихся снизу. Там пируют драконы. Исходящее паром мясо поливают кровавыми соусами, расчленяют белоснежную рыбу, вгрызаются в сочные фрукты и овощи и подбирают подливу мягким ноздреватым хлебом. Я только сглатываю, глядя на это.
А потом отворачиваюсь, потому что помимо торжества желудка, там происходит другое торжество плоти. Те девушки, которых отобрал Даррак, сидят за его столом и спокойно едят. Кроме той, что у него на коленях. Она испуганно сжимается каждый раз, когда он шевелится и норовит прикрыться, но он с рыком убирает ее руки, заставляя сидеть с обнаженной грудью. Его огромная темная ладонь сжимает ее бедро, когда другой рукой он обгрызает зажаренные ребра или откусывает какой-нибудь сочный фрукт. Больше он с ней ничего не делает.
В отличие от его друзей.
Другие драконы больше времени уделяли не еде, а оставшимся в зале девушкам. Некоторые из них ушли, когда Даррак отпустил, но других слишком привлек горячий ужин. Мы так давно не видели хорошего мяса, вкусного хлеба, свежих овощей, что я их понимаю. Они многим рискуют, оставаясь тут, но удержаться нет никакой возможности. Не уверена, что я сама ушла бы, если бы могла дотянуться до виноградной кисти, пылающей фиолетовым и розовым, что манила меня на краю стола Даррака даже больше, чем мясо.
И пока девушки быстро, обжигаясь, ели, засовывая в рот огромные куски темного мяса, к ним медленно подбирались хищники. Мужчины в черной коже сжимали кольцо, нависали над ними и захватывали в плен. Стоило кому-нибудь зазеваться — она уже оказывалась на коленях какого-нибудь здоровяка с темными волосами и страшными глазами. Он усаживался на лавку и пока девушка продолжала поглощать вкусную еду, его ладони уже шарили у нее под юбкой.
Кто бы пять лет назад сказал нам, что красавица Эдна, стройная и статная леди, чей муж храбрец и красавец погиб одним из первых, мы даже успели об этом услышать, будет позволять чужому мужчине расшнуровывать свой корсет?
Но она была слишком гордой. Никогда не позволяла себе лишней еды, не отнимала ее у слуг, не бегала в лес за ягодами. Она слишком мало ела, так что ее красота даже потускнела. Наверное, она не очень хотела жить после смерти супруга. Но не успела умереть.
И теперь задиристый дракон с копной медных волос скалит ослепительно белые зубы, выуживая ее грудь