- Пока мы сидели тут без вас, - повернулся Генерал к Мэри и Лэнсингу, - мы все гадали, не будут ли двое оставшихся - мы еще не знали, кто это - так вот, не будут ли они в курсе того, что тут происходит. Судя по тому, что вы спрашивали, мисс Оуэн, вы не в курсе. А как насчет вас, мистер Лэнсинг?
- Ни малейшего понятия.
- Наш хозяин клянется, что ничего не знает, - с кривой усмешкой заметил Пастор. - Говорит, что лишь заправляет таверной и не задает лишних вопросов. Насколько я понял - главным образом потому, что задавать их просто некому. По-моему, он лжет.
- Вы судите о нем чересчур поспешно и чересчур резко, - возразила Сандра Карвер, поэтесса. - У него честное и открытое лицо.
- Он похож на свинью, - возразил Пастор. - Кроме того, он позволяет, чтобы в сих стенах творились всякие мерзости. Эти игроки...
- Вы немного перебрали хмельного, - вмешался генерал, - мы с вами опрокинули уже не одну кружечку.
- Пить не грешно, - настаивал Пастор. - В Библии сказано, что малая толика вина желудку лишь на пользу...
- Дружок, это отнюдь не вино.
- Быть может, нам лучше чуточку угомониться и сравнить свои сведения о нынешней ситуации? - предложила Мэри. - Не исключено, что тогда мы что-нибудь уразумеем. Давайте расскажем о себе поподробнее - кто мы, как сюда попали, а заодно изложим свои предположения.
- Это первые разумные слова, каковые я услышал за нынешний вечер, - поднял голову Пастор. - У кого-нибудь есть возражения против рассказа о себе?
- У меня - ни единого, - Сандра Карвер говорила так тихо, что остальным приходилось напрягать слух, чтобы разобрать ее слова. - Я дипломированная поэтесса Академии Весьма Античных Афин и могу говорить на четырнадцати языках, хотя пишу и пою только на одном - это один из древнегэльских диалектов, самый выразительный язык в мире. Как попала сюда, представляю довольно смутно. Я была на концерте, слушала новую композицию, исполнявшуюся оркестром из Западноморской Земли. За всю свою жизнь я не слышала ничего столь могучего и трогательного одновременно. Музыка словно вырвала меня из моей телесной оболочки и перенесла мой дух в иное место. Когда я вновь обрела тело, то мы обе - и мой парящий дух, и моя бренная оболочка находились в новом месте, среди пасторали, от красоты которой буквально спирало дыхание. Передо мной была тропинка, я последовала за ней, и вот...
- А год? - перебил ее Пастор. - Умоляю, скажите, какой был год?
- Пастор, я не понимаю вашего вопроса.
- В каком это было году? По вашему летоисчислению.
- В шестьдесят восьмом году Третьего Ренессанса.
- Нет-нет, я имел в виду другое. От рождества Христова, от года рождения Господа нашего.
- О каком господе вы говорите? В мое время очень много господ.
- Сколько лет прошло после рождения Иисуса?
- Иисуса?
- Ну да, Христа.
- Сэр, я ни разу не слышала ни об Иисусе, ни о Христе.
Вид у Пастора был такой, будто его вот-вот хватит удар. Лицо его налилось кровью, горло перехватило, и Пастор начал сражаться с собственным воротничком, будто задыхался. Как они старался, но не сумел произнести ни слова.
- Простите, если я вас огорчила. Это нечаянно. Я не намеревалась нанести вам оскорбление.
- Все в порядке, дорогуша, - успокоил ее Генерал. - Просто наш друг Пастор подвергся культурному шоку. Возможно, когда мы покончим с изложением своих сведений, он будет уже не единственной жертвой. Кажется, я начинаю кое-что понимать. Ситуация, в которой мы оказались, лично мне кажется абсолютно невероятной, но по мере продвижения она мы сможем поверить в нее хотя бы отчасти, хотя, сдается мне, к большинству из нас подобное осознание придет с большим трудом.
- Вы говорите, - оживился Лэнсинг, - что все мы принадлежим к различным культурам или даже к различным мирам, хотя насчет миров я не уверен.
Он сам был удивлен тому, что говорит, но если подумать, Энди Сполдинг всего несколько часов назад праздно рассуждал на подобные темы, хотя Лэнсинг и не придавал его болтовне никакого значения, как ему теперь припоминалось.
- Но ведь все мы говорим на английском, - заметила Мэри Оуэн. - Во всяком случае, все понимают английский. Сандра, на скольких языках вы говорите?
- На четырнадцати. На некоторых из них - довольно скверно.
- Лэнсинг сделал весьма точный намек на то, что с нами случилось, - сказал Генерал. - Поздравляю вас, сэр, у вас довольно хорошее чутье. Все может обстоять не совсем так, как вы полагаете, но вы подбираетесь к истине. Что же касается нашего английского, то давайте порассуждаем об этом еще немного. У нас небольшая компания, и все владеют английским языком. Нет ли иных компаний: французских, латинских, греческих или испанских - небольших групп людей, собранных вместе только потому, что говорят на одном языке?
- Это чистая липа! - воскликнул Пастор. - Просто безумие предполагать или даже просто допускать ту мысль, каковую вы тут на пару выдвинули. Она противоречит всему, что известно о Небесах и Земле.
- То, что мы знаем о Небесах и Земле, - едко возразил Генерал, - это всего лишь попытка прикоснуться к истине. Мы не можем отмахнуться от факта своего пребывания здесь, а наше прибытие наверняка не согласуется с нашими прежними познаниями.
- Я думаю о словах мистера Лэнсинга... - подала голос Мэри. - Кстати, Лэнсинг, как вас крестили? Не можем же мы все время называть вас Лэнсингом.
- Меня зовут Эдуард.
- Благодарю вас. Я считаю, что предположение Эдуарда не лишено романтичности и даже кажется немного фантастическим. Но раз уж мы пытаемся понять, где мы, и почему находимся здесь, то вынуждены будем направить свои мысли в новое русло. Лично я инженер, и живу в высокоразвитом технологическом обществе. Любая мысль, выходящая за рамки знаний или лишенная солидной теоретической базы, действует мне на нервы. Но ни одна из известных мне методик не приводит к разумному объяснению. Возможно, кто-нибудь из присутствующих образован лучше и сумеет дать объяснение. А что скажет наш коллега робот?
- У меня тоже имеется техническое образование, но я не знаю никаких методов...
- Чего его спрашивать? - перебил Пастор. - Вы называете его роботом. Это слово легко срывается с языка, но если хорошенько подумать, то он всего лишь машина. Просто механическое приспособление.
- Вы чересчур далеко заходите, - возмутился Генерал. - Я по случаю проживаю в мире, где уже много лет войну ведут механические приспособления, и притом порой с такой выдумкой, что она далеко превосходит человеческое воображение.
- Какой ужас! - заметила поэтесса.
- Я полагаю, - спросил Генерал, - что под ужасом вы подразумеваете войну?
- А разве не так?
- Война - естественная функция человека. Расе, отвечающей за возникновение конфликта, присуща агрессивность и стремление к соперничеству. Если бы не это, войн было бы куда меньше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});