Читать интересную книгу История и поэзия Отечественной войны 1812 года - Федор Николаевич Глинка

отечественная война не встречается, но все составные части этого понятия находят высокое поэтическое отражение.

Следующий раздел составляют фрагменты из книги «Письма к другу», посвященные принципам построения истории войны 1812 года, важные именно в теоретическом отношении: какой должна быть история войны 1812 года. А «Очерки Бородинского сражения. Воспоминания о 1812 годе» — это мемориальное и одновременно исторически обоснованное описание битвы на Бородинском поле: Глинка дает образец такого повествования.

Два последних произведения в книге связаны с именем графа Милорадовича, адъютантом которого служил Глинка: «Подвиги графа Михаила Андреевича Милорадовича в Отечественную войну 1812 года c присовокуплением некоторых писем от разных особ» и «Вступление большой действующей армии на позицию при с. Тарутине. Отрывок из истории 1812 года». В отличие от всех других собранные в этой книге текстов, данные два сочинения никогда не перепечатывались и поэтому недоступны массовому читателю. Глинка был пристрастен к Милорадовичу, обожал его. Но и начальник весьма ценил своего подчиненного, который, видимо, и готовил для него весьма ценные в пропагандистском отношении документы и деловую переписку. Иногда кажется, что Милорадович говорит словами Глинки. Но это и не удивительно: Глинка писал эти слова для Милорадовича и влиял таким образом на формирование представлений о войне 1812 года как отечественной.

Читатель легко заметит в книге повторы одних и тех же тем. Это вполне естественно: Глинка любил отдельные примеры и постоянно возвращался к ним. Но если из книги в книгу повторялись (пускай с некоторыми вариациями) одни и те же фрагменты, мы их не повторяли. Специалисты нашли бы в сравнении этих повторяющихся текстов какие-то важные оттенки смыслов, но для нас сейчас важнее просто показать тот ничем не заменимый вклад Федора Глинки в русское общественное сознание, который он внес, осмысляя опыт войны 1812 года.

М. В. Строганов

Письма русского офицера

Предуведомление

В 1817 году, когда мне довелось быть председателем известного в то время литературного общества и, в чине полковника гвардии, членом Общества военных людей и редактором «Военного журнала», — посетили меня в один вечер (в квартире моей в доме Гвардейского штаба) Жуковский, Батюшков, Гнедич и Крылов. Василий Андреевич (Жуковский) первый завел разговор о моих «Письмах русского офицера», заслуживших тогда особенное внимание всех слоев общества.

«Ваших писем, — говорил Жуковский, — нет возможности достать в лавках: все-де разошлись. При таком требовании публики необходимо новое издание. Тут, кстати, вы можете пересмотреть, дополнить, а иное (что схвачено второпях, на походе) и совсем, пожалуй, переписать. Теперь ведь уже уяснилось многое, что прежде казалось загадочным и темным».

Гнедич и Батюшков более или менее разделяли мнение Жуковского, и разговор продолжался. Крылов молчал и вслушивался, а наконец заговорил. «Нет! — сказал он, — не изменяйте ничего: как что есть, так тому и быть. Не дозволяйте себе ни притачиваний нового к старому, ни подделок, ни вставок: всякая вставка, как бы хитро ее ни спрятали, будет выглядывать новою заплатою на старом кафтане. Оставьте нетронутым все, что написалось у вас где случилось, как пришлось… Оставьте в покое ваши походные строки, вылившиеся у бивачных огней и засыпанные, может быть, пеплом тех незабвенных биваков. Представьте историку изыскивать, дополнять и распространяться о том, чего вы, как фронтовой офицер, не могли ни знать, ни ведать! И поверьте, что позднейшим читателям и любопытно, и приятно будет найти у вас не сухое официальное изложение, а именно более или менее удачный отпечаток того, что и как виделось, мыслилось и чувствовалось в тот приснопамятный XII-й год, когда вся Россия, вздрогнув, встала на ноги и с умилительным самоотвержением готова была на всякое пожертвование». <…>

И. Лучанинов. Благословение ополченца 1812 года. 1812

I. Описание Отечественной войны 1812 года до изгнания неприятеля из России и переход за границу в 1813 году

Мая 10, 1812. Село Сутоки. Природа в полном цвете!.. Зеленеющие поля обещают самую богатую жатву. Все наслаждается жизнью. Не знаю, отчего сердце мое отказывается участвовать в общей радости творения. Оно не смеет развернуться, подобно листьям и цветам. Непонятное чувство, похожее на то, которое смущает нас перед сильною грозою, сжимает его. Предчувствие какого-то отдаленного несчастья меня пугает… Но, может быть, это мечты!.. «Недаром, — говорят простолюдины, — прошлого года так долго ходила в небесах невиданная звезда; недаром горели города, села, леса, и во многих местах земля выгорала: не к добру это все! Быть великой войне!» Эти добрые люди имеют свои замечания. В самом деле, мы живем в чудесном веке: природа и люди испытывают превратности необычайные. Теперь в «Ведомостях» только и пишут о страшных наводнениях, о трясении земли в разных странах, о дивных явлениях на небе. Мы читаем в Степенных книгах, что перед великим нашествием татар на Россию солнце и луна изменяли вид свой и небо чудесными знамениями как бы предуведомляло землю о грядущем горе… Нельзя не согласиться с знаменитым Махиавелем, что мыслящие умы так же легко предузнают различные приключения в судьбе царств и народов по известным обстоятельствам, как мореплаватели затмение светил и прочее по своим исчислениям.

Известно, до какой степени маркиз Куева де Бедмар, описанный Сент-Реалем, силен был в науке предузнавать!.. К чему, в самом деле, такое притечение войск к границам? К чему сам государь, оставя удовольствия столицы, поспешил туда разделять труды воинской жизни? — К чему, как не к войне!.. Но война эта должна быть необыкновенна, ужасна!.. Наполеон, разгромив большую часть Европы, стоит, как туча, и хмурится над Неманом. Он подобен бурной реке, надменной тысячью поглощенных источников; грудь русская есть плотина, удерживающая стремление, — прорвется — и наводнение будет неслыханно! — О, друг мой! Ужели бедствия нашествий повторятся в дни наши?.. Ужели покорение? Нет! Русские не выдадут земли своей! Если недостанет воинов, то всяк из нас будет одной рукой водить соху, а другой сражаться за Отечество!

Кого не мучит теперь любопытство, чтоб разгадать загадку будущего? — Я читаю славную Гедеонову проповедь на разрушение Лиссабона — и живо представляется воображению моему, как величавый муж сей в священных сумерках пространного храма, где голос его в таинственных отзывах повторяется, перед лицом императрицы Елисаветы, описывая бедствия колеблющейся природы и страшную гибель Лиссабона, смело укоряет блестящий сонм вельмож в отставлении праотеческих нравов, в неге и роскоши, которым предаются, и вдруг, устами боговдохновенного пророка, гласит им в последнее наставление сии священные слова: и когда услышите голос его, не ожесточите сердец ваших. Прощай! Я иду в свой