Читать интересную книгу Элвис Пресли: Реванш Юга - Себастьян Даншен

Это характерная черта личности Элвиса: он придерживался своего выбора, своих пристрастий и предпочтений, не заботясь о мнении посторонних. Кстати, такая манера поведения помогла ему в отношениях с девушками: их покорила мягкость и восприимчивость ранимого подростка, в котором была какая-то женственность. Хотя образ накачанного самца был еще очень популярен, он уже не привлекал чувствительных девушек, более склонных оценить ум и сердечные качества.

Элвис интуитивно сознавал это и не пытался подстроиться под мужественный образ, тиражируемый американской поп-культурой. Намеренно отдаляясь от канонов, в которые он не вписывался, он делал все, чтобы отмежеваться от мужского стереотипа послевоенной эпохи: квадратная челюсть, короткая стрижка, джинсы и облегающая футболка. У него были даже претензии на оригинальность, и он сочинял себе ни на что не похожий образ, совсем иную внешность. Его эксцентричная манера одеваться была в его глазах броским способом отдалиться от образца, который он отвергал, потому что ему нравились яркие цвета, в особенности розовый с голубовато-серым отливом. Словно этого различия было недостаточно, он намеренно разделял свои костюмы, чтобы сильнее выделяться: в один день надевал черные брюки с розовым пиджаком, в другой день — наоборот.

Прическа была еще более действенным способом подчеркнуть свою непохожесть. Во времена, когда образцом считалась армейская стрижка «под полубокс», одно лишь то, что он отрастил волосы на затылке и зачесал их наверх, слепив этакий «банан» с помощью геля, было практически объявлением войны. Забота Элвиса о своих волосах была сродни наваждению, он никогда не расставался с расческой, поминутно доставал ее из кармана, чтобы подправить свой замысловатый кок. Это не облегчало его отношений с внешним миром. Помимо неодобрения взрослых, большинство одноклассников забрасывали его более-менее невинными шутками. Переживая из-за своей фигуры, Элвис с большим трудом добился зачисления в школьную команду «Тигры» по американскому футболу, но, отказавшись придать себе обычную спортивную внешность, вызвал недоверие и даже враждебность к себе со стороны товарищей по команде, которые регулярно зажимали его в раздевалке, грозя остричь его шевелюру. Несмотря на покровительство Рыжего Уэста, тренер в конце концов исключил его из команды именно за отказ постричься.

Тем, кто задавал вопросы по поводу его странного вида и бакенбард, которые он пытался отращивать, он говорил, что хочет быть похожим на дальнобойщиков с большими руками, которые разъезжают по американским хайвэям, однако не они служили ему образцом. На Юге, где строго соблюдалась расовая сегрегация, и в то время, когда достаточно было дать афроамериканцу более-менее значительную роль в кинофильме, чтобы власти Мемфиса его запретили, Элвис не мог открыто признаться, что это влияние негритянского гетто, если точнее — Бил-стрит, где процветали сутенеры и прочие жулики в костюмах «зут» всех цветов радуги: мешковатые брюки, длинные пиджаки с широкими плечами и огромными отворотами. Там же, на Бил-стрит, он с интересом приглядывался к модной у негров прическе, которую ввел в моду Кэб Кэллоуэй: он распрямлял свои курчавые волосы едким натром, делая укладку, вариантом которой был «банан» Элвиса.

Сложные прически и яркая манера одеваться вызвали интерес Элвиса еще в Шейк Рэг — негритянском квартале Тьюпело, где он прожил несколько месяцев. Переезд в Мемфис только усилил эту склонность, подпитываемую буйством красок и звуков в негритянском квартале. В доме 126 по Бил-стрит была лавка братьев Лански, перед витринами которой он подолгу простаивал, с вожделением разглядывая муаровые плащи ярко-оранжевого или блестяще-голубого цвета, желтые канареечные рубашки и лиловые галстуки, двухцветные штиблеты, костюмы, смешивающие бежевый и коричневый. Именно там одевались «звезды» негритянской общины, и Элвис мечтал однажды стать похожим на них.

Это удивительное и непреодолимое влечение к культуре меньшинства, вытесненного на обочину существующей системой, объясняется его растущим интересом к афроамериканским ритмам — прямым следствием его увлечения музыкой. В магазине грампластинок «Чарлиз Блюз Шоп» на Мейн-стрит он часами слушал новинки с неподдельным любопытством, одинаково интересуясь и эстрадными певцами типа Бинга Кросби и Перри Комо, и оперным певцом Марио Ланца, который прогремел в начале 1951 года песней «Будь моей любимой» из фильма «Тост Нового Орлеана».

Радио было для Элвиса еще одним способом находиться в курсе музыкальных новостей американского Юга, когда записи Эдди Арнольда, Хэнка Уильямса, Эрнеста Табба и Хэнка Сноу регулярно звучали в утренних передачах на WMPS. Но монополия певцов хиллбилли в радиоэфире была нарушена с появлением в Мемфисе первого радио, предназначенного для негритянской публики. Станция WDIA начала вещание 7 июня 1947 года. Она была создана двумя белыми бизнесменами и начала с музыки хиллбилли, но без особого успеха, пока не попробовала привлечь новую аудиторию, умело смешивая популярные песенки и классическую музыку. Результат вышел средненьким, и перед угрозой неизбежного банкротства владельцы радиостанции решились на последний эксперимент, попытавшись заинтересовать негритянскую общину Мемфиса и соседних областей, то есть потенциальный рынок в полмиллиона человек. Результат превзошел все ожидания, и WDIA стала в США образцом для подражания, тогда как покупательная способность чернокожего меньшинства («15 миллионов позабытых», как назвал их музыкальный журнал «Спонсор») разжигала аппетиты рекламодателей. Слушая WDIA, Элвис открыл для себя молодого Би Би Кинга, который каждый полдень вел там передачу «Би Биз Джибиз» («Bee Bee’s Jeebies»), и Руфуса Томаса, ведущего любительских конкурсов в Палас-Театре, с большим воодушевлением представлявшего новые афроамериканские хиты.

Если несколько радиостанций — по примеру KWEM, вещавшей в Западном Мемфисе на противоположном берегу Миссисипи, — пошли по стопам WDIA, другим источником ритм-энд-блюза для Элвиса стала передача «Red Hot and Blue» Дьюи Филлипса на WHBQ, где пересекались шлягеры, музыка в стиле кантри и новинки негритянских ритмов. Филлипс — эксцентричный ведущий-нонконформист, питавший пристрастие к бутылке, — очень рано осознал, какой привлекательностью обладает негритянская музыка для новых поколений «белой бедноты», разрывающихся между своими деревенскими корнями и новыми запросами, которые прекрасно удовлетворяла энергетика нового городского блюза. Между гипнотическими заклинаниями Мадди Уотерса и балладой Чарлза Брауна, последним хитом Патти Пейдж и блюзом с сильным отпечатком кантри Хэнка Уильямса Дьюи вставлял рекламу магазина братьев Лански, расхваливая его достоинства очень образным языком с массой выражений, позаимствованных из жаргона негров с Бил-стрит.

Элвис был подростком с хорошо развитым воображением, он упивался необычностью этих передач. Они позволяли ему вырваться из привычных рамок отношений между общинами, тем более что радио не различало цвета кожи. Многие слушатели принимали Дьюи Филлипса за негра — вот лучшее тому доказательство. Элвис слушал радио, направлявшее поиски пластинок, от которых он «тащился», и городские радиостанции выплескивали на него эклектичную смесь из сентиментальных баллад, западного кантри и ритм-энд-блюза, — все это было для него единым целым, возвещавшим будущую культурную интеграцию.

Элвис был не единственным представителем своего поколения, который интересовался зарождающейся негритянской поп-музыкой. Зато он один, или почти один, давал волю своей страсти и даже пытался встретиться с этими музыкантами. Мемфис уже давно превратился в горнило певцов, вышедших из мира нищеты на плантациях Миссисипи и других штатов. На рубеже пятидесятых с увеличением миграционных потоков на улицы города и в клубы на Бил-стрит хлынула толпа талантливых музыкантов, хватавшихся за первую же возможность представить свою версию южного блюза.

Наряду с Би Би Кингом, популярным ведущим с WDIA, который в канун нового, 1951 года вышел на общенациональный уровень со своим хитом «Трехчасовой блюз», в окрестностях Бил-стрит можно было встретить множество артистов, которые уже заставили говорить о себе, — Бобби Блю Бленда, Элмора Джеймса, Хоулина Вулфа, Джуниора Паркера, Эрла Форреста, Айка Тернера, Эрла Хукера, Джонни Эйса, Литтла Мильтона… Некоторых из них Элвис знал — слышал их записи на радио. Остальных открыл для себя на концертах в Овертон-парке, в негритянском квартале Оранж Маунд, где фирмы-производители муки, сигарет и стирального порошка становились спонсорами бесплатных мини-концертов перед супермаркетами и бензозаправками в субботу после полудня, или гуляя в Хенди-парке, где еще можно было услышать шумовые оркестры довоенных времен.