Читать интересную книгу Врагу не пожелаешь - Надежда Швец

трусливо. Я не хотела выглядеть убогой трусихой, но никак нельзя было допустить, чтобы именно сейчас меня заперли в подвале. Весь план полетит к черту. Еще и Лютов все никак не хотел отрубаться, хотя принял достаточно порошка. Зверь его силен, зараза. — Я не уверен, что ты раскаялась, — бросил он. Всхлипнув, я проскулила в ответ: — Я очень раскаиваюсь! Пожалуйста, прости меня. Развернувшись, Свят прошел обратно и вновь упал в кресло, продолжая удерживать меня. Глаза блеснули недобрым, хищным огнем. — Докажи, что раскаиваешься. Так, чтобы я поверил. Пучить глаза, пытаясь сделать вид, будто не понимаю, о чем он, было как-то нелепо и глупо. Прекрасно ведь понимаю. А самое отвратительное — и сама хочу, хоть это и неправильно, грязно. Всхлипнув еще раз, тянусь к Святу, сама. Если скажу, что не хочу этого, то буду последней лгуньей. Меня будоражит от его запаха, хочется уткнуться носом в шею и вдыхать, жадно, впитывая столь манящий аромат. Он хочет завести еще одну женщину, уложить ее рядом со мной в постель. Или запереть меня в подземелье, заковать в цепи и приходить лишь для того, чтобы оттрахать. Он отвратительный. Но я ничего не могу поделать со своей тягой, целую осторожно, почти целомудренно, едва касаюсь его губ. Пытаюсь примирить его гнев, заставить выбросить из головы все грязные мысли, перечеркнуть ядовитые слова. Святу не нужна эта чистота, он желает грязи. Запустив пальцы мне в волосы, прижимает теснее, перехватывает инициативу. Он не целует, а кусает. Как дикое животное, не имеющее силы, чтобы контролировать свой голод. Свят больше Зверь, чем человек. Все мои благородные порывы летят к черту, прижимаюсь промокшими насквозь кружевными трусиками к рельефной ширинке, скрывающей за собой уже налившийся член. Чуть трусь, вызывая тихий рык из его горла. Пальцы дрожат, когда касаюсь пуговиц на его рубашке, расстегнуть их почти невозможно, Свят сам резко тянет ворот. Пуговки летят на пол с жалобным писком, а я наконец добираюсь до его обнаженной кожи, жадно ощупываю, наслаждаясь жаром. — Сукааа, — шипит Лютов, тянет руки к моему тонкому халату. Шелковая ткань оседает на полу легким облаком, воздушным и невесомым. Мне кажется, что меня жгут раскаленным железом, когда руки Свята скользят по плечам и ключицам, спускаясь к груди. Он грубовато щипает за сосок, а потом тут же притягивает меня ближе. Горячий язык скользит по груди, дыхание вырывается рваными хрипами вместе с глухими стонами. Легкая щетина царапает кожу, служа восхитительным контрастом его губам. Это настоящая пытка, но если он остановится, то я просто сойду с ума. Сжимаю бедра, чтобы еще сильнее прижаться, потереться о его пах. — Блядь, Лис! — невнятно рычит Лютов и, чуть приподняв меня, расстегивает молнию брюк, оттягивает трусы, освобождая гордо вздыбленный член. Толстый, перевитый мощными венами, где протекает кровь Зверя. Оттягивает край мои трусиков чуть в сторону и, придерживая член у основания, сажает на себя. Из моего горла вырывается громкий стон. Легкая боль, сменившаяся огненными прострелами удовольствия, наполняют тело. Ощущение восхитительной наполненности сводит с ума. Лютов замирает, откидывается на спинку кресла, впиваясь пальцами в мои бедра. — Свят, — хныкаю я, ощущая себя беспомощной в этом испепеляющем огне. Я не знаю, что делать, он еще никогда не давал бразды правления мне. Он глядит потемневшим взглядом, агрессивным и совершенно диким. — Насаживайся. Мне кажется это дико неприличным, вульгарным. Одно дело, когда он берет силой, доказывая свое превосходство. И совершенно иное — показать, что я сама инициатор этого. — Я не умею, — робко пытаюсь переложить ответственность на него. Лютов хрипло рычит, ладони на бедрах чуть тянут вперед, потом отталкивают, создавая движение. Перед глазами мутнеет, плывет. — Скачи, — голос совершенно чужой, потусторонний. — Трахни себя моим членом. Докажи, что раскаиваешься. Я действую инстинктивно, медленно приподнимаюсь, ощущая каждый сантиметр его во мне, почти соскальзываю с члена, а потом резким рывком сажусь обратно, провоцируя грубое проникновение. Истеричный стон и хриплый рык вырываются из нас одновременно, почти в унисон. Я делаю еще пару медленных движений, погружаясь в пучину тьмы, поддернутой красной дымкой похоти. Его запах и рваное дыхание вызывают мелкие мурашки по коже. Самоконтроля Лютова хватает ненадолго, схватив меня за ягодицы, он срывается в бешеный темп, насаживает на себя, впивается зубами в мой подбородок. Я жалобно скулю, теряясь в горячих волнах, накатывающих на меня, затопляющих с головой. Тело сотрясает дрожью, я непроизвольно сжимаю его член мышцами, с громким рыком Лютов рычит, изливая горячие потоки спермы внутрь. Я безвольно оседаю, ощущая расслабленность и остатки удовольствия, легким послевкусием растекающиеся под кожей. Свят громко выдохнул, блуждая расфокусированным взглядом по моему лицу. Я внимательно смотрю в его глаза, пытаясь отыскать признаки слабости. Ничего подобного, лишь самодовольство и легкая утомленность. Дерьмо! Отстранив меня в сторону, он стягивает остатки одежды, оставляя около кресла и, поднявшись, тянет меня в сторону ванной. — Ты не закроешь меня в подвале? Мазнув по мне холодным взглядом, Лютов равнодушно отвечает: — Посмотрим. Даже в душе этот гад проявляет активность, намыливает меня по сотне раз, словно я только из свинарника вылезла. Лапает, лезет в самые сокровенные места. Я отмахиваюсь, почти плачу. Лютова не взял порошок, чертов он гад! Перспектива провести в этих комнатах даже лишний час, вызывает у меня черное, бездонное отчаяние. Обернув бедра полотенцем, Свят тянет меня в сторону спальни, а я замечаю вновь привставший член, пытаюсь вырвать запястье из стальной хватки его пальцев. — Ты опять мне мозги вытрахиваешь? — скалит зубы. — Хочешь проявить свой паршивый характер, чтобы вновь просить прощения? Нет, я просто хочу сбежать. А этот монстр даже не думает терять сознание от ядовитого порошка. — А ты опять хочешь трахнуть меня! — слова мои звучат обвинительно, обидчиво. Будто мне нанесли самое ужасное оскорбление в жизни. Свят опускается взгляд на свой пах, насмешливо хмыкает. — Конечно, — соглашается. — Целый месяц меня не было. Месяц, в течении которого я мог бы сладко трахать тебя во все… — Хватит! Даже слышать не хочу эти пошлости, вырываюсь в спальню, опережая Лютова. С грохотом раскрываю дверь шкафа, доставая нижнее белье. — Я не хочу, чтобы ты говорил мне такие грязные вещи! — голос мой звучит напряженно, плаксиво. — Ты итак нагло прибрал к рукам то, что тебе не положено. Ты можешь хотя бы словами не порочить меня?! — Блядь… Глухой стук, после которого повисла тяжела тишина, напряг. — Свят? — окликнула, но ответа не последовало. На цыпочках прокралась к ванной, осторожно заглянула, задержав дыхание. Ненавистный муж распластался на полу, лицом вниз. Судя по кровавой лужице, Лютов