Первая ночь самых первых трансатлантических гонок одиночек окутала сумраком события истекшего дня. И слава богу. Начало было не очень хорошим — дурная погода, один из четверых участников вышел из строя, во всяком случае, временно. Но так или иначе, мы стартовали. Я продолжал вести «Эйру» круто к ветру правым галсом, вернее — её вело автоматическое устройство, я же пошёл вниз отдыхать, только каждые десять минут, как чертик на пружине, высовывал голову из люка, проверяя, не пересекаем ли мы чей-нибудь курс. Я сбросил клеенчатую робу, обмотал шею сухим полотенцем, чтобы защитить кожу от мокрого воротника рубахи, и стоя влез поглубже в спальный мешок. В ближайшие ночные часы нечего было и думать о сне. Мы шли по Ла-Маншу, предстояло не раз пересекать пути оживлённого судоходства, здесь только дурак позволил бы себе ложиться. Но я озяб, а мягкий шёлковый кокон сулил тепло моим конечностям. Да если бы и не вахта, всё равно уснуть было невозможно. Хотя в прошлую ночь я всего часа на три сомкнул глаза и с утра ощущал нечто весьма похожее на похмелье, я не уснул бы, даже если бы мне посулили пенсию.
Первая ночь одиночки на маленьком судне в море. На моём счету были десятки таких ночей, но, доведись мне пережить это ещё сто раз, всё равно я не способен расслабиться так быстро после начала плавания. Я чересчур взвинчен, и не счесть всего, что подстёгивает мои обострённые чувства. Тело ещё не успело приспособиться к порывистым движениям яхты. Пока что человек и судно всего лишь знакомые, ненароком оказавшиеся в суровых условиях. Сотрудничество налаживается не сразу, и нужно несколько дней сносной погоды для подлинного взаимопонимания, чтобы установилось относительное душевное равновесие.
Звуки первой бессонной ночи. Плеск и дробь бросаемых ветром брызг. Шипение нависающего гребня. Стук и скрип идущего на ветер деревянного судна — отчаянно кренящегося кузовка с разными разностями, скреплённого медными гвоздями и мягкой стальной проволокой.
Поднимись и проверь, нет ли встречных судов. На фолькботе для этого не надо вылезать из спального мешка, просто встань на коленях на койке и возьмись за край люка… постой, как раз идёт большая волна… обожди, пока ветер не отнесёт брызги… теперь высовывай голову.
Привычный глаз и ночью видит. На палубе светлее, чем внизу, в тёмной каюте. Окинуть взглядом горизонт, отметить комбинации топовых и отличительных огней и быстро представить себе курс судов, которым принадлежат огни. Группа тральщиков под ветром. На севере — здоровенный верзила с хорошо заметным зелёным огнём, вероятно лайнер, идущий вверх по Ла-Маншу, скажем, в Саутгемптон. И с левого борта какой-то тип, видны топовые огни и один красный. А это кто у нас за кормой? Два белых огня, один над другим, красный и зелёный. Обгоняющее судно, лучше за ним присматривать, вдруг это какой-нибудь супертанкер, несущийся со скоростью восемнадцать узлов. Подомнёт и даже краску себе не поцарапает, вообще ничего не почувствует… Ещё раз осмотреться на случай, если не приметил чего-то за волнами. Теперь можно нырять в каюту, пока лицо не окатил холодный солёный душ. И прилечь на койке у подветренного борта. Подумать о доме. О жене. О детях. О погоде. О дистанции, которую предстоит пройти. Дом… Пятнадцать минут прошло, надо снова выскакивать из коробочки. До чего же весело плавать в одиночку в прибрежных водах!
В час ночи, когда лаг накрутил двадцать семь миль, я решил, что пора класть яхту на другой галс, пройти северным курсом. С неохотой я выбрался из тёплого спального мешка, облёкся в холодную и влажную робу, натянул на голову войлочную шляпу, проверил, всё ли в каюте подготовлено для маневра, и медленно вылез через люк в мокрый, неуютный кокпит. И в мою душу закралась мысль, которая в ближайшие семь недель не раз меня навещала.
— Какого чёрта я здесь очутился?
Однако сейчас не время задумываться над такими вопросами. Сейчас надо делать поворот оверштаг. Стоя на корме, я отцепил флюгер, потом вернулся к кокпит и отвязал кливер-шкоты. Немного прошёл прежним курсом, чтобы хорошенько почувствовать яхту, прежде чем поворачивать, потом, выбрав подходящую минуту, переложил румпель и скомандовал «руль под ветер». Потравить один кливер-шкот, выбрать другой, да поживей, пока нет нагрузки. Гик перевалил, отводи руль. Так, всё в порядке, легли на другой галс, опять идём бейдевинд.
Во время поворота я сквозь шум хлопающего паруса услышал грохот в каюте: забыл убрать что-то на место, будем надеяться, что-нибудь не очень важное. Подтянули амортизирующий трос между румпелем и наветренным комингсом. Выбрались из кокпита на кормовую палубу. Осторожно! Чего доброго, поскользнёшься и полетишь за борт. Подсоединили флюгер, стянули зажим — и обратно в кокпит. Вытравили трос. Вот так! Рулевой автомат заступил на вахту. И всё добром. Никакой брани, никаких криков, если не считать команды «руль под ветер». Такая у меня за много лет выработалась привычка. «К повороту! Руль под ветер!» — командуют на парусных судах при смене галса, и я на моём маленьком судёнышке соблюдаю традицию. А так как, кроме меня, на борту никого нет, предварительную команду я опускаю, чтобы не показаться кому-нибудь чудаком. Кончив работу с парусами, прежде чем спускаться вниз, я всегда задерживаюсь на несколько минут в люке и проверяю, всё ли в порядке на палубе. Немного поработать помпой, чтобы в трюме было сухо. Внимательно осмотреть горизонт, удостовериться, что путь свободен. И последнее: включить освещение компаса и проверить, какой курс держит яхта. Всё хорошо, насколько это от меня зависит, можно спускаться и задраивать люк.
Воскресное утро, день отдыха на берегу, но отнюдь не выходной для тех, кто идёт в лавировку по Ла-Маншу на малых судах. К половине пятого утра ветер заметно посвежел, пришлось снова выходить на палубу — брать рифы на гроте. Теперь яхта ведёт себя совсем иначе, она перегружена и мчится вперёд в туче брызг, а то и волной её захлестнет, так что наветренный релинг исчезает под водой. В таких условиях я всегда пользуюсь страховочной сбруей. И обычно работаю босиком. У вас замёрзли ноги? Вот беда. Темно, ветер сильный, дождь идёт. Парус громко хлопает, когда вы травите фал, закрепляете гик на бугеле и потуже натягиваете грот, чтобы не полоскался. Теперь есть обо что опереться, опасность поскользнуться намного меньше. Возьмите первый риф. Заложите мочку за галсовый кренгельс и выбирайте риф-шкентель шкотового угла, да поживей. Вяжите риф-штерты. То же самое повторить для второго рифа. Отпустите грот, освободите гик, закрепите фал, отрегулируйте топенант, натяните грот. Четверть часа работы, испытание для настоящего мужчины. Да здравствуют океанские гонки одиночек!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});