Читать интересную книгу "Один на один с жизнью: Книга, которая поможет найти смысл - Илья В. Латыпов"

пафоса и важности, тем сложнее вот так просто обратиться к людям – «ищу друзей». Но мы – не эти «слои одежды».

Так что отчасти прав Эллис: невозможно внятно ответить на вопрос «кто я». Можно только ощутить это. Но часто возникает большой соблазн это ощущение анестезировать, потому что если наше «я» живое, то оно может и болеть.

Замороженная боль

В кабинет психотерапевта часто приходят люди, которых так и тянет назвать «безжизненными». Это ощущение возникает оттого, что они «заморозили» в себе переживания, которые были источником постоянной душевной боли. Иногда эта «заморозка» частично компенсируется за счет интеллекта, и тогда в ответ на вопрос «что вы сейчас чувствуете» следует рассуждение о том, что человек сейчас думает.

– Я думаю о вчерашней встрече с…

– А что вы чувствуете, когда думаете об этой встрече?

– Я считаю, что он неправ!

– Это вы считаете, а что вы чувствуете, когда так считаете?

И иногда следует недоуменный взгляд: «Ничего». Или догадка: «А, вы хотите намекнуть мне, что я должен чувствовать злость?» Живое переживание заменяется интеллектуальной, рациональной деятельностью. Но это еще не самый печальный вариант, иногда весь диапазон доступных переживаний ограничивается словами «нормально», «плохо», «хорошо», «никак».

Можно встретить и людей, попытавшихся отрезать от себя негативные переживания, при этом оставив «хорошие». Я с раздражением отношусь к манере иных людей размещать в соцсетях сообщения с обилием смайликов, эмодзи в виде сердечек и сложенных ручек, призванных свидетельствовать об исключительно доброжелательном отношении ко всем и ко всему. Однако если их собеседник эту доброжелательность не поддерживает, он может столкнуться с мощным катком пассивной агрессии, обвинениями и упреками в «недостаточной позитивности», «негативном мышлении» и тому подобной реакцией, причем свою агрессию люди не замечают в упор. Весь негатив в виде зависти, злости, ненависти, желания доминировать или отвергать, переживаний уязвимости или стыда – все это вытеснено в «Тень», в ту «плохую» часть своей личности, с которой контактировать не хочется и которую легко обнаружить у кого угодно, кроме себя. Один из моих коллег раздраженно называет такое явление «ложным жизнелюбием». Жизни, кстати, в этом «жизнелюбии» мало – это маска, за которой скрыто огромное количество посаженной под замок энергии.

На сильнейшем избегании определенных эмоциональных состояний частично основано то, что в клинической психологии и психиатрии называют расстройствами личности (или расстройствами адаптации). Некоторые мои коллеги, уходя от чрезмерной патологизации человеческих особенностей, используют более точное определение: «стиль присутствия в контакте». Контакт в нашем случае – это взаимодействие людей друг с другом, то есть люди, избегающие встречаться с определенными эмоциональными переживаниями, будут вести себя в общении так, чтобы не испытывать эти переживания. Поэтому, когда мы говорим о «стилях присутствия в контакте», речь необязательно идет о расстройстве в клиническом смысле, а еще и о том, чего люди привыкли избегать в рамках «нормы» (что бы ни подразумевалось под этим словом). Так, для человека, обладающего нарциссическим стилем присутствия в контакте, невыносим стыд и все, что с ним ассоциируется (например, ощущение уязвимости или слабости), и личность может деформироваться вплоть до нарциссического расстройства, чтобы свести встречу с этими переживаниями к минимуму.

При пограничном стиле присутствия в контакте человек избегает близости: одновременно и жаждет, и ужасно боится столкнуться с отвержением – настолько сильно, что или сам заранее отвергает тех, кто ему дорог, или до самоотречения пытается добиваться близости и удерживать ее, избегая любых намеков на «неблизость». А уж если эти намеки появились (реальные или мнимые), следует эмоциональный взрыв.

Люди с шизоидным стилем присутствия в контакте не могут никому доверить заботу о себе, их чувство безопасности в детстве было нарушено так сильно, что человек стремится стать полностью самодостаточным и независимым, тоскуя, однако, по состоянию доверия и безопасности в отношениях.

Примеров может быть больше, но главная мысль, которую я ими иллюстрирую, – люди идут на усечение спектра переживаемых чувств, если те причиняют сильную душевную боль. Жизненный тонус, витальность (то есть уровень энергии в человеке) от этого снижается, и нередко очень сильно, но зато боль затихает или вовсе перестает ощущаться – как при анестезии. Как сказала моя коллега о людях, которые сталкиваются с тяжелыми эмоциональными проблемами и не могут их преодолеть, «это не их вина, это их беда». Эти же слова я обращаю и к себе, когда сталкиваюсь с собственными обостренными реакциями, о которых потом сожалею, на какие-то внешние триггеры: «Это не моя вина, это моя беда», – и как будто к моей душе прикасается нечто легкое и нежное, смягчая остроту реакции и возвращая способность к рефлексии.

Для людей, которые сталкивались с разрушительными последствиями очень сильных чувств, также характерно относиться к эмоциям и чувствам как к помехам, мешающим жить.

Эти сильные чувства могли, например, демонстрировать их родственники с психическими нарушениями, которые взрывались аффективной яростью из-за собственной тревоги или подозрительности. Так, ребенок, наблюдая неконтролируемую истерику взрослого из-за пролитого чая, приходит к выводу, что эмоции – это страшно и разрушительно (в силу возраста не понимая, что дело не в эмоциях, а в психическом состоянии человека, который их проявляет).

Бояться неконтролируемых эмоциональных реакций, аффектов, могут и солдаты с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР), при котором характерны флешбэки и очень острая реакция на звуки или образы, напоминающие войну. Как, впрочем, и другие люди, получившие психическую травму. Только важно не путать в этом случае психическую травму и просто сильные негативные эмоции, обусловленные каким-то событием, которые в обычных разговорах также называют травмой.

Психическая травма возникает вследствие того, что человек из-за какого-то чрезвычайного события (кратковременного или же длительного, например домашнего насилия) столкнулся с эмоциональными переживаниями такой интенсивности, что его психика не смогла с ними справиться и прожить, принять ситуацию. В результате в душе человека образуется эмоциональная непереносимость всего, что так или иначе связано с травмирующим событием, – человек «проваливается» в непрожитые эмоции, снова и снова переживая тот страшный стресс, с которым столкнулся, и – что очень важно подчеркнуть – не находя выхода из этой утягивающей на самое дно воронки. Никакого просвета, только мрак и ужас.

Поэтому совершенно неудивительно, что у людей формируется поведение, помогающее избегать как ситуаций, напоминающих травматичную, так и сильных, интенсивных эмоций. При этом никто из «здоровых» людей не застрахован от получения психической травмы – вероятность ее зависит от многих факторов, а наличие не может характеризовать человека как «слабого». Душевный надлом так же возможен, как и перелом костей.

А может, оно и к лучшему? Заморозить то, что болит, и продолжить жить с анестезией? Ну да, полуживыми, но зато без этого перманентного страдания! В качестве временной меры – да, это возможный способ себе помочь. Как при зубной боли или переломе. Однако если при повреждении тела оно при должном уходе может само восстановить свою целостность, с психикой дело обстоит сложнее.

Психическая боль, как я уже упоминал, не локализована в какой-либо части тела, она разливается повсюду, не давая покоя, и анестезировать ее не так-то просто – обычно это возможно при полной «отключке» каких-либо состояний. Если бы мы так обходились с физической болью, пришлось бы отключать саму возможность переживать это ощущение, а не только его локализацию в определенном участке. И онемение охватывает не руку/ногу/зубы, как бывает при местной анестезии, а все тело человека. То же происходит и с душой. И жизнь теряет всякий смысл.

Когда клиент впервые приходит к психологу или психотерапевту, то приносит с собой привычные способы контактирования с другими людьми. А точнее, способы избегания подлинной, эмоциональной и искренней встречи, так как когда-то он очень сильно обжегся (и не один раз), и теперь вместо открытости демонстрирует защиту.

Например, люди с выраженными нарциссическими чертами приносят с собой обесценивание. Кто-то его вываливает сразу. Помню, как однажды клиент, пришедший на первую встречу, расположившись на стуле, заявил: «Я тут посмотрел и думаю, что зря пришел… Как-то тут у вас не так… Дешево все тут. Да и вы какой-то слишком молодой». Кто-то сначала пытается очаровать психолога, говорит «вы мне показались наиболее заслуживающим доверия», «я читал ваши статьи», но вслед за очарованностью неизбежно приходит разочарование,