Читать интересную книгу История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей - Иштван Фекете

Лаци запаздывал, я приступил к укладке не законченного им первого ряда. Старый «масек» взял у меня из рук пилу, попробовал на ощупь острие зубцов и на глазок распилил паркетину наискось. Она точно и плотно легла к стене.

Он попросил следующую. Изумление мое не знало границ.

— Этому приему меня научил еще мастер Матяш, — сказал он и как бы между прочим добавил: — С наугольником.

Дядюшка Каналаш подтвердил — вместе, дескать, были учениками.

— Гляди как нужно делать, сынок, — сказал «масек». Большой палец он прижал к зубьям пилы; зубья царапали тоненькую линию на конце ногтя. — Вот и вся премудрость. — Я даже не успел поблагодарить его за раскрытие секрета — вошла Весняночка, а следом за ней Лаци с целой охапкой паркетин. Меня снова начал разбирать смех. Сам не знаю почему. Возможно, мне захотелось посмеяться над Лаци, который притащил столько паркетин, что наш паркетчик Юббадь вполне мог бы выложить ими со всех сторон дом, благо «отмерять — по карточкам выдавать». Весняночка сначала предложила чай дядюшке Каналашу. Тот передал кружку «масеку».

— Может, ты и рому туда добавила? — спросил старый плотник и со смешком принял угощение.

— Боже упаси! — испуганно воскликнула Весняночка. — Во время работы не разрешается употреблять спиртное.

— А я-то думал, что она чаем с ромом привораживает моих парней. — «Масек» говорил тихим голосом, неторопливо. Половину своего чая он уже выпил, а остаток выплеснул на пол. — Эта девушка, — он повернулся к дядюшке Каналашу, — околдовывает моих подручных. Сладу с ними не стало. Требовать начали… и все такое прочее.

— Вполне верю, — рассмеялся наш бригадир. — Такой девушки нет больше на всем белом свете! А плотников — куда их только судьба не заносила! Даже преддверье ада и то смастерили да украсили плотники. А стружек и самой госпоже Люциферше не отдали даром. Ни-ни!

— Это точно, — кивнул старый «масек». — Только парни-то мне мои нужны.

На следующий день после Нового года я получал гвозди на складе. Терпеливо ждал своей очереди; самочувствие было обычное с похмелья: голову прямо до самых мозгов, казалось, кто-то ковырял огромным ножом. У полок с прозодеждой суетился кладовщик с двумя бывшими подручными «масека». Я сказал об этом дядюшке Каналашу. Мастер кивнул.

— Я предвидел это. — Он отер уголки рта и доверительно шепнул мне: — И все же мне немного жалко старика. Он настоящий плотник!

Каналаш отошел к окну. Старый «масек» один что-то долбил у лесенки на чердак: он ремонтировал ступеньки. Весняночка отправилась в свой утренний обход. На минуту она остановилась перед крохотным домиком. Крыша уже была готова: на ней белело свежее пятно.

Старик отвернулся, заметив Весняночку. Девушка подошла поближе к забору, поставила на землю сверкающее серебром цинковое ведро, водрузила кувшин на свое худенькое коленце и налила кружку чаю. Потом через забор протянула ее старому «масеку». Тот медленно, словно рассчитывая каждое движение, повернулся. Я увидел, как его рука сжала рукоятку топорика…

— В такую погоду чаек хорошо идет. Холодно ведь, — угощала «масека» Весняночка.

«Масек» подошел поближе. Прыщики на его лице потемнели; рот, наверно, тоже задергался — отсюда, сверху, не было видно.

— Смотрите! — воскликнул я и только потом заметил, что сжимаю руку дядюшки Каналаша.

— Все же хороший он человек, — проговорил мой бригадир.

Старик взял из рук Весняночки кружку, выпил весь чай и в знак благодарности погладил девушку по голове.

В последний день работы старый «масек» отыскал нас; он выглядел усталым и часто кашлял.

— Легкие, видно, скоро откажутся служить. — При разговоре он держал у рта носовой платок. — У плотника легкие, точно тыква, выросшая у навозной кучи: от избытка удобрения она лопается. А я с четырнадцати лет лазаю по крышам, — вздохнул он. — Вот уже сорок три года, как я вдыхаю запах сосновых досок… Уже довольно. На отдых пора. — Он помолчал немного, потом вынул из кармана плоскую бутылочку. — Знаю, что здесь нельзя. Но — по глоточку, за мое здоровье… Оно немногого уже стоит и все же, может, еще послужит…

Мы уступили его просьбе и вкруговую выпили по глотку.

— Петер, если ты когда-нибудь надумаешь… — тихо проговорил дядюшка Каналаш. — Знаю, знаю… — ответил он на протестующий жест старика. — А ты был бы нам очень полезен. Мы бы дали тебе учеников, и ты воспитывал бы плотников, настоящих плотников!

Чтобы скрыть горечь, «масек» хрипло рассмеялся.

— Пожалуй, если бы эта девушка, что чай разносит, позвала, то… И как же ее зовут-то? Она прямо что весна, скажу я вам.

— Весняночка! Так и есть! Ее зовут Весняночкой. А настоящее-то имя у нее какое, а, ребята?

Но напрасно мы силились вспомнить — настоящего имени ее мы не знали.

Признаться, весна не только ласкает, но и пощипывает. Такой была и наша Весняночка. Недоразумение вышло у нее с Юббадем, как раз когда мы готовили паркет для четвертого этажа. У вязанок с паркетинами веревки ослабли, и нам пришлось охапками таскать паркетины наверх, как дети — наколотые дрова. Наш паркетчик Юббадь ругался, не стесняясь в выражениях, щедро сыпал ими, словно отмерял метром, которым «отмерять — не по карточкам выдавать». За подносом паркетин он не следил.

То, что падало, так и оставалось там, как разбросанная солома. Весняночка по одной собирала оброненные и поврежденные паркетины и тащила их наверх. Она шла следом за Юббадем и ворчала, что-де люди, особенно взрослые мужчины, такие-сякие, неаккуратные…

— Дюрка! Да надень ты намордник на пасть этой девчонке! Пусть лучше меня не трогает! А то получит сполна, не по карточкам, черт ее подери!

Каналаш только кивал головой. Он даже не знал толком, о чем шла речь.

Однако голос Весняночки звучал все ближе и ближе.

— Ну, пусть только подойдет! — рычал Юббадь. Кисло улыбаясь, словно откусил зеленое яблоко, он со свистом вбирал в себя воздух через щербатый рот. — Не по карточкам… Я всегда скажу, если мне что не по нраву.

Весняночка остановилась в дверях. Оглядела всех нас, переводя взгляд с одного на другого, не переставая в то же время бормотать:

— Сколько труда заложено в каждой дощечке, а ее топчут! И только потому, что лень нагнуться и поднять, даже переступить — и то лень! Если бы они были за ваши денежки куплены, вы и тогда разбрасывали бы их? Стыд, срам!

Внезапно она замолчала, как человек, с запозданием заметивший, что играет с огнем. Две маленькие ямочки на ее лице вытянулись в короткие складки, и она продолжала стоять в дверях, замерев, с какой-то печальной растерянностью. Мне показалось, что она вот-вот расплачется. Я уже мысленно подбирал слова, которыми защищу и утешу ее, если она заплачет. Весняночка повернулась к Юббадю.

— Разве я не права, дядюшка Имре? — Хмурый мужчина отвернул лицо в сторону, его рука нервно искала паркетину.

— Конечно, права, — отозвался он.

Эх, и до чего же мне захотелось рассмеяться! Да так, чтобы кататься от хохота на куче из свежих стружек, которые мы настрогали в тот день. Растянуться на мягкой горке и хохотать до коликов,

«Ну, — подумал я, — кротость и покорность нашего дядюшки Имре явно выданы были им тоже „не по карточкам“…»

В одно прекрасное утро начала весны нас перевели на другой конец города; говорили, что на строительство поликлиники. Сначала мы сколотили для себя небольшую хибарку; к обеду она была уже готова. А после работы мы отправились в последний раз в нашу столовку на прежней стройке, помещавшуюся в одном из бараков, намеченных на другой день на слом. И все же мы убрали ее что надо. Из цветной гофрированной бумаги наделали пестрых витых лент; столы украсили ветками хвои; на картонных табличках написали названия бригад, не забыв указать, кто как работал.

Девушки наделали бутербродов; когда они не следили за нами, мы незаметно «обкрадывали» их.

— У, голодная команда! — ворчала Весняночка. — Не можете подождать. Ведь для вас делаем!

И все же, пожалуй, больше всех ожидали вечера девушки. Ибо такие товарищеские вечеринки обычно заканчивались танцами. Когда старшему поколению наскучивали тосты, мы убирали столы, и всегда находился кто-нибудь с аккордеоном… А после первого танца выяснялось, что среди нас и нет стариков. Недаром говорят: старым и разбитым может быть проезжий тракт, но уж никак не плотник и не каменщик!..

Время близилось к полуночи, и у меня уже болела голова от дыма и от шума; а на улице мягкий теплый ветер, напоенный медовым ароматом, ласкал цветные балконы. У дверей столовой стояла Весняночка. Она удивилась, заметив меня на улице. На ее лицо падал желтый свет, и оно казалось постаревшим.

— Вы тоже сбежали? — спросила она и подошла ко мне.

Я сказал ей, что у меня болит голова и я вышел подышать свежим воздухом.