Монотонно ложилось под гусеницы целинное, никем никогда не езженное антарктическое поле - рыхлый снег на ледяном монолите. Сани, как бульдозеры, толкали перед собой снежные валы. Первая передача, черепаший темп. Час… Другой… Третий… Можно заснуть. «Е в кубе» посадил с собой в кабину супругов Вентцель - бездетную пару немецких медиков, эмигрировавшую почему-то из Таиланда. В новом поселке нужны врачи, хотя бы и педиатры, как Фриц. Кто поймет организм ребенка, тот и со взрослым разберется. И медсестра Ханна лишней не будет. Полезное приобретение для Антарктиды и люди вроде хорошие, жаль их обманывать…
А еще было жаль, что они оказались неразговорчивыми. Что с того, что мешает языковой барьер? Мешает - так устраняй его, а не клюй носом. Спать, что ли, сюда пришли? Не знаешь русского - ну ладно, мы не гордые, объяснимся как-нибудь на пиджин-инглиш…
– What is it? - с чудовищным произношением выговорил вдруг Фриц, тыча вперед пальцем.
«Е в кубе» увидел уже и сам. Вот оно как… Похоже, пора забирать к западу.
– Небольшой заструг, - объяснил он и сильно затруднился, пытаясь перевести слово «заструг» хотя бы на пиджин-инглиш. - «Драконий зуб», понял? Ветер вот так делает… - Бросив рычаги, он начал было показывать на пальцах, что стоковые ветра творят со снегом и куда его метут, но немцы уже поняли. Как видно, перед отъездом из Таиланда штудировали литературу.
– Почему мы движемся вдоль sastrug, а не поперек? - спросил Фриц на ужасном английском.
Сильно стукнуло сердце. Как можно небрежнее Ерепеев постучал костяшками пальцев по магнитному компасу.
– Видите? Мы свернули. Объезд. Впереди еще одна зона трещин, и мы ее объезжаем. Лучше ехать вбок, чем лететь вниз, ферштейн?
Фриц и Ханна согласно закивали: ферштейн, конечно, отчего же не ферштейн. Вполне солидное объяснение. Специалисту по sastrug можно верить. Ему виднее. У него прекрасная репутация. Он надежен. Во всяком случае, он надежно выглядит…
Хотелось бы Ефиму Евграфовичу в это верить!
***
Вольдемар Зазулька, матрос палубной команды авианосца «Эндрю Джексон», мучился то от жары, то от холода. Тропическое солнце, нацелившись из зенита прямо в маковку, жарило, уничтожив всякую тень, а по палубе, где легко разместились бы два футбольных поля, шквалами налетал промозглый ветер, прокатываясь от носа к корме. Авианосец шел тридцатиузловым ходом, а ветер крутил как хотел. Хлоп - клоком тумана в морду. Как мокрой тряпкой. И сразу зябко. Стихнет на минуту - и влажная жара давит из кожи пот, как в июле в Лос-Анджелесе. Хоть футболку надевай вместо матросской куртки - это запрещено, но помечтать-то не вредно…
А заодно о том, что до конца двенадцатичасовой вахты осталось всего-навсего три часа. И о том, что год службы остался позади, самый трудный год, а впереди их уже не пять, а только четыре. Потом, конечно, университет. Экономический или юридический факультет. Министерство обороны заплатит за учебу при условии беспорочной службы в течение всего срока контракта. Надо перетерпеть. Волком бы взвыл, а надо.
Два месяца в океане без захода на базу. Сволочная погода. Сволочная служба. Сволочная, пся крев, команда. Того и гляди украдут деньги или вещи. Запирать на
замок личный железный ящичек - быстро приобретаемый рефлекс. Пять тысяч воров. Однажды и замок не помог - раскурочили, паскуды. Цветные, конечно, кто ж еще. Новые кроссовки, спертые в отместку у одного нига, оказались малы. И продать их некому - на корабле опасно, можно погореть по-пустому, а когда кончится этот поход, никому не известно.
Спальный кубрик на сотню рыл с койками в три этажа. Нескончаемо долгие вахты. Обильная, но какая-то ненастоящая пища. Женщины-офицеры, которым козыряй, и женщины-матросы, которых не тронь, не то засудят. Ни намека на спиртное. Развлечений - минимум, хотя работает специальная служба. Есть молельня, но какая в ней святость, если в нее допускаются протестанты и даже мусульмане? Размеренный ритм, как стук колес: работа - сон - работа - сон… Одна радость, что палубная работа. Здесь хотя бы не заперт внутри стальной коробки, как другие, которые солнечного света неделями не видят. Хотя иной раз им позавидуешь: внутри нет ни клочьев тумана, ни мокрого ветра в морду…
Терпи. Все терпят. Кому неохота подняться выше мойщика автомашин, того не заманишь ни в армию, ни на флот. А он, Вольдемар Зазулька, еще себя покажет! Что с того, что по месту рождения президентом ему не стать! Не больно-то хотелось. Не оказаться неудачником - вот необходимое условие и программа минимум. А там уже можно будет подумать об условии достаточном и более развернутой программе.
«И на пособие можно прожить жизнь, - внушал отец. - Но что это будет за жизнь?» А сам так и остался неудачником. В сорок лет было поздно начинать с нуля. Единственное, что сделал толкового в жизни, - все-таки уехал с семьей в Штаты, дал шанс не себе, так сыну…
Свистящий рев двигателей ударил в уши, палуба задрожала - катапульта выбросила в небо разведчика с грибом на спине. Короткий и толстобокий, он летел с грацией не то дирижабля, не то утюга. С кормы заходил на посадку «F/A-18». Выписал красивую глиссаду, но промахнулся крюком мимо всех четырех тросов, оглушил форсажем и взмыл, уходя на повторный заход. Следующий сел нормально. Разведчик тем временем сделал круг и, набирая высоту, потянул к юго-востоку, где, скрытая вечным туманом, пряталась страна льдов, пингвинов и врагов цивилизации.
Вольдемар их ненавидел. Из-за них он два месяца не видел берега и предчувствовал, что не увидит его еще по меньшей мере столько же. В том числе и обледенелого антарктического берега. Не увидит даже издали, не говоря уже о том, чтобы высадиться на него - это привилегия десанта и морской пехоты.
«Эндрю Джексон» описывал уже не первую широчайшую дугу в трехстах милях от антарктического побережья, приблизительно повторяя контуры материка. При нем остались лишь корабли охранения, окружившие авианосец, как поросята свиноматку. Шустрые, зубастые поросята. Тщательно прозванивающие море и небо, готовые заблаговременно оповестить об опасности, принять на себя первый удар и ответить, а если надо, то и прикрыть собой «Джексона», сохранив ценой своей гибели основную ударную мощь эскадры. При необходимости их количество можно было удвоить менее чем за сутки. В данный момент половина всей северной группировки рассредоточилась в океане, окружив особым вниманием подходы к густонаселенному по здешним меркам Антарктическому полуострову и станциям Мак-Мёрдо, Кейси, Дюмон-Дюрвиль, Новорусская, Добровольский, Мирный. На экваторе зона ответственности северной группировки кончалась.
Болтали, будто бы южную группировку здорово потрепал тайфун, но она уже оправилась и продолжает блокаду побережья. Тайфун взыграл и на севере - они опять шли парой, огибая Антарктиду. Авианосная группа, рискуя, прижалась к берегу. Исполинская туша авианосца легко перенесла шторм, зато малые корабли зарывались в волны едва не по рубку. В штормовой мгле Вольдемар опять не увидел берега, зато разглядел издали гигантский столовый айсберг, отколовшийся от материка то ли из-за шторма, то ли по своей охоте.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});