– Стоит ли, прекрасная амазонка? От продолговатых холмиков тянется – вдоль забора – чуть заметная тропинка. Предлагаю – проследовать по ней. Не возражаешь?
– Никак нет, господин командир! Проследуем.
– За мной, рядовая!
Вскоре в заборе обнаружились настежь распахнутые двухстворчатые ворота.
– Заходим внутрь, – выдав жене браунинг, и зарядив оба направляющих паза арбалета, скомандовал Лёха. – Сними, сероглазка, пистолет с предохранителя. Я же тебе показывал, как… Молодец. Только, пожалуйста, не стреляй без моей команды…
Территория запасного аэродрома оказалась достаточно просторной.
«Ага, вот, и он, самолётик! – радостно оповестил бодрый внутренний голос. – Визуально – в целости и сохранности. Что просто здорово. Рядом с ним наблюдаются всякие ангары и прочие здания. Некоторые – обычные, другие, наоборот, разрушенные до основания… А, куда же нам дальше идти? Прямо к самолёту?»
– Алекс, там человек сидит, – многозначительно поигрывая пистолетом, азартно прошептала Ванда. – Чуть правее. Возле какого-то странного стола, покрытого зелёным сукном…
Под высоким односкатным навесом располагались два стола: один бильярдный, а второй – для игры в настольный теннис. Возле стандартного бильярдного стола – на пластиковом обшарпанном стуле – восседал, крепко сжимая в ладони правой руки пузатую бутылку тёмно-синего стекла, усатый и ужасно-взлохмаченный тип.
«У него очень странные глаза. Пустые и мутные, – насторожился подозрительный внутренний голос. – То ли пьян до полного изумления. То ли наркотиков накушался от пуза. Вполне возможно, что и то, и другое… Эге, кулак левой руки крепко сжат. Не расслабляйся, братец…»
– Здорово, Тим! – поприветствовал Лёха. – Как дела?
– А, что? Куда? Зачем? – непонимающе завертел головой Джонс. – Алекс? Ты здесь откуда?
– Вот, понимаешь, проходили мимо. Решили заглянуть на дружеский огонёк… Кстати, познакомься. Моя обожаемая супруга.
– Ванда Петрова де Бюсси, – вежливо направляя ствол пистолета в землю, чопорно представилась Ванда. – Очень рада познакомиться.
– Красивая какая, – в пустых глазах усача загорелась и тут же погасла искорка живого интереса. – Бывает. Но крайне редко. Да и поздно, честно говоря…
– А ты, значит, один? – уточнил Лёха.
– Один.
– Что случилось с остальными бойцами?
– Померли. Земля им пухом, – Тим на несколько секунд жадно приложился губами к горлышку бутылки. – Ик! Извините…
– Ничего. А, как они погибли?
– По-разному. Сперва образовалась жаркая перестрелка. Ну, когда спорили из-за вакантного места коменданта аэродрома… Потом оставшиеся в живых решили навсегда улететь отсюда. Взлетели, пошли на юг. Выяснилось, что путь свободен, плотные грозовые облака, которые помешали нам в первый раз, исчезли… Лучше бы, и вовсе, не летали. Сплошные снега и льды. Ни единого огонёчка. Ни единой человеческой души. Мрак и полное безлюдье… Высокопоставленные бонзы, сидящие по подземным секретным бункерам? Да, время от времени они выходят на связь. Несут всякую отвязанную хрень и откровенную чушь, не более того… А после того полёта ребята окончательно вошли в крутое пике. До пушистых разноцветных «белочек» перепились. Кто-то, находясь в алкогольном угаре, застрелился. Кто-то повесился. Надежд-то нет никаких. Тоска беспросветная и окончательная. Один я остался…
– Самолёт-то на ходу?
– На ходу. Что ему сделается? Если надо, то забирайте.
– Что с топливом?
– Всё в порядке. Хватит, чтобы раза два-три облететь вокруг земного шарика.
– Может, полетишь с нами? – предложила добросердечная Ванда. – Есть один интересный и перспективный маршрут… Так, как?
Отрицательно помотав головой, Тим негромко пробормотал:
– Спасибо за проявленную заботу. Но уже поздно…
Он разжал левый кулак, и на землю упала пустая пластиковая упаковка из-под таблеток.
– Что-нибудь ядовитое? – вздрогнув, спросил Лёха.
– Так точно. Однозначно-убойная доза, – пустые глаза Джонса начали, закатываясь, слипаться. – Прощайте, ребята. Удачи вам. Ухожу – навсегда – в страну призрачных и блаженных грёз…
Эпилог
(Он же – пролог следующего романа цикла «Параллельные миры»)Тим Джонс неловко упал со стула и, покорно разбросав руки в стороны, замер.
«А бутылку из правой ладошки так и не выпустил, бродяга, – подметил педантичный внутренний голос. – Уважаю…»
Ванда, прикоснувшись нежными пальчиками к левой кисти упавшего мужчины, примерно через минуту сообщила:
– Он умер. Умер… Будем хоронить?
– Будем, конечно.
Лёха, взвалив на плечо, отнёс усопшего Тима Джонса – через распахнутые настежь двухстворчатые ворота – за алюминиевый забор, и бережно уложил тело на мягкий изумрудный мох, рядом с восемью прямоугольными холмиками.
Потом он – при помощи тяжёлого лома – выдолбил в каменистой и неуступчивой земле прямоугольник нужных размеров, глубиной около шестидесяти сантиметров.
– Давай, я тебе помогу, – предложила Ванда. – Темнеет уже. Только долька солнышка высовывается из-за линии горизонта.
– Помоги, – согласился Лёха.
Совместными усилиями они уложили покойника в прямоугольную выемку и забросали вынутым грунтом. А холмик над могилой – из найденных поблизости средних и мелких камней – возводили уже в вязком тёмно-сером полусумраке. Под заполошное и назойливое хлопанье крыльев гигантских летучих мышей.
– Что дальше? – спросила Ванда. – Чёртов астероид! Такую планету загубил. То есть, такой Мир. Сволочь космическая… Мыши ещё летают. Жирные такие. Наглые… Пошли вон, суки рваные! Извиняюсь, понятное дело… Идём к самолёту, садимся в кресла пилотов и взлетаем?
– Торопыга ты у меня, это что-то, – восхитился Лёха. – Шагаем к аэродрому, шагаем. Спи спокойно, бедолага Тим! Итак, о «взлетаем»… Нет, дорогая. Вылет придётся отложить – как минимум – на несколько часов. У нас и здесь найдётся парочка важных и неотложных дел.
– Каких, например?
– Во-первых, надо пройти в жилые помещения аэродрома и разжиться тёплой одёждой. Мы же летим в края, где властвуют лютые морозы… Во-вторых, надо упаковать по рюкзакам приличный запас продовольствия и прочее походное снаряжение: дельную палатку, тёплые спальные мешки, примус и газовые баллончики к нему, широкие лыжи, свечи, запасные носки, ну, и так далее…
– Зачем нам всё это? – удивилась жена.
– Помнишь, я – во время сеанса видеосвязи – говорил епископу Альберту, мол: – «Если «коридор» не сработает, то мы сильно не расстроимся. Будем лежать в глубоком снегу и, исступленно целуясь и активно обжимаясь, ожидать прихода смерти…».