Алексей подумал: «Экий добряк».
Ноги у Русова ныли от усталости, и он с удовольствием опустился на стул. Иван Гаврилович придвинул пачку «Беломора». Алексей покосился на нее, но папиросу не взял. Принялся рассказывать о деле, о странных обстоятельствах исчезновения Малининой и о своих затруднениях, иронизируя над собственными неудачами:
— Бегаю теперь по Москве, заглядываюсь на молодых женщин, авось встречу.
Иван Гаврилович смотрел на него внимательно, с едва уловимым прищуром, а в глазах и чуть приметно на губах играла довольная улыбочка. От этого взгляда и этой улыбочки Русову казалось, что Иван Гаврилович наперед знает все, что ему скажут.
«Умен, бестия», — промелькнуло в голове Алексея. В простецком обращении на «ты», в манере разговаривать о серьезных вещах с веселой смешинкой и еще в чем-то неуловимом чувствовалась скрытая сила характера.
— Ну вот и нервничаешь. Боишься, видно, что опередит кто-нибудь и слава другому достанется, — говорил Иван Гаврилович, закуривая очередную папиросу.
— Нет, не боюсь. Могу поделиться. Давайте мне Малинину, а я вам славу. И дело в придачу отдаю.
— Дело возьму, докажи только, что барышня твоя в Москве. И найду. — Смешинка в глазах заиграла веселее. — Что нам стоит выбрать одну из четырех миллионов москвичек?!
Два оперативных работника быстро нашли общий язык, договорились, где и что надо проверить в первую очередь, какую работу Зыков берет на себя и чем следует заняться Русову.
А с утра... Подвальное помещение Ярославского вокзала. Мрачно, в углах совсем темно, пахнет крысиным пометом и мышьяком. Вдоль стен — огромные стеллажи, заваленные кипами, связками и пачками всевозможных документов. Русову отобрали несколько кип, в которых запакованы корешки багажных квитанций всего лишь за одни сутки — третье сентября прошлого года. Кипы большие, в каждой по нескольку тысяч маленьких корешков квитанций. Из них надо выбрать всего лишь две — с фамилиями Малининой и Лещевой. Фамилии написаны кое-как, нечетко, приходится разбирать по буквам, а свет тусклый, глаза устают. Сидит Алексей, листает маленькие корешки один за другим, чихает от пыли, поеживается от прохлады и сырости, вдыхает запахи плесени и гнилой древесины. Как-то не верится, что на улице бушует веселый цветущий май.
Не выходит Алексей из подвала весь день, даже не идет на обед: запасся мягкой московской булкой и любительской колбасой, жует между делом.
На следующий день — снова в подвале, опять сидит, сгорбившись и уткнувшись носом в серенькие маленькие бумажки, снова на сухом пайке, а в глазах уже рябит, пляшут буквы-каракули. Но отдыхать некогда, надо торопиться. И совсем не потому, что Русов поддался торопливому ритму московской жизни, а потому, что необходимо скорее ехать в Богдановку, пока Шорц еще там.
Сидит Русов, листает корешки весь день безвыходно. Такова работа. Наверное, кто-нибудь из молодых думает, что поиски преступника — это что-то вроде охоты на зайца. Преступник убегает, прячется, а вы за ним, преследуете, догоняете. Послать бы такого «охотника» в подвал московского вокзала. Пусть переберет хотя бы одну кипу корешков, на каждом прочтет фамилию, количество мест и снова бумажки сложит, завяжет, как было. Если хватит терпения, не сбежит после первой же тысячи, то можно брать на работу в милицию. Терпение — не последнее качество в оперативной работе.
К концу третьего дня Алексей нашел наконец корешок квитанции, где значилась фамилия «Лещева» и было указано: «2 чемодана, 1 сумка», стало быть, три места. Фамилии «Малинина» так и не удалось найти. Да, собственно, и не стоило искать. У Веры с собой был большой коричневый чемодан, а у Лещевой чемодан и хозяйственная сумка. Вот и все вещи. Получены они шестого сентября.
Только почему их сдавала Лещева? Что это — случайность? Услуга предупредительной Анны Ивановны? Или за этим кроется что-то неладное?
Комсомольская площадь кипела от людского потока, легковых машин, троллейбусов, трамваев. То ли в это время поездов много прибывает, то ли потому, что кончался рабочий день. У вокзала было особенно людно, не пройти. И никто, конечно, не обратил внимания, что у двери появился невысокого роста, худощавый молодой человек в сером спортивного покроя костюме. Он блаженно потянулся, пожмурился на лучистое солнце, повисшее на шпиле высотного здания, потом метнул взглядом по сторонам и скрылся в телефонной будке.
— Алло! Иван Гаврилович, привет! — проговорил Алексей в трубку. — Новости дня интересуют?
— Наконец-то! А я хотел тебя объявить во всесоюзный розыск, — пошутил москвич. — Между прочим, я почти вижу твою барышню.
— Как видишь?
— Приезжай, сам убедишься.
Алексей вышел на привокзальную площадь, сел в первое попавшееся такси и уже через двадцать минут зашел в кабинет Зыкова.
На столе лежала справка Внуковского аэродрома, в которой значилось, что 6 сентября 1960 года из Москвы в Адлер вылетела гражданка Малинина.
— Трудно судить, она ли, — скептически заметил Алексей. — Ни имени, ни отчества.
— Э-э, друг хороший, ты хочешь, чтобы в маршрутный лист писали всю биографию пассажира, да еще характеристику месткома прикладывали? А вот еще, — Иван Гаврилович достал из сейфа два листка. — Взяли в отделении связи при Казанском вокзале.
Это были подлинники телеграмм, посланных из Москвы в Сыртагорск за подписью «Вера».
Образцы почерков Малининой и Лещевой Алексей имел при себе и хорошо их помнил. Тексты были написаны рукой Лещевой.
«Почему она подавала телеграммы? Где была Вера?»
Иван Гаврилович прервал размышления Русова:
— Пока не ломай голову. Малинина могла торопиться в аэропорт и попросить Лещеву дать телеграммы. Тут ничего особенного нет. Самое главное теперь — установить, она ли вылетела в Адлер? И тут ты не беспокойся. Возьму на себя и сейчас же запрошу Сочи, чтобы проверили по санаториям.
— А если она живет там «дикарем».
— Должна же была где-то прописаться.
— Должна, должна, — в раздумье проговорил Алексей, стараясь погасить вспыхнувшую вдруг тревогу. «Почему Вера поехала не в Заполярье, как собиралась, а на юг?» — подумал он.
...Гостиница. Свет в комнате выключен. Мирно посапывает сосед по номеру, а Алексею не спится. Чтобы отвлечься, он старается думать о доме, о предстоящем отпуске, который намеревается провести вместе с женой и сыном в деревне у тещи.
Алексей поднимается с постели, подходит к окну. Мириады огней — голубых, розовых, зеленых; по асфальту улиц снуют автомобили, проходят люди — парами, толпами. Город, кажется, ничуть не угомонился.