женщина гораздо лучше многих и многих... Другая на ее месте непременно настаивала бы на том, чтобы свадьба была назначена немедленно... А она, при первом моем слове... какое при первом слове, просто сама предложила мне отложить венчаться хотя бы и на полгода. «Я к вам привыкну, а вы ко мне, тогда и обвенчаемся!!» Как это просто сказано и сколько в этом истинного благородства!..»
Но Алексей Сергеевич напрасно так превозносил великодушие Даши. В ее легком согласии повременить свадьбой был расчет. Даша, с проницательностью, свойственною в подобных случаях женщинам, поняла, что Алексей Сергеевич из тех, которые, дав слово, свято исполняют его. Заручившись обещанием жениться на ней, она была вполне спокойна на этот счет, и ей самой была небезвыгодна некоторая отсрочка. Теперь, когда давнишнее заветное желание ее так неожиданно готово было исполниться, Даша как будто чего-то испугалась. Неизвестность и неумение сразу приноровиться к новому положению, совершенно противоположному тому, в котором она доселе находилась, смущали ее, и она рада была тому, что эта новая жизнь не наступит сразу, а исподволь. К тому же как ни была она самоуверенна и легкомысленна, но странность характера Ястребова, его серьезность и прямота немного пугали ее; она инстинктивно поняла, что с этим человеком шутить нельзя, и решилась раньше, чем связать себя с ним навеки, постараться осмотреться и примениться к нему.
VIII
На другой же день после объяснения с Дашею Ястребов, согласно договору и несмотря на отчаянное, можно сказать, героическое сопротивление Степана, перебрался на другую, гораздо большую квартиру. Новая квартира его состояла, в сущности, из двух квартир и занимала собою весь флигель. Обе квартиры выходили окнами на одну и ту же улицу и имели смежные комнаты, но были разделены площадкой с примыкавшею к ней лестницей. На эту площадку выходили одна против другой входные двери обеих квартир. Такое расположение было тем удобнее, что, имея непосредственное сообщение внутри, квартира эта снаружи представляла два якобы отдельные помещения с особыми ходами. Таким образом, официально Даша для Ястребова была не что иное, как приятная соседка. Надо сказать, что всякие виды так называемых гражданских браков в полках весьма редки, и если терпимы, то только при условии соблюдения самого строгого внешнего приличия и благопристойности.
Благодаря энергии Алексея Сергеевича обе квартирки, в течение каких-нибудь трех дней, были отделаны и очень мило и уютно устроены. Алексей Сергеевич не скупился на расходы и благодаря этому новое помещение его приняло весьма комфортабельный вид. Степан бранился, ворчал, на зло всем мешал и все путал, изо всех сил старался затормозить работы, но сделать этого ему, при всем его горячем желании, не удалось. Влияние его на Алексея Сергеевича теперь было вполне бессильно. Наконец, он окончательно озлился, плюнул и ушел из дому, чем доставил Ястребову несказанное удовольствие. Впрочем, Алексей Сергеевич нашел, во всяком случае, необходимым посвятить своего верного слугу, хотя бы отчасти, в свои будущие планы, и между им и Степаном произошел вечером того дня, в который окончена была последняя уборка, следующий разговор.
— Знаешь, Степан, — начал Алексей Сергеевич, стараясь придать себе независимый тон, — зачем мы переехали на новую квартиру?
— Знаю! — угрюмо проворчал Степан.
— Знаешь? — удивился Ястребов, в простоте душевной воображавший, что никто ничего не знает, тогда как весь город только и толковал об его отношениях к приезжей актрисе.
— Знаю! — с тем же свирепым видом повторил Степан.
— Ну, а зачем?
Степан мрачно покосился на своего барина.
— Эх, Алексей Сергеевич, что тут толковать,— досадливо махнул он рукой,— шила в мешке не утаишь, а только не дело это ты, ваше благородие, затеваешь, верь моему слову, не дело.
— Чем же не дело?
— Как чем? — одушевился Степан.— Гоже ли ахвицеру с ахтеркой возжаться, да еще и в одной квартире жить? Ну, побаловался, коли такая блажь пришла, да и на сторону, играй отбой; а чтоб такую обузу на шею себе накош-лять — эвто уж совсем не резон, кого хочь спроси, всякий скажет!
— Нечего мне спрашивать,— загорячился Ястребов, досадуя на явную оппозицию со стороны своего денщика, которую он, впрочем, заранее предвидел,— я сам знаю, что делаю; ты, дурак, ничего не смыслишь.
— Не всем быть таким умным! — невозмутимо возразил
Степан.— Вот вы, видно, с большого-то ума невесть что надумали — ахтерку замест жены взять.
— Не вместо жены, а как настоящую жену: через два месяца я и совсем женюсь на ней!
Степан взглянул на него с выражением глубокого изумления.
— Что это ты, ваше благородие, толкуешь, я что-то в толк не возьму. Как это так «женюсь на ней»? Не в церкви же, прости господи, вы венчаться будете.
— А то где же? — засмеялся Ястребов.— Конечно, в церкви.
— И как быть следует? — допытывался Степан, все еще не веря и думая, что штабс-капитан шутит.
— Как следует быть.
— Ну, это ты, ваше благородие, пугаешь! Николи не поверю! — решительно заявил Степан.
— Да почему?
— Как почему? Чтоб ахвицер, штабс-капитан, да еще с Егорьем8, женился на какой-то там, прости господи, шлюхе? Да ведь у нее, почитай, допреж того, да и теперича, что ни сутки, то новый муж, а то и по двое...
— Молчи, животное! — сверкнул глазами Ястребов, грозно приподнимаясь и судорожно сжимая кулак. — Не твоего ума дело!
Но Степана унять было трудно; вообще совершенно отвыкший от чинопочитания, он вдруг, в свою очередь, озлился и, задыхаясь от злобы, прошипел:
— А ежели да так, не ахвицер ты после этого, а бабий хвост...
Страшный удар кулаком в лицо не дал ему докончить; как ни был силен Степан, но и он не выдержал и закачался; кровь алою широкою струей хлынула из носа и изо рта, заливая подбородок и грудь ситцевой рубахи.
— Вон, мерзавец! — прохрипел Ястребов и, схватив все еще не пришедшего в себя Степана, повернул его налево кругом и, как малого ребенка, вышвырнул за дверь.
Весь день пролежал Степан на своей жесткой постели. Он лежал тихо, не шевелясь. Наступила ночь. Степан по-прежнему лежал, не переменяя позы; казалось, что это лежит не живой человек, а труп. Наконец к утру он очнулся, поднялся с постели и потихоньку побрел в конюшню, убирать коня. Завидя своего старого приятеля, Сокол весело заржал и по привычке принялся чесаться лбом о его плечо.
Ласка коня словно пробудила старика от