Я не собираюсь с ним спорить. Он знает. Так или иначе, он знает. Возможно, он может читать мысли, как я читаю эмоции. Ужасная мысль.
— Почему я не могу тебя чувствовать?
— Возможно, недостаток не во мне, а в тебе.
— Нет. — В этом я уверена. — С тобой что-то не так.
Он снова расплывается в улыбке:
— Или все так.
Возможно, путь, который я избрала, будет путем труса. А может и благородным. Не могу решить. В моей голове такой кавардак. Но я предоставляю делам в Смокинг-Клубе идти своим чередом и надеваю на голову капюшон плаща. Я не стану противостоять моему Шону, потому и уезжаю. Если он захочет, то мы это обсудим. Если он не заговорит об этом первым, то и не будем. Я говорю себе, что уважаю его границы, сохраняя его достоинство. Именно здесь он пожелал находиться вместо моей постели в ближайшие ночи.
Цена спасения аббатства — часть моего сердца и львиная доля моей сущности. Именно это Риодан посчитал достойной платой.
Мой Шон будет каждую ночь сталкиваться с искушением в «Честере», а я в одиночку сталкиваться лицом к лицу с этой проблемой в аббатстве, в своей постели.
Это не тот мир, который бы я хотела когда-либо познать.
ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ
В белой комнате[75]
Как-то ночью, когда мы с Мак, сражаясь спина к спине, расправлялись с Невидимыми, у нее случится своего рода срыв — она начала плакать и кричать, пока нарезала их соломкой и кубиками. Сказав, что собирается одним скопом отправить их в ад, потому что они отняли у нее все, что было, все, что имело значение. А еще, что раньше знала о своей сестре все, и это все включало в себя — любовь и разделенное знание опыта, но оказалось, что у Алины был парень, о котором она никогда не упоминала и совершенно другая жизнь, о которой она ничего не знала, и не только Алина не любила ее, но все ее существование было одной сплошной наглой ложью. Ее родители оказались ей не родными, ее сестра, скорее всего — тоже, никто не был тем, кем они казались, даже она сама.
В стопке дневников Ровены, служивших хроникой ее грязному, злостному правлению, я наткнулась на дневник сестры Мак. У меня под замком заныкано более четырехсот дневников с эмблемой Грандмистрисс, украшающей темно-зеленые лайковые обложки. Она скончалась в возрасте восьмидесяти шести лет, хотя не выглядела ни днем старше шестидесяти. В подземелье под аббатством у нее был заперт Фейри, которым по кусочку она питалась десятки лет. Я убила его, прознав об этом.
Обнаружив дневник Алины, я вырывала из него страницы и тайком относила Мак, пытаясь оправдать молчание ее сестры и показать ей, что для Алины она значила все.
— Какого черта мы здесь? — сердито бурчу я. Если б мы не были здесь, я бы даже не вспомнила о Мак. Кристиан переносит меня по городу в режиме просеивания, помогая расклеивать на столбах мои Дейли. Пришлось позволить ему прикасаться к моему мизинцу. Он все время порывается меня обнять. Последний прыжок привел нас через улицу по диагонали от «Книг и Сувениров Бэрронса».
Меня сейчас вырвет.
Я не была здесь с тех пор, как Мак узнала обо мне правду. Той ночью она испекла мне торт, накрасила ногти и спасла от Серой Женщины, но все закончилось тем, что несколькими минутами позже она готова была собственноручно меня убить.
Посереди разрушенного города «Книги и Сувениры Бэрронса» стоят нетронутые. Я мысленно произношу молитву: хоть бы он всегда такими и оставался. Это место чем-то особенное. Как будто само его существование означает, что у мира всегда есть надежда. Не могу объяснить, почему это чувствую, но все, кто когда-либо здесь побывал, в смысле остальные ши-видящие думают так же. На этом островке, этого города, на этой улице, в этом конкретном месте чувствуется некая отличительная особенность и экстраординарность. Такое ощущение будто, однажды, давным-давно на этой широте и долготе едва не произошло нечто ужасное, и некто основал на этом месте магазин, дабы предотвратить эту катастрофу вновь. Пока стоят эти стены и внутрь заходят люди — все в порядке. Я хмыкаю, представив его в том же виде, как он сейчас, в доисторические времена. Почему-то это не кажется шибко невероятным.
По левую и правую стороны на мощенной булыжником улице подметено. Вокруг заведения Бэрронса нет и следа погрома. Ни шелухи, оставшейся после того, что сожрали Тени. Цветочные горшки стоят ровным рядом на вымощенном камнем тротуаре, и в них пытаются прорасти молодые побеги, героически сражаясь с необычными холодами. Вход в высокое, узкое кирпичное здание — весь в отполированном до блеска темно-вишневом дереве и меди. Это место в стиле Старого Света изысканно, как и сам владелец, с колоннами и коваными решетками, и огромной массивной дверью с причудливыми фонариками по бокам и резными наличниками, которые я когда-то сносила, то входя, то выходя, то входя, то выходя, просто чтобы услышать, как звенит колокольчик над дверью. Это звучало реально круто в ускоренном ритме, пока я и его не сломала.
Медная вывеска-указатель висит перпендикулярно тротуару, на латунном штыре, прикрученном болтами в кирпичной нише над дверью, покачиваясь на легком ветерке.
За стеклами горит янтарный свет легким оттенком зеленого.
— Что за дела, чувак? — спрашиваю я, и это все, что я могу сделать, чтобы не пойти и не начать ломиться в эту дверь.
Мне никогда больше не постучаться в нее снова.
— Сваливаем отсюда, — сержусь я.
— Не получится. Нам надо быть именно здесь. А это еще что за херня?
Я смотрю на него. Он смотрит вверх, на крышу КиСБ, откуда десятки направленных вниз прожекторов освещают улицу. Мне приходится отступить на несколько шагов, чтобы увидеть то же что видит он и въехать в чем собственно дело потому, что я куда ниже его. И просто офигела.
— Какого хрена эти-то здесь забыли? — Вся крыша КиСБ кишит Анорексичными Призраками Трупоедами. Неуклюжие худющие грифы с сутулыми телами и такой мрачной изможденностью, что просто не поддается описанию, они неподвижно толпятся там в своих широких черных покрытых грязью и паутиной одеждах, словно падальщики поджидающие у смертного одра свою жертву. Если бы не Кристиан не уверена, что вообще заметила бы их. Они не галдят, и от этого становится как-то еще стремнее. — С чего это они тусят на крыше Мак?
— С хуя ли мне знать? Извини, девушка. В смысле — откуда мне знать?
— Да ладно, можешь матюкаться при мне. Все так делают. Уж ты-то мог бы и знать, все-таки ты Невидимый.
— Пока еще не совсем и изначально таковым не являлся. Смотри сколько «не». Если остальные мужики в этом городе свиньи, это не значит, что я отношусь к их числу. Вот тебе еще одно «не». Я сегодня само воплощение «не». И не я тот монстр, за которым ведется охота.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});