– Изыди!
Изыдет, конечно. Ждите больше. Сгреб меня в охапку, прижал к себе и пробормотал:
– Теплая. Моя.
Кому ж еще этакое счастье надо-то?
– Пил? – Я прижала ладони к его щекам. Где ж он так вымерз?
– Грелся, – признался Кайя. – Немножечко. Я трезвый… честно.
Верю.
– Так и будем лежать?
– Будем.
Нет, мне в принципе удобно, только пуговицы здорово мешают. Пуговицы здесь делают солидными, из золота или серебра, инкрустируя костью, расписывая эмалью или простенько, со вкусом, вставляя драгоценные камни. И вот теперь я животом всю эту красоту ощущаю.
– Сержант сказал, что женится.
Дурной пример заразителен?
– На ком?
– Зовут Меррон. Из Хейдервудских. Странная, честно говоря, девушка. – Пальцы Кайя путешествуют по моему позвоночнику. – На балу познакомился.
И сразу жениться? Решительный он человек. Просто до одурения. Или это ночной согрев так на мыслительные процессы повлиял?
– Сказал, что хуже все равно не будет.
Отличная мотивация. Для фаталиста – в самый раз.
А вот на ягодице мне мишень рисовать не надо!
– Это не мишень. Это цветочек.
Что ж, цветочек существенно меняет дело.
– Раздевайся. – Я расстегнула воротник.
– Зачем?
И вот к чему эти провокационные вопросы?
– Ты раздевайся. Потом придумаем. Вообще я решила, что у нас сегодня выходной.
– Это как?
– Это как будто нас здесь нет. Ни для кого.
Гости или спят, или похмельем маются. Дела ждут. И один день для двоих – это же немного.
– Хорошо. – Кайя блаженно зажмурился. – Ванна. Еда. Жена. Спать. И опять есть… много. Я прожорливый.
Очаровательное признание. Наша светлость заметила. А план хорош. Ванна. Есть. Спать. Есть… и снова спать. А если станет скучно, что-нибудь придумаем.
Нет, Меррон, естественно, любила тетю. Очень любила, потому что не любить милейшую Бетти было решительным образом невозможно. Но все-таки порой эта любовь подвергалась испытанию.
Если бы тетушка злилась, Меррон было бы легче.
Она бы тоже разозлилась и высказала все, что думает по поводу этих неудачных попыток выдать Меррон замуж. Но Бетти категорически не умела злиться! Она всегда пребывала в настроении хорошем или же очень хорошем, иногда, как вот сейчас, слегка опечаленном.
– Где ты была? – В огромных голубых глазах виделся упрек, и Меррон отвела взгляд.
– Я… пряталась.
– А я тебе говорила, что не следует надевать это платье! Ты выглядела вызывающе…
…она выглядела именно так, как хотела выглядеть.
И сделала то, что хотела сделать!
И не важно, что по этому поводу думает тетушка Бетти. Ее взгляды давным-давно устарели, а Меррон категорически не желает пополнять ряды старых дев. Кошек разводить? Не для нее!
– …и оно тебе не очень идет, – стыдливым шепотом призналась тетушка.
Ей-то к лицу были любые наряды. В тридцать пять тетушка выглядела много моложе. Ее светлая – безо всяких кремов светлая! – кожа была гладка, черты лица – приятны, а фигура и вовсе имела идеальные, с точки зрения Меррон, очертания.
Сама-то она на доску похожа… и надо иметь смелость, чтобы признаться в этом.
Меррон призналась еще тогда, когда поняла, что замуж ей не выйти: то небольшое приданое, которое удалось собрать, не искупало некрасивости Меррон, как и дурного, с общей точки зрения, характера.
– Не расстраивайся, дорогая. – Бетти не умела укорять подолгу, и от этого становилось вдвойне совестно, как будто бы Меррон тетушку обманывала. Но она же не врала!
Она имела право поступать так, как читала нужным.
По-взрослому.
Ей уже двадцать, и следует признать, что эти годы прожиты зря. И осталось не так много времени, чтобы сделать мир лучше!
А тетушка все говорила и говорила. Про бал, который был конечно же восхитителен, – но у тетушки Бетти все балы восхитительны! Про их светлость – причем Меррон не очень поняла, которую именно. Главное, что с привычным восторгом. Про гостей… про чью-то там свадьбу, случившуюся так неожиданно, что все очень удивились, потому как ждали другой невесты… но тетушка все равно рада за молодых, ведь свадьба – это очень важно.
И поэтому крайне неосмотрительно проводить ее вот так, без подготовки… свадьбу Меррон тетушка подготовит сама. Не следует сомневаться, что рано или поздно найдется тот, кто оценит Меррон по достоинству. Тянуло встрять в тетушкину речь, сказав, что один такой нашелся, только все равно потом ушел. Оно и к лучшему, потому что Меррон не представляла себе, как следовало вести себя после того, что было.
Зато теперь она женщина.
Правда, зеркало не показывало никаких изменений, но осознание собственной исключительности – Меррон сделала то, на что ни одна слабая духом девица не решилась бы, – грело душу.
А согретая душа требовала отдыха.
И тетушка Бетти согласилась, что сон – лучшее лекарство от всех неприятностей. Почему-то она считала, что Меррон переживает из-за отсутствия женихов. Ха! Засыпала она с чувством выполненного долга и осознанием скорых перемен в жизни.
К сожалению, перемены оказались слишком уж скорыми и вовсе не такими, как хотелось Меррон.
Ее разбудила Летти, верная тетушкина камеристка, которая втайне Меррон недолюбливала, считая взбалмошной, наглой и неблагодарной девицей, способной лишь изводить тетушку капризами. Но сейчас Летти улыбалась так, что Меррон заподозрила неладное.
– Скорее, леди, скорее… вам надо умыться… одеться…
Даже сделала вид, что не замечает, что Меррон опять от ночной рубашки избавилась. И платье подала лиловое, с тремя рядами оборок по лифу – портной настоятельно рекомендовал их как альтернативу ватным вкладкам, которые Меррон наотрез отказывалась использовать. У платья было два ряда позолоченных пуговиц и крупный бант на том месте, где у нормальных женщин имелась задница.
– Садитесь, я вас расчешу…
И расчесывала быстро, умело, почти не дергая. А раньше постоянно жаловалась, что, дескать, не нарочно, просто волос у Меррон густой и непослушный.
Лиловая лента для волос.
Тетушкины любимые духи… все это было в высшей степени странно.
– Что происходит?
– Тетушка ждет тебя…
И не одна. В крошечной гостиной – комнаты тетушке предоставил кто-то из ее многочисленных поклонников, ухаживания которых благочестивая вдова принимала со сдержанным достоинством, – милейшая Бетти поила чаем Сержанта.
Вот уж кого Меррон не ожидала увидеть.
Он смешно смотрелся в этой комнатушке среди розовых подушечек, белых фарфоровых кошек и пасторальных картин. Сам серый. Блеклый какой-то. И мрачный донельзя. А Бетти мрачности не замечает. Щебечет… сахар, сливки, малиновое варенье… в их поместье замечательная малина растет. Ягоды – с кулак. А уж сладкие до невозможности и очень полезные.