«Конец. В истории от «Щетки» не останется никаких следов».
Далеко внизу на Большом Соленом пушечным дымом заволокло Стену, и сквозь эту пелену Конор видел приглушенное мерцание электрических огней.
«Они снова включили свет, потому что теперь считают себя в безопасности».
Конор висел в небе, определяя свое местоположение. Башня Бонвилана выделялась светящимся четырехугольником открытой двери. Изабелла и его родители находились внутри, и им угрожала смертельная опасность. Возможно даже, он уже опоздал.
«А теперь в логово льва», — сказал себе Конор и наклонил нос планера, нацелив его на освещенную дверь.
Башня БонвиланаМаршал Бонвилан вернулся в обеденный зал; на его лице застыло преувеличенное выражение горести.
За его спиной последние горящие обломки падали с неба. Было слышно, как на Стене взволнованно поздравляют друг друга и как шипит пар, поднимаясь над раскаленными дулами пушек.
— Очень, очень жаль. — Маршал погрустнел. — Этот человек мог столь многому научить мир.
Встреча и прежде протекала в мрачном ключе; теперь обстановка накалилась до предела. Бонвилану хватило одного взгляда на лица гостей, чтобы понять — надвигается кризис.
— Не было другого выхода, дамы… Деклан. Как маршал, я не мог допустить нападения на Стену.
Изабелла стояла около камина, ее пылающие щеки резко контрастировали с высоким воротником платья цвета слоновой кости. Бонвилану стало не по себе — никогда прежде он не видел такого выражения на ее лице. Со времени коронации уверенность королевы медленно, но неуклонно возрастала; теперь у нее хватало безрассудной смелости вперить в него сердитый взгляд.
И это после того, как он только что спас ей жизнь!
«Я определенно предпочитаю прежнюю Изабеллу, — подумал он. — Смущенная, опечаленная — вот какой я хочу видеть свою королеву».
Никто не произносил ни слова, и все смотрели на Бонвилана с одинаковым выражением отвращения.
«Они разговаривали, — понял Бонвилан, — пока я был на балконе».
— Все сильно расстроились? — с невинным видом спросил он, — Может, стоит закрыть окно?
И снова все промолчали. Бонвилан почувствовал, что королева собирает все свое мужество, готовясь произнести речь.
— Думаю, мне лучше сесть. — Маршал опустился на подушку и скрестил ноги. — Ноги не держат. Вы что-то хотите сказать, ваше величество?
Изабелла сделала шаг вперед; платье скрывало ее дрожь.
— Трубочист нашел кое-что, маршал. В комнате моего отца.
Это были первые слова, произнесенные ею за весь вечер.
— Правда? — беспечно сказал Бонвилан, хотя внутренне напрягся.
В его положении хороших сюрпризов быть не могло.
— Да, правда. — Изабелла достала из сумочки маленькую книжку в кожаном переплете и прижала ее к сердцу. — Это дневник отца.
Бонвилан решил, что нахальство — второе счастье.
— Ну, это замечательно, ваше величество. Еще кое-что, связывающее нас с королем Николасом.
— Не так уж замечательно для вас, маршал, — продолжала Изабелла, для поддержки сжав руку Кэтрин. — Мой отец с большим подозрением относился к вашей деятельности. Он пишет, как вы злоупотребляете своей властью в интересах личного обогащения. Как вы культивируете шпионскую сеть на материке. Как вас подозревают в причастности к десяткам убийств. Список можно продолжить и дальше.
— Понимаю, — сказал Бонвилан, усиленно размышляя, как действовать дальше.
«Теперь будет трудно заставить их выпить отравленное вино. Они уже не доверяют мне».
Изабелла больше не дрожала, ее тон стал царственным.
— Понимаете? Сомневаюсь, маршал. Вам известно, что отец планировал посадить вас в тюрьму? Вам известно, что он собирался полностью видоизменить структуру власти на Соленых островах? Создать парламент?
Бонвилан умудрился сохранить вежливое выражение лица, хотя понимал, что настал кризис.
«Типично, — подумал он. — Убей одного врага, и на его месте тут же возникнет трое других».
— Вы позволите мне зачитать кое-что? — спросила Изабелла.
Бонвилан кивнул:
— Я не в том положении, чтобы позволять или запрещать, ваше величество.
— Расцениваю это как «да». — Изабелла еле заметно улыбнулась и отпустила руку Кэтрин, чтобы открыть дневник отца. — «Хьюго Бонвилан — настоящее бедствие, — начала читать она. — Его власть огромна, и он злоупотребляет ею при малейшей возможности. Когда я соберу доказательства его преступлений, он проведет всю оставшуюся жизнь, глядя на стены тех самых камер, где по его приказу страдает столько невинных людей. Но мне следует проявлять осторожность; ничто не проходит мимо маршала, и если он узнает о моих планах, то предпримет любые шаги, чтобы сорвать их. Я не опасаюсь за собственную жизнь, но нужно позаботиться о безопасности Изабеллы. Она — моя душа».
В конце голос Изабеллы почти сломался, но она снова сжала руку Кэтрин и справилась с собой.
Бонвилан хлопнул ладонями по коленям.
— Ну, это убийственное обвинение, — сказал он. — Очевидно, текст подделан кем-то из моих врагов.
«Необходимо заставить их выпить. Но как? Как?»
— Я знаю почерк отца, — твердо заявила Изабелла.
— Не сомневаюсь, однако опытный фальсификатор может обмануть глаза и поострее ваших. Пусть книжку проверит любой эксперт по вашему выбору. Я настаиваю на этом. Этот дневник — тяжкое оскорбление делу всей моей жизни, и я должен восстановить свое честное имя.
— Я еще не закончила, — заявила Изабелла. — Я отстраняю вас от должности. Немедленно. Деклан… Капитан Брокхарт займет ваше место.
Бонвилан сумел сдержать клокочущий внутри гнев.
— Деклан определенно был бы прекрасным маршалом. Целиком одобряю ваше решение, но, конечно, я заслуживаю того, чтобы получить возможность…
— Хватит! — оборвала его королева тоном, не допускающим возражений — Вы останетесь здесь под домашним арестом до тех пор, пока будет идти расследование ваших деяний.
Бонвилан внутренне выругался. Он сам создал для королевы прекрасные условия для атаки, собрав вместе ее сторонников. В тайном помещении за стеной у него скрывались доверенные люди, но в условиях столь пристального наблюдения протянуть руку за гобелен и нажать спрятанный там рычаг было практически невозможно.
«Остается надеяться на отравленное вино. Если бы здесь была одна королева, я силком бы влил его ей в горло. Однако Деклан Брокхарт тут же пронзит меня своим проклятым церемониальным мечом, а если бы глаза его жены могли разить, как кинжалы, я уже был бы мертв».