не знавший, что такое любовь и душевное тепло, и сам был готов безоговорочно отдать жизнь за наследного принца, за его сердечное отношение, как преданный пёс. Но те времена давно прошли, волчонок вырос и возмужал, превратившись не в волка – в сильного, умного и надёжного мужчину благодаря той, кем пожертвовал сегодня, повинуясь долгу перед тем, кто сам стремительно терял человеческий облик и разум.
На горле четвёртого принца неотвратимо затягивалась петля, и он, не желая мириться с этим, отчаянно боролся за каждый вздох.
– Мне уже невыносимо пренебрегать тем, что мне дорого, – продолжал Ван Со. – Но всё идёт прахом.
Услышав это, Чжи Мон почувствовал, как у него мгновенно пересохло во рту: что ж, было бы глупо рассчитывать на то, что принц отодвинет на второй план то, к чему столько лет терпеливо и упорно шёл, через жертвы и страдания, свои и не только.
– Скажи, – наконец-то пошевелился Ван Со, обратив на него давящий мрачный взгляд, – как мне избавиться от поводка и обрести свободу?
– Многие кусают руку, которая их кормит, и сами становятся хозяевами, – задумчиво проговорил Чжи Мон.
– Ты предлагаешь мне взбунтоваться? – принц недоверчиво всматривался в лицо звездочёта, силясь понять, шутит тот или нет.
– Конечно, нет, – усмехнулся Чжи Мон, но под тяжёлым взглядом Ван Со его натянутая улыбка быстро угасла. Он помолчал и заговорил искренне, веско, делая паузы между словами. – Я благодарю вас за защиту короля.
Не выдержав того, как на него смотрел Ван Со, астроном отвернулся к небу, которое заволокли грозовые тучи, предвещавшие суровые перемены, и вздохнул, чтобы наконец-то завершить этот непростой разговор:
– Возможно, вскоре всё изменится.
Ему ли было этого не знать!
Но сейчас он не мог позволить себе добить жестокой правдой Ван Со, и без того терзавшегося осознанием собственной вины и глубоко в душе сомневающегося в правильности своего сегодняшнего поступка.
Каким бы сильным ни был человек, если на него разом свалить всё то неизбежное, с чем ему предстоит столкнуться, он сломается.
Даже четвёртый принц.
А ему предстояло вынести ещё очень и очень многое.
***
Полночный лунный свет сочился в королевскую купальню сквозь узорчатые окна, размывая очертания предметов и наполняя пространство призрачными дрожащими тенями. С увядших утренних букетов осыпались лепестки и беззвучно падали на остывшую воду, белёсые доски пола и лестницы.
Таким же печальным лепестком на одной из ступенек замерла Хэ Су.
Ван Со обнаружил её далеко не сразу, не найдя ни во дворце, ни в Дамивоне. Лишь когда совсем стемнело, он догадался заглянуть в купальню и застыл на пороге, глядя на неподвижную маленькую фигурку, от которой веяло такой тоской, что у принца защемило сердце.
Хэ Су сидела в полной тишине, прислонившись головой к перилам, погасшая, как свеча за её плечом.
Сперва Ван Со решил, что она спит, но еле уловимые движения ресниц и горестные вздохи убедили его в обратном, а заодно подтвердили и его худшие опасения: Хэ Су всё знает о его условленном браке с принцессой Кён Хва Гён. Кто мог рассказать ей? Попробуй выясни: дворец постоянно полнился слухами, как русло весеннего ручья – водой с горных ледников, так что не стоило и гадать напрасно. Да и какая теперь разница…
Принц на миг закрыл глаза, собираясь с мыслями, и вновь увидел тронный зал и потрясённое лицо Ван Ука, с которым он столкнулся сегодня утром, явившись во дворец. Восьмой принц зачитывал бесконечные прошения, когда Ван Со принёс королю письмо от Чхве Чжи Мона, где указывалась благоприятная дата заключения брака с принцессой, пусть ей и предстояло стать всего лишь второй женой в силу юного возраста. Услышав это, Ван Ук побелел и едва не выронил свиток.
Однако настоящим ударом для обоих братьев, четвёртого и восьмого, стали слова Хеджона о том, что он собирается отречься от трона в пользу Со, как своего брата и зятя. Проглотив эту новость, Ук незамедлительно ударил в ответ, правда, не короля, а Ван Со, с ядовитой усмешкой заявив:
– Мои поздравления с браком! Надеюсь, ни одна девушка не станет лить слёзы, потеряв тебя?
Вся эта утренняя сцена пронеслась у принца перед глазами за один короткий миг. И пусть Хэ Су не лила слёзы, как предрекал Ук, но весь её вид свидетельствовал о такой безысходной тоске, что лучше бы она плакала.
Откладывать неизбежное смысла не имело, и Ван Со подошёл к ней, снова, как и накануне у озера, шагая в свою собственную пропасть.
– Ты уже слышала? – прямо спросил он у поднявшейся ему навстречу Хэ Су. Её огромные глаза были сухими и горячими и смотрели на него с такой отчаянной мольбой, что принц не сумел выдержать этот взгляд и отвернулся. – Можешь злиться и ненавидеть меня. Это моя вина.
– Зачем мне злиться или ненавидеть вас? – поникла Хэ Су. – Вы ничего не обещали мне.
– Я сказал, что увезу тебя из дворца, что хочу видеть тебя свободной. Всё, что я говорил, было моим обещанием, которое я не смогу выполнить.
– И вы даже не станете оправдываться? – её тихий голос дрогнул, и это оглушило Ван Со гораздо сильнее крика.
– Я уже причинил тебе боль и потерял твоё доверие ко мне, – он чувствовал, что ранит Хэ Су каждым своим словом, и казнил себя за это, но лгать и изворачиваться не собирался. – Больше мне нечего сказать.
– Я поняла вас, – прошептала Хэ Су. – Значит, я не буду ни о чём спрашивать.
Услышав слёзы в её голосе, Ван Со наконец-то посмотрел на неё.
– Поздравляю вас… со свадьбой, – сдерживаясь из последних сил, она поклонилась ему, и от этого движения слёзы всё-таки покатились из её глаз, оставляя на бледных щеках мокрые дорожки, а на сердце у Ван Со – выжженные полосы.
Он смотрел, как Хэ Су уходит, раздавленная и бесконечно несчастная, и даже не мог броситься за нею следом, потому что ему нечем было утешить и успокоить ни её, ни себя.
И вдруг по краю его сознания чёрной юркой змеёй мелькнула мысль – нужно было послушаться генерала Пака!
***
Молчание – весьма изощрённая пытка.
Вкупе с отчуждением оно способно вымотать все нервы и даже довести до помешательства, будь то кара от врага, друга или любимого человека. А когда молчанием наказываешь себя самого, тут надеяться