Едва слышный смех Перрены вернул девушку к реальности. Она посмотрела на спавшего в кресле отца. Мюзо, устроившись перед потухшим камином, тоже спал. Мать, Ти-Поль и Сидония уже легли спать. Может, пора и ей последовать их примеру? Мадлен не вернется до рассвета: час назад она ушла на свидание к своему мужу Жюльену, которому удалось отпроситься из лагеря. Перспектива спать в одиночестве совсем не улыбалась Изабель. Она нежно поцеловала отца, но тот даже не шевельнулся. С некоторых пор он казался таким уставшим… Его волосы, когда-то пепельно-русые, сейчас поблескивали сединой и начали редеть на макушке. Он никогда не носил парики и даже теперь не изменил своим привычкам. Когда Изабель попыталась пошутить на эту тему, отец не стал ей подыгрывать. В последнее время он вообще редко улыбался…
В воздухе пахло сажей и порохом. Пожары, порожденные зажигательными бомбами, разрушили разные части города. Этот кошмар начался в середине июля. Бомба угодила в дом господина Шевалье в Нижнем городе, и огонь быстро распространился по кварталу, пожирая все постройки без разбору. От церкви Нотр-Дам-де-Виктуар и до́ма священника, располагавшегося поблизости, остались руины. Отцу Реше пришлось перебраться в квартал Сен-Жан, то есть за пределы городских стен. Кто-то из прихожан выделил ему маленький домик, который теперь служил часовней.
Потом пришла очередь монастыря урсулинок. Когда от него почти ничего не осталось, монахинь приютили в Центральной больнице сестры-августинки. Что касается семинарии, то уцелела только ее кухня. Через неделю сгорела значительная часть построек на улице де ла Фабрик. Жители квартала с ужасом наблюдали, как колокольня величественного собора оседает в языках пламени и искр, взметнувшихся до самого неба.
На чьей стороне был Господь? Многие увидели в разрушениях дурное предзнаменование. Эти еретики-англичане наверняка решили искоренить их веру… И люди начали молиться, причем с невиданным пылом.
Магазин отца тоже пострадал. От него остался лишь почерневший скелет, который не привлекал даже мародеров, а их в городе с начала обстрелов было множество. На мысе Диамант, на виселице, построенной на берегу реки, до сих пор болтались тела двух повешенных за воровство. Учитывая обстоятельства, суд рассматривал дела очень быстро. Приговоры тоже приводились в исполнение без проволочек. Глашатаи объявили во всеуслышание, что по приказу губернатора Водрея к суду будет привлечен каждый, кого поймают на краже, однако случаев воровства и мародерства становилось больше день ото дня.
Отчаяние и голод толкали людей на преступление. Многие ради краюхи черствого хлеба были готовы на все. Не позднее чем вчера группа жителей вернулась из Батискана, где хранились запасы провианта для армии. Бедняги прошли пешком десять лье только ради того, чтобы добыть себе немного еды. Некоторые умерли в пути от истощения. Солдат, сопровождавший группу, изнасиловал одну из девушек. Это невозможно было отрицать: в городе царили упадочные настроения, и надежда на освобождение таяла с каждым днем.
Изабель вздохнула. В настоящее время их семейство проживало в доме на улице Сен-Жан, который Господь уберег от разрушения. Все обитатели дома укладывались спать в погребе – единственном месте, которое могло уберечь их в случае обстрела. Девушка решила заглянуть в кухню и проверить, не осталось ли там кусочка сыра. В эти грустные дни ей, любительнице вкусно покушать, приходилось туго. Но, слава богу, у них есть хоть какая-то еда! На столе она увидела несколько морковок и полкочана капусты. Перрены на месте не оказалось, но в кастрюльке булькало варево из капусты и кусочков сала. Изабель схватила морковку и поднесла было ко рту, но передумала и положила ее обратно. Корнеплодов осталось всего шесть, но их ведь тоже шестеро!
Со двора послышался приглушенный смех. Девушка приблизилась к приоткрытой двери и успела заметить, как из сада в кладовую, где хранились молочные продукты, вошли двое. В женщине, пухленькой и невысокой, Изабель узнала Перрену. Мужчина же был высок и строен. Повинуясь любопытству, она вышла из дома и, крадучись и стараясь держаться в тени, подобралась к двери в кладовку. Снова послышался воркующий смех Перрены и ответный – ее спутника. Изабель отдавала себе отчет в том, что подглядывать – дурно, но любопытство оказалось сильнее. Она приблизилась к окну, влезла на бревно, которое лежало у стены, нашла отверстие в ставне, через которое отлично просматривалось все помещение кладовой, и вынула затычку. Это маленькое «окошко» она обнаружила случайно, когда они с Ти-Полем играли в прятки.
Парочка больше не смеялась. Они перешли на шепот. Через открытую дверь в кладовую проникал яркий свет луны. Изабель отчетливо видела кадки и чан для стирки белья на лавке. На полочках выстроились по размеру, от самой большой до самой маленькой, плошки для творога и молочные кувшины. Сидония строго следила за порядком… «Жалко тратить время на поиски всяких мелочей!» – часто говаривала она.
– Если кто-то нас застанет…
– Перрена, ну кто нас может застать? На дворе ночь, и все давно спят!
– Батист может прийти в любую минуту!
– Не думай о Батисте! Он глухой как пень. К тому же он наверняка видит пятый сон!
Шуршание платья, прерывистое дыхание, шепот… Изабель ощутила, что все тело покрывается гусиной кожей. Внизу живота вдруг потеплело. Этьен и Перрена? Ее брат встречается с горничной? Она так и осталась стоять, прижавшись лбом к ставню и не в силах оторвать глаз от сцены, которая разворачивалась в кладовой. Разум лихорадочно выбирал из числа семи смертных грехов тот, которому она в ту минуту поддалась. Сладострастие? Но разве это грех – если она просто смотрит? Нужно будет спросить об этом у отца Бодуана…
Юбки Перрены взлетели до самой талии, и теперь ее округлые бедра белели в сумраке. Этьен усадил подружку на красильную бочку и торопливо расшнуровывал ее корсаж. Пару мгновений – и на свет показались две молочно-белые округлости. Изабель почувствовала, что сердце быстрее забилось у нее в груди.
– Перрена! О Перрена! – повторял Этьен, покрывая поцелуями нежную девичью плоть.
– Делай свое дело, Этьен, да побыстрее, иначе нас точно застанут!
Штаны соскользнули по его ногам, бесстыдно обнажая гладкую кожу. У Изабель от ужаса расширились глаза. Она пошатнулась на бревне и едва успела схватиться за ставень, но так и не смогла отвести глаз от округлых, с ямочками ягодиц брата, которые то появлялись, то исчезали в ритме его движений. Он что-то бурчал себе под нос, словно изготовившееся к нападению дикое животное, в то время как Перрена попискивала – ни дать ни взять добыча, которая уже смирилась со своей участью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});