Пока он шагал рядом со мной, мне казалось, что природа утратила все свои чары, но как только он исчез, деревья вновь заговорили, солнечные лучи зазвенели, цветы в лугах заплясали, и голубое небо обняло зеленую землю. Да, мне лучше знать: бог для того сотворил человека, чтобы он восхищался великолепием вселенной. Каждый автор, как бы он ни был велик, желает, чтобы его творенье хвалили. И в Библии, этих мемуарах божьих, сказано совершенно ясно, что создал он человека ради славы своей и хвалы.
После долгих блужданий туда и сюда я наконец добрался до жилища, где обитал брат моего клаустальского приятеля, переночевал у него и пережил следующее прекрасное стихотворение:
I
На горе, в избушке скромнойРудокоп живет, старик.Шумны темные там ели,Кротко-светел лунный лик.
Средь избушки стул высокий,Весь резной, у ног скамья;И сидит на нем счастливец,И счастливец этот — я.
На скамье сидит малютка —Оперлась на локоток;Глазки — звезды голубые,Губки — розовый цветок.
Мне сияют эти звезды,Чистой радостью блестя;К алым губкам приложилаБелый пальчик свой дитя.
Ни отец, ни мать не слышат, —Не до нас им: мать прядет,А отец, бренча на лютне,Песню старую поет.
И малютка шепчет тихо,Речь ее едва слышна;Важных тайн своих немалоМне поведала она.
«Вот, как тетушка скончалась,И сиди тут круглый год:С ней пойдешь, бывало, в город,Хоть посмотришь на народ.
Здесь и пусто так, и глухо,И так холодно в горах;А зима придет лихая —Все схоронимся в снегах.
Я ж трусливая такая:Как дитя, меня страшатЗлые духи гор, что бродятТемной ночью и шалят».
Вдруг малютка умолкает,Будто слов боясь своих,И руками закрываетЗвезды глазок голубых.
И шумнее шелест елей,Громче гул веретена,И ясней со звоном лютниПесня старая слышна:
«Не страшись, моя малютка,Наважденья силы злой!Божьи ангелы на стражеДнем и ночью над тобой».
II
К нам в окно стучит тихонькоЕль зеленою рукой,И сквозь веток с любопытствомСмотрит месяц золотой.
Крепко в горенке соседнейСпят давно отец и мать;Мы не можем нашептаться,И не хочется нам спать.
«Нет, не верю я, чтоб частоТы молился: шепот твойЧем-то кажется мне странным,Не молитвою святой.
Этот злой, холодный шепотУж не раз меня пугал;Только кротким, светлым взглядомТы испуг мой отгонял.
Да и веришь ли ты, полно,Что есть в небе, над тобой,Бог-отец, бог-сын, распятыйНа кресте, и дух святой?»
«Ах, дитя! Еще малюткойВерил я, что в небесахБог-отец живет над нами,Что велик он, свят и благ…
Создал землю, человекуБытие и душу дал,Солнцу, месяцу и звездамПуть их вечный указал.
Стал я старше и умнее,Стал побольше понимать,И узнал я светлой верыВ бога-сына благодать.
Он принес нам, воплотившись,Откровение любви;Но народ безумный рукиОбагрил в его крови.
Возмужал я, много видел,Много странствовал, читалИ теперь в святого духаЖарким сердцем верить стал.
Чудеса его исчислитьНедостанет наших слов!Он сломил твердыни злобыИ оковы снял с рабов.
Нашим язвам он — целенье,В нем и право и закон;Перед ним с богатым нищий,Раб с владыкой уравнен.
Гонит он туман тяжелый,Что окутывал нам тьмойУм и сердце и пред намиШел как призрак гробовой.
Много рыцарей отважныхОбрекли себя емуИ по свету разъезжают —Носят свет и гонят тьму.
Тихо веют их знамена,И доспех горит на них…Что, хотела б ты, малютка,Видеть рыцарей таких?
Так скорей любуйся мною,Ненаглядная моя,И целуй меня покрепче!Ведь такой же рыцарь я».
III
За ветвями темной елиПрячет месяц светлый лик;В нашей горенке чуть светитДогорающий ночник.
Но в звездах моих лазурныхСвет мне радостный горит;Пышут розы уст румяных,И малютка говорит:
«Домовые наши — злые:Хлеб воруют по ночам;В ящик с вечера положишь —Поутру уж пусто там.
С молока съедят все сливки,Не покроют и горшка;Кошка вылижет остатки —И сиди без молока!
А ведь кошка наша — ведьма:Ночью буря на дворе,А она идет тихонькоК старой башне на горе.
Там стоял когда-то замок,Весь сиял он по ночам;В ярких залах танцевалоМного рыцарей и дам.
Но волшебницей лихоюПроклят замок и народ;И остались лишь обломки,И сова гнездо там вьет.
Помню, тетка говорила:Лишь такое слово знатьИ его в таком лишь местеИ в такой лишь час сказать —
Снова в замок превратятсяВсе обломки эти там,И запляшет в ярких залахМного рыцарей и дам.
Будет тот, кто молвит слово,Обладателем всего;Станут трубы и литаврыСлавить молодость его!»
Так живут и дышат сказкиУ малютки на устах,Вера теплится живаяВ голубых ее глазах.
Локон шелковый на пальцыНавивает мне она,И целует, и смеется,И дает им имена.
И глядит все так приветноВ тихой горенке кругом —Стол и шкаф, — как будто с нимиЯ с младенчества знаком.
Тихо маятник лепечет,Тихо лютня на стенеПрозвучит порой струнами,И сижу я, как во сне.
Не такое ль надо место,Не такой ли надо миг,Чтоб от слова замок сноваВ блеске царственном возник?
«Да, дитя! Смотри: светлеетНочи темная пора.Чу! шумней ручьи и ели,Пробуждается гора.
Песня гномов с струнным звономМеж утесами слышна,По камням ковры цветныеСтелет знойная весна.
А цветы — пестры и чудны,В благовонных завитках,И трепещут слезы страстиНа широких их листах.
Вожделенно пышут розы,Разгораясь все красней;На стеблях стоят хрустальныхЧаши снежные лилей.
Звезды с неба, словно солнца,Смотрят, страстно-горячи,И лилеям в чаши льютсяИх влюбленные лучи.
Да и мы с тобой, малютка,Мы как будто уж не те…Посмотри: огни зажглися,Шелк и золото везде!
И избушка стала замком,И принцессой стала ты;Вкруг все рыцари и дамы,Сколько пышной суеты!
Все мое — и ты и замок!Пир венчальный я даю!Трубы, флейты и литаврыСлавят молодость мою!»[40]
Солнце взошло. Туманы исчезли, как призраки, когда третий раз пропел петух. Я снова шел с горы на гору, и предо мной парило прекрасное солнце, озаряя все новые красоты. Горный дух явно был ко мне благосклонен. Он ведь знал, что такое существо, как поэт, может пересказать немало чудесного, и он открыл мне в то утро свой Гарц таким, каким его не каждому дано увидеть. Но и меня Гарц увидел таким, каким меня лишь немногие видели, — на моих ресницах дрожали жемчужины, столь же драгоценные, как и те, что висели на травинках лугов… Мои щеки были влажны от утренней росы любви, и шумящие ели понимали меня, раздвигая свои ветви и качая ими вверх и вниз, как немые, когда они движеньями рук выражают радость, а вдали звучал таинственный чудесный звон — будто колокол часовни, затерянной в лесу. Говорят, что это колокольчики стад, звенящие в Гарце особенно нежно, певуче и чисто.