Первая осечка, которую дала эта атака, прошла в то время почти незамеченной — так разительны были некоторые из успехов, достигнутых неприятелем в первый же день. Эта осечка произошла, когда северный атакующий корпус нарвался на местную контратаку, предпринятую американской пехотой за городом Моншо, и сразу был остановлен, потерпев тяжелые потери от артиллерийского огня. Зато другой из двух главных ударов, то есть южный, пришелся по участку, который можно было назвать учебным сектором американского фронта; здесь атака захлестнула пехотную дивизию, занявшую свои позиции всего лишь днем раньше. Наступающие части пронеслись сквозь нее и приданную ей корпусную артиллерию и устремились дальше, вгрызаясь в тыловые районы.
В течение сорока восьми часов был осуществлен прорыв по всем правилам искусства. В одном месте он достигал двадцати миль в глубину, и на пути к Маасу у немцев не оставалось абсолютно никаких препятствий, если не считать изолированных отрядов военной полиции, которые не имели даже автоматов и ничего не могли противопоставить танкам.
Стараясь быстро реализовать все выгоды положения, создавшегося после пробития бреши, немцы повернули остановленную у Моншо атаку к югу и двинули атакующие силы бок о бок с прорвавшейся колонной. А затем весь нажим был повернут на север, в попытке смять прорванный фронт американской Первой армии.
Все это сопровождалось ошеломляющими диверсиями в тылу американских войск, вдоль дороги на Льеж. Эти диверсии состояли из смелого парашютного десанта, сброшенного при сильном ветре с небольшой высоты, и из операции, сводившейся к массовому просачиванию в расположение американских войск специально обученных немецких солдат в американской форме. Кроме того, действительный парашютный десант сопровождался рядом мнимых десантов, чтобы увеличить смятение.
От первых же немцев, захваченных в американской форме, мы узнали, что они собирались, между прочим, убить главных союзных военачальников, начиная с Эйзенхауэра и Брэдли. Все эти молодые немцы говорили, конечно, по-американски и для подготовки к своей роли замешивались в ряды пленных американских солдат в немецких загонах. В течение битвы в Арденнах ходить за линией американского фронта можно было, лишь подвергаясь импровизированным экзаменам и отвечая на вопросы, вроде: "Как фамилия вице-президента?" или: "Как называется остров, на котором стоит статуя Свободы?" Эту игру в вопросы и ответы придумали сами часовые, чтобы вылавливать волков в овечьей шкуре.
Но главную заботу причиняла, конечно, не эта пиротехника, а упорно долбящие танковые колонны: каждый час отмечалось дальнейшее продвижение их на запад. Погода была в сговоре с немцами: облака густым покровом висели над холмами, чуть не цепляясь за верхушки деревьев, и спасали немцев от наблюдения или воздействия с воздуха. Иногда какой-нибудь смелый пилот истребителя П-51 со своей эскадрильей пробивал облака и, проносясь над долинами со скоростью трехсот миль в час, делал, что мог, своими подкрыльными бомбами и пулеметами. Но практически союзные армии с таким же успехом могли бы вовсе не иметь авиации.
При таких условиях просто поразительно, с какой быстротой наш разведывательный отдел сумел составить картину, дающую представление о немецких силах и их возможностях. Объяснение, вероятно, состояло в том, что при всяком прорыве некоторые колонны сбиваются с пути, а некоторые оказываются отрезанными и у захваченных в плен офицеров можно тут же отобрать карты и полученные из первых рук инструкции командирам.
Темп и направление удара вскоре подтвердили наши предположения о целях, которые ставят перед собой немцы. Как показывали флажки на стенной карте, северная граница первоначального прорыва шла с востока на запад, сейчас же к югу от дорожного узла Сен-Вита; южная граница подвигалась на запад, к расположенному на холме городу Бастонь, и через несколько дней обтекла Бастонь, замкнув ее в кольцо.
Мы следили в штабе за всем происходящим и уже засовывали термитные гранаты в пачки наиболее секретных документов, чтобы можно было немедленно их уничтожить, как только на холмах покажутся серые мундиры. Мы пережили несколько неприятных часов, когда передовые патрули третьеразрядной немецкой дивизии появились на дороге в пяти милях от нас и путь им преграждали только сторожевое охранение и кучка саперов. Немецкая дивизия не захотела, однако, вступить в бой, — но к северу от нас дело обстояло иначе.
Брэдли замечательно руководил сражением. Когда в донесениях еще высказывалась мысль, что немецкая атака, возможно, сводится всего лишь к диверсии местного значения, он понимал уже, что немцы действуют всерьез, и двинул все свои силы им навстречу. Отсрочка хотя бы на несколько часов, чтобы все взвесить, как следует разобраться и выждать более точных сообщений с покрытого туманом поля битвы, — могла привести к проигрышу сражения. Брэдли не стал выжидать, он сразу принял меры, и пиитом героического характера. Он снял большую часть армии Паттона с позиций к югу от Люксембурга и двинул ее на север, на выручку Бастони, в сущности, еще до того, как Бастонь была отрезана.
Шел снег, моторизованные дивизии проходили через нашу ставку в Люксембурге и дефилировали под окнами нашего штаба, полузамерзшие, занесенные снегом.
Не прошло и двадцати четырех часов после первой атаки, как Брэдли знал уже, что в начавшейся битве Бастонь и Сен-Вит — это ключевые позиции. Вполне свободных резервов, кроме двух авиадесантных дивизий, стоявших на отдыхе близ Реймса, в пятидесяти милях к западу от Мааса, во Франции не было. Официально эти дивизии ждали, пока их используют в неопределенном будущем, в составе Союзной авиадесантной армии, и подчинялись не 12-й армейской группе, но непосредственно верховному главнокомандованию союзников. Брэдли быстро забрал их у Эйзенхауэра и расположил 101-ш авиадесантную дивизию в Бастони, а 82-ю — за Сен-Витом. Действуя еще быстрее, чем немцы, он перебросил их на место назначения до того, как немецкие танки достигли этих узлов. Еще раньше он успел поставить в Бастони целый полк быстроходных танков — то есть треть 10-й танковой дивизии, чтобы он оборонял форт до подхода пехоты.
На возвышенности у Бастони 101-я дивизия остановила наши отступающие артиллерийские и саперные подразделения, собрала и организовала их. Генерал МакОлифф, командовавший тогда 101-й, твердо решил принять бой. Когда немцы подошли, он был готов встретить их. Правда, вскоре он был окружен и отрезан, но он уничтожал немецкие танки, как только они прорывались сквозь его кордон. Когда немецкий командующий предложил ему капитулировать, он ответил только коротким: "Катись ты…", предоставив немецким лингвистам догадываться, что это может значить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});