– Она говорит правду, – пророкотал подошедший сзади Тугарин. – Василиса Патрикеевна – пятидесятая супруга нашего царя. Хотя я не понимаю, зачем на ее лице сажа – это так теперь принято среди человечьих самок? Зря – это некрасиво.
Василиса торопливо коснулась лица – так и есть, следы копоти. Сама не заметила, когда успела перемазаться. Видно, еще во время полета на Горыныче.
– И еще я не понимаю, что она здесь делает, – положил ей на плечо когтистую ладонь Тугарин, другой рукой отбирая у Репрева шапку-невидимку. – Все жены царя должны находиться в своем загоне… Я отведу ее туда.
Василиса протестующе пискнула. Но могучий людоящер приподнял ее за шкирку одной рукой, встряхнул, будто котенка, и с легкостью потащил к черному зеву Костяного Дворца. Калин, Репрев и Сам-с-Ноготь проводили их равнодушными взглядами.
– Сожрет, небось… – задумчиво сказал Калин.
– Как пить дать, – согласился Сам-с-Ноготь.
Глава 23
Солнце уже закатывалось, когда молодой богатырь верхом на громадном волке подъехал к берегу озера. Когтистые лапы еще некоторое время мерили тропинку, покуда впереди не показалась крохотная речушка, а рядом – старая водяная мельница. Рассохшееся колесо уже давно не вращалось, плотину размыло, жернов вовсе приказал долго жить. Если когда-то на этой мельнице и мололи муку, то еще в незапамятные времена, при дедах-прадедах.
Здесь эти двое и остановились.
Иван резво соскочил наземь, с наслаждением расправляя затекшие ноги и скидывая со спины тяжелую котому. Яромир кувыркнулся через голову и поднялся уже человеком.
– Приехали, – почесал волосатую грудь оборотень.
– Ага, приехали, – согласился Иван. – А куда?
– То ли сам не видишь?.. Белое озеро.
– Мудрено не увидеть…
Здесь Иван против правды не погрешил. Озеро Белое – не лужица, его разве только слепой не заметит. С заката на восход тридцать верст с гаком, да еще полстолька – с полуночи на полудень. Берег в этом месте низкий, болотистый, а дно глубоко – только войди в воду, так сразу с ручками будет. А еще дальше – даже Змей Горыныч целиком нырнет, без остатка.
Вокруг старой мельницы в изобилии растут ивы, ольхи, березы. Голые ветви тоскливо протягиваются к озерной глади бледными руками мертвецов. Пожелтевшие листья еле слышно шуршат – в кроне устроили игру две молодые белки. У полуразрушенной плотины тихо шумит вода, мерцая в лучах закатного солнца. Ветра нет, лишь всплески рыб изредка беспокоият зеркальную гладь. В одном месте со дна поднимается струйка пузырьков – словно дышит кто-то тихонечко.
К восходу от Белого озера город лежит – Белоозеро. Через него большой торговый путь проходит – по реке, по Шексне. Растраивается он здесь, на три дорожки разбегается. На восход торговые гости в Тиборск едут, на закат – в Новгород и море Варяжское, на полудень – в Ростов, Ярославль, Владимир и еще дальше. Только на полуночь большого пути нет – там уже ничего интересного, одни только чудины да карелы дикие. А вот по самому озеру купеческие ладьи ходят вволю, возят товары из города в город, себе и другим пользу приносят.
И еще б охотнее ходили, кабы водяной так не пакостил.
– А чего мы тут-то? – шмыгнул носом Иван, с опаской поглядывая на старую мельницу. – Нехорошее же место, сразу видно…
– Конечно, – спокойно кивнул Яромир, открывая прогнившую дверь.
Та сразу противно заскрипела, взвизгнула и обрушилась – петли заржавели так, что уже ничего не удерживали. Княжич с оборотнем закашлялись от поднявшейся пыли. Иван еще и чихнул – громко так, смачно, оглушительно.
– Отворачивайся, когда чихаешь!.. – брезгливо поморщился Яромир, вытирая забрызганное ухо. – Или хоть нос прикрывай…
Внутри было тихо и пустынно. Жернова давным-давно улетучились, колеса тоже. Только прогнивший насквозь погонный ларь одиноко болтался под потолком. Отовсюду пахло плесенью и запустением.
– Когда-то здесь жил старый мельник, – задумчиво промолвил Яромир. – Муку молол, пиво варил…
– Мельник – пиво? – удивился Иван. – И что – хорошее?
– Нет, как моча. А вот озерному хозяину нравилось – известно, водяные жабью икру за яство почитают, вместо сладкого киселя болотную тину пьют… Вот он старого мельника и привечал – всегда к нему захаживал пива выпить, в работе помогал. А как тот помер – запустела мельница. Никто здесь муку молоть не хотел – боялись водяного. Пытались его задобрить, тоже пивом угощали, да ему не пошло… Такую мочу, какую тот старый мельник варил, никто больше сварить не сумел – тут, видно, особое умение потребно…
– А мы чего сюда?..
– Водяного дожидать будем. Он за этой мельницей доселева приглядывает – беда, коли кого ночью застанет! Непременно утопить попытается. А ты чего встал?.. Доставай харчи. Поработаем малясь, потом поужинаем, да на ночлег…
– Что, прямо здесь?.. на мельнице?..
– Ну а где же еще?.. – рассеянно откликнулся Яромир, ставя упавшую дверь на место и кое-как прикрепляя петли веревочками. – До полуночи эта рухлядь продержится, а больше нам не надо… Давай-давай, не ленись, открывай котому! Чего нам там боярыня в дорогу собрала?..
На скорую руку утолив первый голод, Яромир вытащил из котомы пару деревянных налопатников с железной насадкой, внимательно их осмотрел, звонко щелкнул ногтем и отправился в лес. Воротился он уже с готовыми заступами – сломал пару суков покрепче, да и приделал их заместо рукоятей. Долго, конечно, такие заступы не продержатся, но на некоторое время все же хватит.
Одно орудие Яромир протянул Ивану, за второе взялся сам. Княжич с оборотнем копали споро, торопились – солнце почти закатилось, вместо него из-за деревьев неспешно выползала полная луна.
– А что… Яромир… – пропыхтел Иван, отбрасывая комья земли, – правду ль бают… уф-ф-ф… что вы, оборотни… при полной луне… уф-фф…
– Что в волков оборачиваемся и людей жрем? – с полуслова догадался Яромир.
– Ага…
– Как обычно – где-то правда, где-то кривда, – пожал плечами Яромир, деловито окапывая попавшийся камень. – Если оборотень перевоплощается по своей воле – то когда захочет и на любое время. А вот если оборотень подневольный, проклятый кем-то или заколдованный – то тут уже обычно на какой-нибудь срок. Бывает, что каждую ночь оборачиваешься, бывает – по третьим числам, бывает – вообще всего раз в год, на Волчьи Праздники. А бывает – и в полнолуние. Но это не так часто, чаще всего все-таки каждую ночь. А если оборотень не волколак, а другой какой – так и еще как-нибудь может быть. Бывает так, что оборотень в момент смерти обернется зверем – и все уже, с концами. Обратно в человека больше никак невозможно, человечья личина умерла, только звериная осталась. Так-то вот…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});